Анатолий Вассерман - Острая стратегическая недостаточность
Дело не только в том, что Турция имеет развитую государственность, вмешивающуюся в дела общества куда активнее, нежели принято в современной Западной Европе. И даже не в том, что ключевым хранителем светского характера государства традиционно – ещё со времён всё того же распада империи – остаётся армия, куда более многочисленная и активная по сравнению с западноевропейскими. Главное – страна пропагандирует не только религию, но и культуру, в корне отличающуюся от современной европейской.
Турция – идейный противник Европейского Союза, ибо удачно совмещает демократические и религиозные (в исламской форме, но с уважением и к другим формам моисеевой традиции) ценности, развитое общество и сильное государство. Между тем нынешняя официальная западная пропаганда считает демократию несовместимой с искренней верой, противопоставляет общественную (и прежде всего рыночную) самодеятельность централизованной власти. Турецкий пример может заставить пересмотреть в европейском (и американском – как его крайнем выражении) самоощущении столь многое, что всесильная бюрократия, маскирующаяся отточенной пропагандой, может утратить немалую часть влияния. Ей проще избавиться от опасного контраста.
Европейское отвержение Турции представляется парадоксом на фоне того, как Болгария, Румыния, Албания идут в ЕС при несравненно меньших уровне развития и экономических перспективах, нежели динамичная Турция. Вдобавок Турция не испытала десятилетий социализма и поэтому куда ближе к западноевропейским нормам трудовой этики. Так что нынешняя интеграция чего угодно, кроме Турции, выглядит особо оскорбительно.
Более того, с чисто экономической точки зрения включение в ЕС трудолюбивого народа, обосновавшегося на значительном пространстве, да ещё и на пересечении нескольких ключевых торговых путей и по соседству с зонами нестабильности, представляется исключительно выгодным. Выходит, дело только в культурной и политической несовместимости.
АМЕРИКА ГЕНЕРИРУЕТ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ
Вдобавок у Турции возникли немалые сложности, когда США принялись улаживать свои шкурные дела в Ираке. Курды, сейчас разделённые между четырьмя государствами и поэтому традиционно враждебные всем четырём, получили на границе с Турцией фактически полноценное государственное образование. Иран и Сирия сдерживают своих курдов и в меру сил не позволяют им орудовать на турецкой территории, но иракский Курдистан, во всём поддерживаемый США, доставляет Турции всё больше хлопот. Дело не столько в том, что курды осуществляют прямую агрессию. Главное – дурной пример заразителен. Видя кусок, отколотый от Ирака, турецкие курды тоже стремятся получить сходный статус в надежде потом объединиться с иракским Курдистаном, а в перспективе разобраться с Ираном и Сирией: у США с ними тоже немалые счёты. Партизанскую борьбу всегда трудно подавить без приёмов, позволяющих заинтересованным политикам вызвать массированное негодование распропагандированной сторонней публики. Поэтому даже для многолюдной Турции с сильной армией стремление курдов к воссоединению перерастает в разряд серьёзных внутренних угроз, способных дестабилизировать всю страну.
Взаимоприемлемое же политическое решение проблемы в обозримом будущем маловероятно хотя бы потому, что районы проживания курдов изобилуют разнообразными ценными ресурсами, а ими всегда мало кому охота делиться, да вдобавок трудно изыскать и посредника, равнодушного к этим ресурсам и потому признанного всеми сторонами переговоров.
В частности, иракский Курдистан со столицей в городе Киркук – потенциально нефтеносный район. Он – как и вся азиатская зона расселения арабов – некогда был в составе Османской империи. Во время американской агрессии в Ираке Турция претендовала на эту часть своих прежних владений. Но США не позволили обстановке выйти из-под своего контроля. Они отвергли турецкие претензии. Курдистан обрёл автономию – и стал для турок источником хронической мигрени по крайней мере на всё время влияния США в регионе.
РОССИЯ – СЫРЬЕВОЙ ПРИДАТОК ТУРЦИИ
Такое положение дел подтолкнуло Турцию к поиску новых союзников.
Поставка нефти в Турцию с юга проблематична не только из-за курдской проблемы. Арабские поставщики давно недовольны спокойными отношениями светской Турции с Израилем, и любое обострение взаимоотношений традиционных антагонистов оборачивается серьёзным риском для энергоснабжения страны. Поэтому Турция сейчас качает нефть и газ с севера: на 80–85% её спрос на энергоносители удовлетворяется поставками из России.
Ещё недавно торговля энергоносителями испытывала подлинный ажиотаж. Понятно бережное отношение Турции к нам как крупному поставщику. Но это очень шаткое положение. Вспомним хотя бы подписание соглашения «Голубой поток – 2»: Турция в одностороннем порядке пересмотрела первое соглашение, и мы ничего не смогли противопоставить её требованию снижения цен. Хотя бы потому, что нефтеносные Иран и Азербайджан, мечтающие транспортировать свою нефть в Европу кратчайшими путями, могут, немного подсуетившись, напоить Турцию нефтью не хуже нашего.
Одного этого примера достаточно, чтобы многое себе представить. Пока мы находимся в стратегически невыгодном положении сырьевого придатка (да ещё и монокультурного), подобные тактические проигрыши неизбежны.
Вдобавок дело не ограничивается проблемами «Голубого потока». Он, как и любой проект, ориентированный на единственного потребителя, обречён испытывать понижательное давление, но всё-таки сам по себе затрагивает лишь довольно скромную часть российского экспорта. Куда опаснее для нас – в стратегической перспективе! – возможность создания газопровода «Набукко». Турция в этом случае оказывается не просто конкурентом нашему «Южному потоку», а разрушителем российской монополии на газоснабжение Европы.
Пока «Южный поток» представляется более проработанным в политическом отношении: согласован в балканских странах, невзирая на их хронические трения между собою. Да и поддержка Берлускони немалого стоила. Но даже если не обращать внимания на итальянскую частоту перетасовки политической верхушки[91], нельзя забывать естественное стремление любого потребителя – особенно столь крупного, как Европейский Союз – диверсифицировать поставщиков. Хотя бы ради устройства конкуренции между ними.
Правда, возможные поставщики газа через «Набукко» (а особенно – главный его транзитёр Грузия) не отличаются политической устойчивостью. Цена этого обстоятельства хорошо известна европейцам хотя бы по примеру Украины – инструмента уже двух газовых войн (хотя и спровоцированных несомненно с американской подачи). Но диверсификация каналов поставки и транзита, втягивая конфликтный регион в долгосрочные взаимоотношения, сама по себе будет способствовать стабилизации в нём.
Ресурсы российского политического влияния на эти страны близки к исчерпанию. Так, Туркмения ударными темпами строит газопровод в Китай. Для нас это означает: мы не только лишаемся возможности контролировать этот источник поставок в Европу, но и теряем монополию на другом рынке, чей потенциал потребления сопоставим с европейским.
Нельзя и обольщаться обещанием ЕС пересмотреть Энергетическую хартию. Этот документ в нынешнем своём виде выгоден лишь потребителям (а в сочетании с директивами ЕС о разделении поставок и распределения – ещё и внутриевропейским газовым сетям). То есть его неравноправие – в пользу ЕС. Поэтому, как только будет прорвана российская монополия, это обещание забудут так же легко, как в 1938-м забыли договор с Чехословакией.
Наконец, совершенствуется и технология поставок сжиженного газа. Конечно, по объективным физическим причинам этот способ транспортировки всегда останется дороже трубопроводного. Зато исключается монопольная наценка. А уж политические издержки вообще сводятся к минимуму. Поэтому, сколь ни позитивен окажется наш собственный опыт поставок сжиженного газа в Японию, мы не сможем, опираясь на него, контролировать снабжение Европы.
Вообще наша надежда на статус великой энергетической державы всецело опирается на советское наследие – промыслы, разведанные и освоенные ещё три-четыре десятилетия назад, и сеть труб, опутавших уже более половины Евразии. Но из той эпохи мы унаследовали несравненно более ценный потенциал – интеллектуальный. Его и надо использовать прежде всего. На всех направлениях. Даже сверхвысокотехнологичной Японии мы можем предложить немало любопытного. Китай и подавно рассчитывает на наши идеи больше, чем на наш газ – хотя бы потому, что наши условия торговли мыслью несравненно выгоднее нынешнего западного формата лицензирования.
