Элизабет Эбботт - История целибата
Это наследие рабства умирало медленной смертью. Рожденный в XX в. в штате Миссисипи писатель Уилли Моррис вспоминал, что ему было двенадцать лет, когда он понял, что половой акт не был исключительным уделом черных женщин, обуреваемых животными страстями, и белых мужчин, но и белые женщины тоже являются сексуальными существами[754].
Двойной стандарт Юга, в котором сочеталось целомудрие белых женщин и похотливость белых мужчин, удовлетворявших ее прежде всего с черными женщинами, означал, что белые и черные женщины имели радикально отличавшийся личный опыт. Белые женщины должны были любой ценой сохранять целомудрие, постоянно помня о том, что их мужчины, когда им захочется, могли грешить с черными женщинами, нередко даже не пытаясь скрыть свою неверность. Миф о невинности белой красавицы должен был сильно действовать на нервы женщине, чей муж был привязан к рабыне, которой стелил постель в доме своей семьи. Негритянки, со своей стороны, должны были иметь дело как со своими мужчинами, так и с домогательствами белых сластолюбцев. Многие успешно сопротивлялись такому нежелательному вниманию, а некоторые чернокожие мужчины даже погибали, защищая своих женщин. Тем не менее, высокий уровень метизации является доказательством того, что рабовладение предоставляло больше преимуществ белым мужчинам в ущерб остальным[755].
Рассмотрение этого с позиции миллионов людей до Гражданской войны вело к обидному вопросу: а что было бы, если бы чернокожие мужчины обратили свои взгляды на – спаси Господи и закон! – белых женщин? Что, если, как нередко говорили сторонники рабства аболиционистам, чернокожему мужчине захочется жениться на дочери белого мужчины?
Аболиционисты в ответ на это жуткое заявление гнули свое. Такие, как Уильям Ллойд Гаррисон, утверждали, что «рабовладельцев, в принципе, это обстоятельство смущает в последнюю очередь; поскольку, как представляется, им очень импонирует смешение рас»[756]. Другие доказывали, что белые мужчины причиняли черным женщинам столько зла, что подвергали риску со стороны разъяренных черных мужчин собственных жен и дочерей. Отмена рабства ускорила бы окончание такого недопустимого положения вещей и освободила бы как беззащитных белых женщин, так и рабов. Это был один из самых сильных контраргументов аболиционистов против террора сторонников рабовладения, ссылавшихся на буйную сексуальность черных мужчин.
Другая стратегия аболиционистов была направлена на укрепление их собственной нравственности через строгое соблюдение положений моральной чистоты – от подавления похоти до ослабления физических желаний сексуального характера слабым отваром пшеничной муки грубого помола. (Многие фанатично верили в то, что мука обладает свойствами нравственного очищения, хотя на деле она улучшает лишь перистальтику кишечника.) Аболиционисты стремились искоренить не только двойной стандарт рабства, при котором мужчины и женщины с разным цветом кожи были неравны, но и двойной стандарт половой принадлежности[757]. Однако белые южанки не поддерживали эту кампанию. Они хотели покончить с двойным сексуальным стандартом, вызывавшим у них тяжкие унижения и ревность. Тем не менее они совершенно не были заинтересованы в том, чтобы покончить с рабовладением – институтом, освобождавшим их от непрестанных хозяйственных обязанностей по дому, выполняемых за них принадлежавшими к тому же полу соперницами.
Конечно, не все белые южане были разнузданными развратниками. В монографии «Неси свои воды, Иордан» Юджин Дженовезе цитирует Дэвида Гэвина, сорокачетырехлетнего холостяка, обеспокоенного тем, что его продолжительный целибат вызывает различные проблемы со здоровьем. Этот девственник был исключением, но не сумасбродным. Многие мужчины по просьбе издателей «Медицинского и хирургического журнала Нового Орлеана» подолгу соблюдали целибат, что позволило опубликовать там статью, предупреждавшую о последствиях этого: «болезненно чувствительное состояние анализов, головные боли, плохое самочувствие и т. д., а также ночные семяизвержения». Как и Север, Юг менялся. «К началу XIX в., – делал вывод Дженовезе, – многие рабовладельцы стали придерживаться строгих правил, хотя среди них было достаточно исключений, чтобы создавать проблемы в своих кварталах»[758].
Дважды двойной стандарт Юга, добавивший половую дискриминацию и расизм к сложному вареву, насильственная девственность только для незамужних белых женщин и целибат для белых вдов, сохранился и расцвел после отмены рабства. Довоенное беспокойство по поводу черных мужчин усилилось до состояния коллективной паранойи. Столетия сексуальных правонарушений убедили белых мужчин в том, что черные мужчины тоже похотливы и испытывают страстное желание ко всем белым женщинам. В результате любой черный мужчина, хотя бы только заподозренный в сексуальном домогательстве к белой женщине, становился кандидатом для самосуда. (Такой была враждебная и настороженная обстановка, в которой выживал отец Дивайн, проповедуя на Юге.)
До 1880 г. банды, занимавшиеся линчеванием, часто состояли из убийц с равными возможностями, без разбора вешавшими и черных, и белых. Позже около 80 процентов жертв были чернокожими мужчинами. Линчевание, в основном происходившее в жаркие летние месяцы, нередко сопровождалось пытками. Одной из самых распространенных была кастрация. Типичную картину линчевания представляла собой расправа с Клодом Нилом в Марианне, штат Флорида, в октябре 1934 г.:
После того как отвели черномазого в лес… ему отрезали половой член и заставили его съесть. Потом они отрезали ему яйца и заставили его их съесть, приговаривая при этом, что они ему нравятся[759].
После продолжительных и невыразимо кошмарных пыток Нил умер.
С точки зрения тех, кто был связан с линчеванием, любая метизация была результатом рождения ребенка от черной матери и белого отца, а не от белой женщины и черного мужчины. В основе двух тысяч восьмисот пяти подтвержденных линчеваний в южных штатах, проведенных между 1882 и 1930 гг., наверняка лежали причины сексуального характера. Но увечье половых органов, так часто предшествовавшее казни, ясно свидетельствует о том, насколько белых волновала сексуальность черных мужчин. Одновременно это обстоятельство отчетливо дает понять, как обусловленный чувством вины террор превращался в непристойную ненависть. Отмена рабства не смогла сокрушить двойной стандарт отношений, практиковавшийся на Юге, скорее это событие даже усилило и ужесточило неравенство во всех его многочисленных непростых проявлениях.
Средства поддержания непорочности
Пояса целомудрия
[760]
Всем нам доводилось слышать о поясах целомудрия, над которыми, возможно, мы нередко подшучивали. У нас были смутные представления о том, что они использовались когда-то давно, в былые времена. Если напрячься, мы даже могли бы грубо изобразить их устройство. Разве не были они жуткими хитроумными приспособлениями, скрепленными вокруг злосчастных женских чресл как огромные, зубастые как пила, металлические женские гигиенические пакеты «Котекс»? Разве не надевали их женам ревнивые мужья перед тем, как отправиться в долгое путешествие? Разве не были некоторые из этих мужей благочестивыми крестоносцами, покинувшими цивилизованную Европу для обращения язычников в христианскую веру? Или все было наоборот, и крестоносцы, возвращавшиеся после иноземных завоеваний, привозили с собой эти экзотические безобразия в качестве трофеев?
На самом деле пояса целомудрия представляли собой чрезвычайную редкость. Единорогами они, конечно, не были – пояса целомудрия действительно существовали, но в литературе и народном воображении они представлены гораздо шире, чем в качестве реальных приспособлений. В Европе только самые жестокие и одержимые мужчины заставляли своих женщин их использовать. Тем не менее число таких невезучих женщин измерялось по крайней мере сотнями. Неудобства, затруднения, унижения, а часто и мучения от того, что эти приспособления сильно натирали кожу, были жуткой ценой, которую платили женщины за гарантию исключительного доступа мужей к их телам.
В Европе пояса целомудрия, как кольчуги для половых органов, предназначались для большей надежности хранения женщинами верности супругам. Этим, насколько нам известно, они отличались от аналогичных устройств (хотя и не таких, как у индейцев шайеннов, сделанных из веревок и сыромятной кожи), от бинтования ног, как в Китае, от женского обрезания, как в Африке, – использовавшихся, прежде всего, для защиты девственности у девушек.
Большинство поясов целомудрия, подлинность которых установлена, дошли до нас от конца XVI – начала XVII в. Несколько судебных дел рассматривались из-за ран, причиненных женщинам, носившим их. Одним из причастных к ним мужчин был ревнивый датчанин, заставивший жену носить пояс целомудрия. В течение нескольких месяцев она терпела боль, доставляемую этим приспособлением, пока в дело не вмешались подруги, настоявшие на том, чтобы она его сняла. Ее проблемы получили известность, и последовал гневный протест. Мужа этой женщины вызвали в суд, где ему было запрещено впредь так жестоко обходиться с женой. Однако в 1892 г. француз по имени Уфферт соблазнил девушку, а потом стал так сильно ее ревновать, что заставил надеть пояс целомудрия. Что случилось после этого, неизвестно, но есть сведения о том, что в газетах того времени иногда печатались объявления желающих приобрести такие вещи.
