Евгений Жаринов - Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Творческой атмосферой для Федерико Феллини была сутолока, шум, разговоры, всяческий беспорядок. Поразительно, но без всей этой толкучки он не мог сосредоточиться.
«У Федерико не было написанных ролей, готового сценария, – вспоминает Кардинале, – зато были листочки бумаги с какими-нибудь репликами, которые тебе всучали в последнюю минуту. На площадке царила атмосфера полнейшей импровизации. Моим партнёром в «8 1/2» был Марчелло Мастроянни. За минуту до начала съёмок Феллини становился передо мной вместо Марчелло и что-то говорил, придумывая реплики на ходу. А я отвечала. Вот это и были настоящие диалоги фильма.
А сниматься у Федерико – настоящий «хэппенинг»
Сам Феллини писал по этому поводу: «Одно время я хотел назвать фильм «Полное смятение» или же «Полная исповедь», но эти названия меня не удовлетворяли. Однако какое-то название фильму всё равно надо было дать по чисто канцелярским причинам – хотя бы чтобы указать его в договорах с актёрами, в различных наших обязательствах. Тогда я дал ему временное название. Я поставил семь с половиной фильмов, а этот фильм был восьмой с половиной. Так в конце концов это название и осталось».
Оригинальное название «8 1/2» объясняется довольно просто – это восьмой с половиной фильм Федерико Феллини. Ранее он снял шесть полнометражных и две короткометражных (которые посчитал за одну) ленты, а также «Огни варьете», созданные в сотворчестве с Альберто Латтуадой (та самая искомая «половинка»).
Съемочный период: 9 мая – 14 октября 1962.
Во время съемок Феллини прикрепил к кинокамере записку: «Помни, что это комедия».
Фильм послужил основой бродвейского спектакля «Nine», который завоевал премию «Тони».
Ходят слухи, что изначально Феллини хотел снять в роли Гвидо Лоуренса Оливье.
Фильм Феллини является одним из самых новаторских кинопроизведений 60-х годов XX века. Автор картины снимает фильм о самом себе. Режиссер Гвидо делает попытку создать фильм о спасении после ядерной катастрофы, начинает актёрские пробы, утверждает смету, но не посвящает никого в свой замысел.
Зритель попадает в сознание режиссёра, включается в его творческое поле, входит в бесконечную игру фантазий, где отображение действительности обозначает её преображение.
Фильм «8 1/2» критики относят к классике мирового кинематографа и к числу лучших фильмов Феллини. Режиссёр попытался перенести на экран свой внутренний мир, те тонкие импульсы, которые влияют на создание картины.
Язык монтажных сопоставлений Феллини, так называемый «поток сознания», был заимствован из творчества Бергмана, который впервые ввел его в своем фильме «Земляничная Поляна». Позже этот прием был использован Антониони и Тарковским в «Зеркале».
Кадр из фильма '8 с половиной'. Режиссер – Федерико Феллини. 1963.
Изобразительно-монтажные эксперименты Феллини в фильме «8 1/2» стали крупнейшеим открытием в киноязыке нового времени. Общепринятым методом экранного совмещения «реальных» событий с элементами внутреннего мира человека (воспоминаниями, сновидениями, желаниями) до сих пор являлось использование всевозможных стилистических эффектов, подчеркивающих этот контраст: наплывы, съемки через создающие эффект тумана светофильтры, искаженные пропорции и прочие. «Картинка» сама за себя говорила зрителю, где есть реальность, а где фантазия.
У Феллини же эти два мира никак не выделяемы ни драматургически, ни с помощью каких-либо условных экранных приемов. Эта техника, получившая в киноведении название «поток сознания», была предсказана Сергеем Эйзенштейном в начале 1930 и частично разработана Ингмаром Бергманом в фильме «Земляничная поляна» (Smultronstallet, 1957, а впоследствии доведена им же до логического итога в картине «Персона» (Persona, 1966). Разнообразие возможностей применения техники потока сознания в кино продемонстрировало, что киноязык по своей широте и гибкости не уступает языку словесному: до тех пор такими способностями в показе внутреннего мира человека обладала только литература.
Эстетика у Феллини, как и всегда, стоит на первом месте, и каждая сцена представляет интерес, как тщательно спланированный и поставленный спектакль, чтобы еще больше убедить зрителя в ирреальности происходящего. При съемках не использовалось никаких специальных трюков, извращающих реальность или четкость картинки, за счет чего эта смелая фантазия кажется реальной, ведь самое удивительное, что происходит в кадре, – сочетание образов, которые не могли встретиться на самом деле. Возможно, оттого в фильме и появляется построенная за 70 миллионов, реальная стартовая площадка для космического корабля, а не используется стандартный «задник». И, тем не менее, чувствуется лоск и художественный вкус в подборе съемочных площадок и актерского состава, где даже отвращающие образы вызывают восхищение своей гармонией. Порой даже удивляешься, что у человека, способного снимать настолько красивые и продуманные сцены, вообще мог быть творческий кризис, и даже если фильм был задуман в трудный период, то снят-то уж точно на волне прилива внутренних сил.
Феллини создал осмысленный фильм из, казалось бы, бессвязного набора бессодержательных сцен теми же средствами, что и Пикассо в «Мистерии Пикассо» (1956): обе работы показывают художника в момент работы, в обоих случаях результат нематериален и не так важен, как сам творческий процесс.
Сам режиссер о своей творческой задаче писал следующее:
«Я хотел создать фильм, который должен был бы явиться портретом человеческого существа во многих измерениях, то есть постараться показать человека во всей его совокупности – показать всю вселенную, которую представляет собой человек. Поэтому я задумал поставить фильм, в котором рассказывалось бы о человеке в различных планах, то есть в плане его физической жизни, в плане его чувств, а также в плане его мечтаний, его воспоминаний, воображения, предчувствий, рассказать об этом так, чтобы из хаотического, противоречивого, путаного общего возникало бы человеческое существо во всей своей сложности».
Одно время считалось, что в карьере Федерико Феллини все пошло не так, когда он отказался от реализма в угоду личной фантазии; что, начиная с «Ла Дольче Вита» (1959), его творчество стало с трудом продираться сквозь дикие джунгли теорий Фрейда и Юнга, христианско-сексуальной образности и непроходимые заросли автобиографичности. Точное наблюдение за действительностью в «Ла страда» (Дорога) (1954) стало высшим воплощением его карьеры как художника-реалиста. Но он предал свои неореалистический принципы в угоду нездоровому нарциссиму и поэтому многое потерял как великий реалист. «Ла Дольче Вита» – это, по мнению некоторых критиков старой школы, уже никуда не годилось, «8 1/2» (1963) воспринимались как откровенный творческий бред, а ко времени появления фильма «Джульетта и духи» (1965) можно было говорить о полном провале, художественном фиаско. И потом процесс падения только нарастал. И так продолжалось вплоть до 1987 года, за исключением, может быть, его ностальгической картины «Амаркорд» (1974).
В числе «гонителей» на фильм Феллини была известная критикесса Полина Каэль, назвавшая фильм «структурной катастрофой». Зато она сделала точное наблюдение, что так же, как и в «Сладкой жизни», в фильме «8 1/2» Феллини потакает представлениям публики о развращенности богатых и одаренных людей. В «8 1/2» Феллини создает миф о жизни успешного гения.
Косвенное подтверждение словам Каэль можно найти в статье Михаила Ромма, посвященной монтажу аттракционов Эйзенштейна.
Разбирая фильмы Феллини, он находит «Сладкую жизнь» великолепным фильмом, значительно более лучшим, чем «8 1/2». Он считает, что «оба фильма практически лишены сюжета, в них с трудом можно проследить костяк, на который нанизывается шашлык аттракционов».
При этом в «Сладкой жизни» Ромм обнаруживает «острую критику современного буржуазного общества». Этот фильм кажется ему не просто «острым», но и, очевидно, достоверным, убедительным фильмом.
Ромм пишет, что после второго просмотра ему стал понятен механизм картины «8 1/2», и многое ему не очень понравилось. Однако он не пишет, что не понравилось конкретно. Надо полагать, что картина, как минимум, показалась ему надуманной и недостоверной.
Но подобная точка зрения представляется нам не совсем состоятельной. Прежде всего потому, что когда мы говорим о кинематографе Феллини, о его неповторимом стиле, то сразу же вспоминаем и его «Сладкую жизнь», и «8 1/2». Его ранние же фильмы, очаровательные и трогательные, бесспорно несут на себе этот исключительно феллиневский шарм, но он как-то задавлен тяжелыми принципами итальянского неореализма и реализма вообще. Дело в том, что художник Феллини по своей природе далек от всяческого реализма и так называемой правды жизни. Как-то в одном из своих интервью он признавался, что если бы ему пришлось снимать фильм про рыбу, то он всё равно снимал бы фильм про самого себя и никак иначе. Феллини – это ярко выраженный интроверт в искусстве, для которого проблемы его собственного внутреннего «я» куда важнее проблем окружающего мира.
