Элизабет Эбботт - История целибата
Для отчаявшихся, безрассудных или обесчещенных женщин зов улицы был непреодолимо притягательным. Откликаясь на него, женщина получала небольшой дополнительный доход к зарплате, выплачиваемой ей на основной дневной работе. Генри Мэйхью, журналист, занимавшийся независимыми расследованиями, и автор, чьи разоблачительные статьи о бурлившем, страдавшем рабочем классе Лондона в середине XIX в. продолжают поражать читателя, когда, например, выясняется, что белошвейка, сшивавшая молескиновые штаны, могла заработать за неделю пять шиллингов и шесть пенсов, работая по шестнадцать часов в день, а когда работы было мало, ей оставалось либо голодать, либо «пойти по дурной дорожке» и торговать своим телом[731].
Поскольку очень многие женщины стремились удержаться на плаву шитьем, кружевными работами и другими ремеслами, время от времени прибегая к проституции, конкуренция была жестокая. В результате доходы оставались низкими, аресты и заключения в тюрьму частыми, а их нездоровые тела были восприимчивы к венерическим заболеваниям. Некоторым удавалось поддерживать себя одной проституцией, удачливые и смышленые девицы добивались большего – они с успехом использовали свои любовные навыки для того, чтобы выйти замуж. «Почему бы нам этого не делать? – спрашивала одна самоуверенная уличная проститутка. – Мы красивы, хорошо одеваемся, можем уговорить мужчин и добиться их расположения, обращаясь к их страстям и чувствам»[732].
Но во второй половине XIX в. венерические болезни поразили стаю «винчестерских гусынь» того времени, и проституция, как и двойной стандарт, стала предметом озабоченности реформаторов всех направлений. В предшествующие столетия, несмотря на тревогу, которую бил Мандевиль, уровень смертности от так называемой французской чумы (такое имя дали в Англии сифилису), как полагали, был незначительным. Согласно спискам умерших, в Лондоне в 1813 г. от него погибло одиннадцать человек, в 1817 г. – восемьдесят шесть и соответственно только девятнадцать и четырнадцать в 1818 и 1819 гг. У проституток, их клиентов и случайно зараженных ими людей появлялись отвратительные симптомы, подтачивавшие здоровье, но врачи могли обеспечить большинству пациентов эффективное лечение, восстанавливавшее здоровье. На протяжении столетий венерические болезни рассматривались скорее как тревожная проблема, а не критическая.
В 1864 г., после того как ужаснувшиеся медицинские чиновники доложили о том, что гонореей и сифилисом заражены до 30 процентов военнослужащих в британских гарнизонных городах, включая многие порты, произошла радикальная перемена. Под вопрос была поставлена военная мощь нации. В панических попытках ликвидировать или, по крайней мере, контролировать такие заболевания среди солдат и матросов с 1864 по 1869 г. парламент принял ряд законов о заразных заболеваниях. Эти законы давали право полиции в тех городах, где были расположены важные военные объекты, арестовывать любых подозрительных проституток и принуждать их проводить влагалищное исследование каждые две недели. Зараженные женщины (но не мужчины) могли быть госпитализированы на срок до девяти месяцев[733].
Цель этих мероприятий состояла в снижении риска заражения венерической инфекцией через контроль проституток, но на деле они обернулись преследованиями тысяч женщин, как сексуально активных, так и пассивных. Жертвой их могла стать любая женщина, оказавшаяся одна в публичном месте без определенной цели. Бездомных девушек постоянно задерживали, болезненно обследовали, а одна вдова после этого наложила на себя руки[734]. Женщин, достаточно смелых, чтобы сопротивляться произволу, обвиняли в полицейских судах, где их слову противостояло слово государственного агента в гражданской одежде. Кроме того, проституток, но не их клиентов, судили в уголовном суде. «Что вы думаете, когда девку отсылают в Брайдуэлл <тюрьму>, а парню, который ее совратил, ничего не делают, хотя иногда она незамужняя, а он женат?» – задавал вопрос один из противников двойного стандарта[735].
До принятия законов о заразных заболеваниях против проституции и лежащей в ее основе моральной двойственности особенно резких обвинений не выдвигалось. Но эти законы, воплотившие в себе худшие черты двойного стандарта, спровоцировали обоснованный и широкий протест. Одна группа их критиков предложила новое решение, о котором доктор Мандевиль не писал в своем очерке о необузданном блуде: чтобы мужчины с ним покончили. Возможно, они выступали за целомудрие мужчин? Как же это должно было противоречить здравому смыслу, учитывая их естественно распутную натуру и неудержимые сексуальные порывы! (Такое решение удивило бы древних ацтеков, китайцев, греков и несколько миллионов других людей, которые «знали»: когда дело доходило до сексуальных желаний, виновницей всегда оказывалась женщина.) И тем не менее, если бы только мужчины могли держать себя в руках (речь не идет о напоминающих мастурбацию пожатиях рук, которые так огорчали участников движения за мужскую непорочность) и просто сказать себе: «Нет!»
Так, по крайней мере, полагали в Обществе праведности Англиканской церкви, а также тысячи активисток-феминисток позднего периода викторианской Англии. Это общество было образовано по инициативе Джейн Эллис Хопкинс, всю жизнь соблюдавшей целибат. Она выступала за прекращение унижения женщин, занимавшихся проституцией, предложив новый способ реформирования плохого поведения мужчин. Хопкинс также вела работу с молодыми женщинами, входившими в группу риска по занятию проституцией, давая им советы, одежду, пристанище и рабочую регистрацию вместе с настоящей работой. Это была не фикция занятости, которую предлагали многие объявления, дурачившие доверчивых, доведенных до отчаяния, безработных девушек, а по существу направленные на то, чтобы сделать из них зависимых продажных женщин.
Хопкинс заявляла, что покончить с «настоящей причиной» угрозы распространения проституции и морального разложения – ужасным двойным стандартом, можно за счет создания мужских союзов целомудрия. «Я страстно хочу, – писала она, – внушить беспутным мужчинам доброе, сильное, страстное чувство сострадания к унижаемым женщинам, навлекшим на себя ничем не заслуженное проклятье». Эти мужчины не отказывают себе в удовольствиях, а позже возвращаются к «радостям» жизни и друзьям, в свои «славные» дома, к своей работе, и при этом их «шансы на женитьбу» не уменьшаются ни на йоту. А позади, на развалинах их любовных утех остаются жертвы – женщины, многие из которых становятся отбросами общества, и путь к защищенности и благам замужества и материнства для них становится навсегда закрытым. Женщина может быть заражена «ужасной» болезнью, обрекающей ее лишь на «жизнь, которая катится по наклонной, а <потом на> безнадежную смерть без Бога, без Христа»[736].
После того как Хопкинс раскрыла преступную беспечность Англиканской церкви и ее молчаливое соучастие в приверженности двойным стандартам, посрамленная Церковь приступила к созданию «Общества праведности». При вступлении в него на карточках, которые подписывают сотни мужчин, очень напоминающих карточки нынешних «Держащих слово»[737], они дают обещание соблюдать пять взятых на себя обязательств: уважать всех женщин и защищать их от зла; не употреблять непристойных и грубых выражений и шуток; придерживаться сексуальной непорочности в равной степени мужчинам и женщинам; распространять эти принципы; лично соблюдать целомудрие.
В отличие от доктора Мандевиля с его допустимой, хорошо регулируемой гражданской службой сексуальных услуг, Хопкинс ненавидела проституцию и винила мужчин в том, что именно они доводят до этого женщин, страдающих от «болезней, унижений, проклятий, пьянства, отчаяния».
Ах, я знаю, что нередко соблазняют женщины; эти несчастные создания должны соблазнять или голодать. Но в целом это не относится к проблеме, заключающейся в том, что именно мужчины способствуют деградации женщин; это мужчины, создающие спрос, создают и предложение[738].
И дальше в полный голос: «Разве это справедливо, по-вашему, мужчины, которые знают, как добиться справедливой оплаты труда, судить ее или говорить, что это ее вина?»[739]
Мечта Хопкинс о том, чтобы искоренить проституцию (а не юридически ее оформить), сводилась к созданию трех типов сосуществующих муниципальных обществ. В их число должны были бы войти мужские союзы непорочности, помогающие мужчинам контролировать самих себя; комитеты добровольцев, следящие за их поведением и наказывающие тех, кто себя недостойно ведет; и женские ассоциации, работающие непосредственно с девушками, относящимися к группе риска. Предложения Хопкинс были столь же радикальными, как и предложения Мандевиля. Каждого отдельного мужчину, ощущавшего собственную вину, можно было убедить взять на себя ответственность за свои действия и прекратить грешить.
