Элизабет Эбботт - История целибата
И дальше в полный голос: «Разве это справедливо, по-вашему, мужчины, которые знают, как добиться справедливой оплаты труда, судить ее или говорить, что это ее вина?»[739]
Мечта Хопкинс о том, чтобы искоренить проституцию (а не юридически ее оформить), сводилась к созданию трех типов сосуществующих муниципальных обществ. В их число должны были бы войти мужские союзы непорочности, помогающие мужчинам контролировать самих себя; комитеты добровольцев, следящие за их поведением и наказывающие тех, кто себя недостойно ведет; и женские ассоциации, работающие непосредственно с девушками, относящимися к группе риска. Предложения Хопкинс были столь же радикальными, как и предложения Мандевиля. Каждого отдельного мужчину, ощущавшего собственную вину, можно было убедить взять на себя ответственность за свои действия и прекратить грешить.
Другая группа, к которой принадлежала Хопкинс, созданный в 1881 г. «Союз моральных реформ», отвергала двойной стандарт и провозглашала в качестве принципа соблюдение мужчинами и женщинами единых моральных норм. Члены «Союза» были убеждены в том, что и те, и другие могли быть целомудренны, а также осуждали как кощунственную фантазию придуманное за сто лет до этого Мандевилем положение о том, что проституция необходима для меньшинства, чтобы обеспечить моральную чистоту большинства. Члены «Союза» стремились лишь к тому, чтобы мужчины были добродетельны и нравственны[740]. Законы о заразных заболеваниях, по их мнению, были несправедливыми, поскольку основывались на двойном стандарте и на оскорбительном положении о том, что для более отлаженного развития общества необходимы продажные женщины[741]. Вот так-то, доктор Мандевиль!
Десятилетия, на протяжении которых люди терпели произвол и чудовищное высокомерие самих законов, привели к временной приостановке их действия в 1883 г. и к полной отмене три года спустя. Высоконравственные феминистки ликовали, но их восторг сводился на нет реальным положением вещей, при котором проституция продолжала процветать, воспринимаясь ими как кошмарная деградация женственности. Совращенную служанку, как и раньше, выбрасывали на улицу, если она беременела. Уличную проститутку, пристававшую к мужчине, как и раньше, могли посадить в тюрьму. Битва против законов о заразных заболеваниях была выиграна, но война с проституцией и двойным стандартом продолжалась.
Борцы за высокую нравственность подходили к проблеме с разных сторон. Одни поддерживали точку зрения о том, что мужское сексуальное желание требует неотложного удовлетворения и его нельзя сдерживать. На протяжении столетий, с тех пор, когда охваченные похотью женщины были исключены из морального лексикона и заменены на охваченных похотью мужчин, неудержимая мужская потребность оправдывала проституцию и другие сексуальные надругательства. Если бы это можно было изложить так, как это было, а не как далекий от науки вымысел, тогда самоконтроль получил бы новые возможности по мере того, как мужчины (и женщины) учились бы смотреть на мужскую сексуальность как на нормальное физическое качество, схожее с другими потребностями организма. Мужчина, одолевший слабую женщину какими-то приемами или просто силой мускулов, должен считаться распутным негодяем, человеком, набившим себе рот котлетами, которые он похитил с тарелок других людей. Как сказала об этом одна из участниц движения за равноправие женщин,
мужчина или женщина, неспособные к сексуальному самоконтролю, должны ходить на четырех ногах, а не на двух, поскольку отсутствие самоконтроля несовместимо с природой человека[742].
Другой миф, нуждавшийся в развенчании, основывался на тезисе о том, что целибат ослабляет мужскую физиологию, поскольку, как это ни странно, миллионы мужчин беспокоились о потере даже одной капли спермы, в то время как другие встревоженно наблюдали на своих целомудренных половых органах признаки атрофии[743]. Медицинские учреждения внесли в обсуждение свой вклад, и отдельные врачи публично признали, что современная научная мысль выступает против стойкого предрассудка, в соответствии с которым целомудрие наносит мужчинам физический вред. (Даже сегодня есть еще мужчины и женщины, отзывающиеся о целибате с позиций старой ереси, сохраняющей для них актуальность по сей день: «Если ты это не тратишь, тогда ты это утратишь».)
Около полутора столетий спустя после того, как Мандевиль написал «Благопристойную защиту публичных домов…», движение за моральную чистоту продолжает сталкиваться с теми же проблемами, но теперь оно предлагает их диаметрально противоположные решения. Как полагают его члены, целомудрие беззащитных молодых женщин составляет их право, на которое посягают потворствующие своим прихотям мужчины. С другой стороны, целомудрие мужчин представляет собой благородное моральное средство самоконтроля, составляющее самую лучшую защиту против сексуальных надругательств над женщинами.
Девственница за пять фунтов перевесила весы правосудия
После отмены законов о заразных заболеваниях сторонники нравственной непорочности и другие реформисты сосредоточили внимание на возрасте проституток. В Англии возраст согласия на вступление в половые отношения составлял двенадцать лет. Взрослые мужчины усердно разыскивали еще не достигших половой зрелости девушек-подростков, зная, что по закону им ничего не грозило. Некоторые из них были педофилами, но чаще их заинтересованность объяснялась стремлением защитить себя от венерических заболеваний, отсутствующих у девственниц. В связи с этим на рынке проституции возрос спрос на очень молодых девушек, многие из которых на деле уже не были девственницами. Сопротивление изменению такого положения вещей было мощным и упорным. Многие законодатели сами принадлежали к числу нераскаявшихся завсегдатаев публичных домов, сопротивлявшихся всем попыткам изменения законов. В 1875 г. они немного уступили и подняли возраст согласия на вступление в половые отношения до тринадцати лет. Сторонники нравственных реформ увидели в этом циничное подтверждение принципов двойного стандарта. Девушки старше тринадцати лет из нижних слоев общества, по сути дела, оставались беззащитными, и мужчины, принадлежавшие ко всем сословиям, видели в них законную добычу.
На протяжении целых десяти лет, пока все внимание было сосредоточено на законах о заразных болезнях, больше ничего не менялось. В 1885 г. титанические усилия реформистов и воинствующего журналиста Уильяма Томаса Стеда убедили сомневавшихся законодателей поднять возраст согласия до более приемлемых шестнадцати лет.
Стед был сыном приходского священника и любящего отца шестерых детей. В возрасте шестидесяти двух лет он утонул на «Титанике», спокойно читая в каюте первого класса для курящих свое имя в списке кандидатов на Нобелевскую премию. Он обреченно плыл на мирную конференцию, в которой должен был принимать участие. Будучи в расцвете сил, Стед использовал свою должность редактора в «Пэлл-Мэлл газетт» для исследования и разоблачения пороков и несправедливости в обществе, в котором жил. Его журналистская кампания об обесчещенных девушках, привлекшая широкое внимание, была необычайно оригинальной[744]. Сначала он нашел в Лондоне полицейского офицера, готового рассказать ему о том, насколько плохо закон защищал девушек. Когда Стед спросил,
правда ли, что если бы я сейчас пошел в определенные <публичные> дома, имея хорошие рекомендации, содержатели за наличные в условленное время предоставили бы мне девственницу – настоящий товар, я имею в виду не просто проститутку, выдаваемую за девицу, но девушку, которая еще не была совращена? –
полицейский источник без тени сомнений ответил: «Конечно».
Определившись с ситуацией в этом вопросе, Стед выразил свою точку зрения в гораздо более выразительной форме, значительно превосходившей по воздействию на читателя применявшиеся тогда исследовательские и репортерские технические приемы работы. Через содержательницу публичного дома, некую миссис Армстронг, он и в самом деле вел переговоры с одной матерью-алкоголичкой о покупке ее девственной дочери Элизы (псевдоним для Лили) – «яркой, свежей девочки, которой исполнилось тринадцать лет на прошлое Рождество». Стед и Армстронг заключили сделку, и Элиза перешла к нему за цену в пять фунтов стерлингов. Однако перед тем, как выплатить сумму полностью, Стед отдал девочку для профессионального обследования ее девственности мадам Муре, акушерке, делавшей аборты, и повитухе, «чей опыт в определении физических признаков девственности был профессионально признанным». После непродолжительного осмотра мадам Муре выдала письменное подтверждение девственности. Она даже была настолько взволнованна, что не смогла удержаться от восклицания, когда сказала Стеду, полагая, что он должен был лишить молоденькую Элизу девственности: «У нее все такое маленькое, что ей будет очень больно. Надеюсь, вы не будете с ней слишком жестоки».
