Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
Не исключено также, что они определяют цвет собственных крыльев поворотами глазниц и специально выбирают фон с целью маскировки. Во всяком случае современная наука о поведении животных (этология) уже очень много сделала для того, чтобы со всей убедительностью доказать, что те формы поведения, которые ранее считались врожденными и генетически определенными, на самом деле являются приобретенными и определенными опытом, подражанием и другими видами приспособительной деятельности.
Что касается «простой» генетической основы черноты крыльев, то дело здесь обстоит тоже далеко не так просто. «В более чем 90 % случаев индустриального меланизма, – констатируют Отто и Дороти Солбриг, – темная окраска обусловлена одним аллелем, и меланизм наследуется как доминантный менделирующий признак. Известны, однако, случаи, имеющие более сложную генетическую основу. У монашенки окраска самых темных форм контролируется тремя генами. Другие данные показывают, что, хотя генетический контроль этого признака в своей основе прост, его проявление может изменяться и изменяется под действием других генов, входящих в состав генома». (Там же).
Не все просто и интерпретацией результатов скрещиваний белой и черной форм, проводившихся в экспериментальных условиях на протяжении более 50 лет. «Напомним, – указывают авторы книги, – что эти формы различаются по одному гену и поэтому в потомстве следовало ожидать соотношения 1:1. Между тем среди потомков от скрещиваний, проводившихся в 1900–1905 гг., было примерно 47 % меланистов, а от скрещиваний 1953–1956 ггг. – примерно 62 %!». (Там же, с. 215).
Авторы считают это результатом того, что мутантный ген лишь постепенно вписался в биохимический арсенал животного, «притерся» к генетической системе в целом. Но подобный феномен свидетельствует прежде всего о влиянии биологической работы организмов на состояние генетической системы. Авторы, в частности, признают, что при использовании современных методов изучения генетических предпосылок изменчивости организмов, в том числе и метода гель-электрофореза многое остается неясным и еще предстоит, «в частности, выяснить, какая часть наблюдаемй изменчивости обусловлена аллельной изменчиовстью структурного гена, а какая – посттрансляционной модификацией». (Там же, с. 256).
Д. Гродницкий вслед за М. Шишкиным рассматривает меланизм березовой пяденицы не как пример, подтверждающий справедливость отстаиваемого СТЭ сценария видообразования, а как раз наоборот – как проявление стабильности вида, его способности выживать и оставаться относительно неизменным при неблагоприятных изменениях экологической среды. Это чрезвычайно важное положение.
Ход рассуждений Д. Гродницкого и М. Шишкина таков. Допустим, что динамика роста численности темных форм пяденицы и сокращения численности светлых происходит в полном соответствии со сценарием СТЭ, т. е. на основе мутации гена, образовавшей темную форму и ее преимущественному размножению и выживанию при покровительственном действии отбора.
Но является ли это эволюционным изменением, экстраполяция динамики которого доказывает справедливость предлагаемого сценария видообразования? Приведет ли динамика сдвигов генных частот когда-нибудь к появлению нового вида? М. Шишкин, а вслед за ним Д. Гродницкий отвечают на этот вопрос отрицательно.
Такая динамика свидетельствует не о постепенной трансформации одного вида в другой на основе случайных генетических изменений, а о способности вида, оставаясь в относительно неизменном, слегка флуктуированном состоянии, приспосабливаться к опасным для него, потенциально катастрофическим изменениям экологического окружения. Эта способность представляет собой фактор устойчивости, а не трансформации вида, проявление популяционного гомеостаза, а не перехода популяции в новый вид.
«Это эволюционное изменение – процесс происхождения темной формы пяденицы, – пишет Д. Гродницкий, – когда-то состоялось и осталось незарегистрированным. Отмеченное после этого изменение частот встречаемости заранее сформированных фенотипов скорее следует рассматриваться как гомеостаз на уровне популяции: имеется два различных фенотипа, адаптированные к разным нишам; при смене условий существования популяция плавно переходит на соответствующее соотношение фенотипов». (Гродницкий Д.П. Две теории биологической эволюции – Красноярск, 2000 – 180 с., с. 42). Здесь изложен один из важнейших аргументов против всего геноцентрического сценария синтетической теории, а не только против доказательства эффективности отбора наследственных изменений в видообразовательном процессе.
Наряду с потемнением березовых пядениц к числу наиболее наглядных и не вызывающих сомнений примеров отбора наследственных изменений по сценарию современного неодарвинизма его сторонниками относятся явления так называемой мимикрии (от греч. «мимикос» – подражательный) – приобретаемой эволюционным путем способности многих видов животных и растений образовывать сходство с предметами живой или неживой природы и замаскировывать тем самым свое присутствие для обретения защищенности от естественных врагов или скрытного приближения к добыче.
Во многих учебниках, монографиях и статьях по синтетической теории эволюции мимикрия рассматривается как явление, которое вполне объяснено посредством представлений о точной «подгонке» облика животных-подражателей под облик оригиналов длительно действовавшим отбором мелких мутаций, накопленных в генофондах популяций. При этом постоянно утверждается, что данное явление в принципе необъяснимо никакими альтернативными представлениями и концепциями.
Однако истолкование мимикрии в духе геноцентризма, кажущееся столь очевидным и принимаемое на веру, при более пристальном рассмотрении наталкивается на ряд моментов, которые не только ставят его под сомнение, но и подводят его под тезис «очевидное невероятно».
Как известно, в природе наукой выделены два вида мимикрии, названные по фамилиям их первооткрывателей Г. Бейтса и Ф. Мюллера. Бейтсовская мимикрия заключается в способности некоторых видов слабо защищенных животных (особенно насекомых и, в частности, мух и бабочек) образовывать в процессе эволюции сходство по окраске и строению тела с лучше защищенными (несъедобными, дурно пахнущими, ядовитыми или специально вооруженными) видами.
Доводы, приведенные Л. Давиташвили, ставят под сомнение претензии на доказательность геноцентристского объяснения бейтсоквской мимикрии. Дело в том, что в бейтсовском и последующем неодарвинистском объяснении мимикрии заложен своеобразный антропоморфизм: животные как бы надевают своеобразные «маскировочные халаты», чтобы походить на лучше вооруженных животных и уцелеть при пролете хищников.
Ч. Дарвин в свое время бурно приветствовал книгу Бейтса и написал к ней предисловие, но затем охладел к попытке Бейтса приписать возникновение мимикрии только действию отбора и отказался от включения примеров с мимикрией в поздние прижизненные издания «Происхождения видов».
Доводы, приведенные Л. Давиташвили, вскрывают проблематичность и даже маловероятность возникновения мимикрии путем отбора случайно возникающих наследственных изменений. Чтобы мимикрия возникла действительно как мимикрия, т. е. как направленное дифференциальной смертностью от хищников подобие строения и окраски, необходимо выполнение целого ряда условий.
Во-первых, необходимо, чтобы вид-имитатор и вид-оригинал обитали обязательно в одной и то же местности. Но, как показал российский биолог-эволюционист Л. Берг, это условие выполняется далеко не всегда: сходство, образующее подобие мимикрии, может быть присуще видам, обитающим и в разных местностях, и в разных регионах, и даже на разных континентах. Во-вторых, эволюция рисунка поверхности вида-подражателя должна протекать так быстро, чтобы успеть уподобиться рисунку копируемого вида. В-третьих, эволюция этого рисунка и вида-подражателя не должна и опережать эволюцию копируемого вила. В – четвертых, численность популяций видов-подражателей должна значительно уступать численности видов-оригиналов, обитающих в той же местности, поскольку в противном случае поедание птицами и другими хищниками возрастет настолько, что воспрепятствует точности подобия оригиналу. (Давиташвили Л.Ш. Эволюционное учение, т. 1. – Тбилиси: Мецниереба, 1977 – 477 с., с. 215). В-пятых, гипотеза бейтсовской мимикрии направлена на объяснение происхождения рисунка у видов-имитаторов, но абстрагируется от рассмотрения всего многообразия факторов, которые могли повлиять на становление рисунка видов– оригиналов. Но рисунок у видов-оригиналов также мог иметь адаптивное значение, и нет никаких оснований полагать, что такое же адаптивное значение не могло иметь образование подобного рисунка у видов-подражателей и что его формирование определили те же факторы внешней среды, что и у видов-оригиналов. (Там же, с. 216).
