Александр Семенов - Империя и нация в зеркале исторической памяти: Сборник статей
Недовольство тюрок возникло из-за введения по мере развития империи (Османской. – С.Р. ) власти централизованной администрации, которая стремилась установить над ними контроль и обложить их налогом, ограничивая их предшествующую племенную автономию и защищая оседлое сельскохозяйственное население от их разрушительных набегов. Носившие красные шапки, известные с тех пор как кызылбаши, или «красноголовые», они были религиозными еретиками. Их интеллектуальным и политическим вдохновителем был Исмаил, новый правитель, который провозгласил себя шахом Персии в 1502 году. [587]
Однако вернемся к эпосу и к учебнику для пятого класса. Его авторы рискуют, посвящая эпосу целый параграф учебника, который весьма примечательно озаглавлен: « Китаби Деде Горгуд – историческая летопись нашего отечества». Авторы недвусмысленно заявляют, что это фольклорное, мифическое произведение является в действительности «исторической летописью». Наибольший интерес у них по-прежнему вызывают «неверные в черных одеяниях», которые принимают в учебнике конкретные очертания:
...В нем [дастане] ярко отражена борьба нашего народа против армянских и грузинских феодалов и их покровителей. Армянские и грузинские феодалы и их покровители названы в дастане « неверные в черных одеяниях » (здесь и далее выделено, как в оригинале. – С.Р. ). [588]
По мнению авторов, тексты дастана могут служить неопровержимым свидетельством вероломства врагов, пытавшихся, не всегда удачно, посеять вражду в рядах «тюркских храбрецов». Раскрывая замысел Деде Коркуда, они фактически уходят от исторического и источниковедческого анализа в область откровенного мифотворчества и «свободной» интерпретации. Автор эпоса, по их мнению,
...…преследовал две цели. Во-первых, он хотел, чтобы слушавшие его тюрки, поверив хитростям «неверных», не сделались друг другу врагами. Во-вторых, он хотел сообщить будущим поколениям тюрок об этих деяниях «неверных» и призвать их не поддаваться на хитрости врагов. [589]
Так дастан оказывается еще и политическим завещанием Деде Коркуда. Его гипотетический портрет должен придать повествованию большую реалистичность. Перед нами предстает весьма характерный мужчина, с длинной седой окладистой бородой и проницательным взглядом, устремленным на юного читателя. Визуальное изображение следует за текстом и превращает его в полноценный «политический завет» – важнейшая функция дастана, пронесенная сквозь века.
Естественно, «неверные в черных одеяниях» отличаются вероломством и, пользуясь временной слабостью огузов, решаются «нарушить азербайджанскую границу» (выражение, заимствованное из современных реалий и отражающее сегодняшнее положение дел). Наконец, авторы сообщают, что «одной из самых любимых поговорок огузов была такая: Старый враг не может стать другом . Эта поговорка со временем распространилась среди всех азербайджанцев. Таким образом, она стала общенародной поговоркой» [590] . В результате ученикам преподносят еще один «древний завет», призванный подтвердить вневременной характер противостояния. Он вновь актуализируется в рассказе о правителе XII века атабеке Эльденизе. Авторы опять вспоминают о грузинах, нападения которых носили непрерывный характер: «Великий государь не раз сокрушал чужеземных врагов. Он беспощадно расправлялся с „ неверными в черных одеяниях “» [591] . Тот же образ используется в учебнике в разделе по истории XVIII века, где речь идет о создании Иреванского ханства (авторы имеют в виду территорию современной Армении):
...Со дня образования Иреванского ханства оно было вынуждено бороться против « неверных в черных одеяниях », зарившихся на эти богатые земли.
Грузинский царь неоднократно нападал на ханство. Армяне, проживавшие на территории Иреванского ханства, с помощью денег подстрекали его на такие нападения. Они приглашали грузинского царя – «брата по вере», объявляли ему о своем повиновении и обещали каждому нападающему грузину 5 рублей. Потом эта сумма была увеличена до 40 рублей. [592]
Речь идет о тех же двух непримиримых врагах, которые как собирательные образы обозначены «грузины» и «армяне». Армяне оказываются местной «пятой колонной». Грузинский царь возглавляет внешнюю силу. В дальнейшем изложении, при описании захвата Российской империей территории современного Азербайджана, «пятая колонна» в лице армян становится главным врагом. Вновь актуализируется мифология дастана, только теперь уже речь идет о восстании армянского населения нагорной части Карабаха, произошедшем в 1920 году. Авторы усматривают в действиях восставших сговор с Советской Россией. В результате
...азербайджанское правительство было вынуждено отправить свое 35-тысячное войско против восставших. Таким образом, армяне достигли своей цели – отправки азербайджанской армии в Карабах. В результате северные границы Азербайджана остались беззащитными. « Неверные в черных одеяниях » вновь сделали свое черное дело… [593]
В учебнике мифологический нарратив доминирует в такой степени, что вопрос о реальной ситуации в Азербайджанской Демократической Республике (АДР) в 1920 году даже не ставится. Вот как описываются те же события в работе, специально посвященной этой проблеме:
...Заместитель министра вооруженных сил Шыхлинский был связан с коммунистическим подпольем, а многие офицеры, служившие ранее в царской армии, не хотели воевать против России, каков бы ни был ее политический строй. Генерал Мехмандаров (министр обороны. – С.Р. ) буквально потряс Парламент, заявив, что вся азербайджанская армия не выстоит против русского батальона. Он открыто выразил общеизвестное, но не высказываемое никем мнение о том, что признание Азербайджана Западом ничего не стоит до тех пор, пока Россия отказывает в таком признании… Дисциплина в войсках падала, а дезертирство приняло угрожающие размеры. Азербайджанская армия перестала играть роль решающего фактора в стратегии Баку по отношению к Москве. [594]
В таких условиях армия и была направлена на подавление восстания армянского населения Нагорного Карабаха. Именно в данном пункте мифологический нарратив учебника достигает своего пика и образ «дошедшего до нас из глубины веков» «врага» окончательно фиксируется и конкретизируется:
...На протяжении многих веков враждующие с нами « неверные в черных одеяниях » – армяне и их покровители – для ослабления и изоляции нашего государства прибегают к коварным и подлым замыслам. Враги пытаются подорвать основу нашей государственности – тюрко-мусульманское единство… несмотря на все происки врага, наш народ во главе со своим выдающимся сыном, мудрым и дальновидным политиком и государственным деятелем Гейдаром Алиевым достойно сохраняет свою независимость и свободу… [595]
Итак, при описании событий уже новейшей истории образ врага фигурирует как древний, «извечный» и в то же время – чрезвычайно конкретный и политически актуальный. «Враги» – это армяне и их покровители.
На следующем этапе постижения национальной истории, в учебнике для седьмого класса, дастану отводится уже три отдельных параграфа. Особенно интересен параграф под названием «Отражение в дастане борьбы нашего народа против „гяуров в черных одеждах“». «В то время как азербайджанский народ выдерживал нашествия армянских и грузинских феодалов, Византийской империи и славян, – пишут авторы учебника, – выдающееся произведение нашей культуры… распространялось на обширной территории – на всех местах обитания тюрок…» [596] Этот отрывок интересен тем, что здесь впервые при рассмотрении эпоса упоминаются славяне, что объясняется включением в учебную программу седьмого класса истории походов славян на Южный Кавказ (речь идет в основном о набегах, произошедших в 914 и 944 годах).
Сделаем небольшое отступление, тем более что оно не входит в противоречие с нашей основной темой. Войска Хазарского каганата совершили несколько опустошительных набегов на территорию современного Азербайджана. Особенно жители этих территорий пострадали во время противоборства быстро расширяющего свою территорию Арабского халифата и Хазарского каганата, который, собственно, и стал непреодолимой преградой для войск халифа. Безусловно, эти события носили для региона куда более разрушительный характер, чем несколько набегов славян. Но на описание набегов хазар отдельного параграфа не отводится. Как известно, в 914 году славяне были пропущены каганом в Каспийское море добровольно, и авторы упоминают об этом. Славяне пообещали отдать кагану половину награбленного. На обратном пути договоренность о выплате части награбленного со стороны славян была выполнена. Но «мусульманские тюркские войска», с одобрением замечают авторы, движимые чувством сострадания к пострадавшим братьям-мусульманам, напали на отряды славян и практически полностью их уничтожили. Событие, которое российские историки расценивают как вероломный поступок, у их азербайджанских коллег рождает противоположные оценки. Они обращаются к двум основаниям азербайджанской идентичности: хазары для них – тюрки и мусульмане. Так к седьмому классу в список «гяуров в черных одеяниях» попадают славяне, которых прежде в нем не было. Учебник продолжает и развивает темы своего предшественника и в части использования «реальных исторических событий», описанных в эпосе, для обоснования своих представлений о территории Азербайджана, совпадающей с ареалом распространения тюрок-огузов, живших в те далекие времена. Преемственность наблюдается и в стремлении авторов доказать реальность существования автора дастана. Они определенно ведут речь не о фольклорном произведении, складывавшемся на протяжении длительного времени, а об авторском произведении. Автор – реальный исторический персонаж Деде Коркуд. Ссылаясь на путешественников Адама Олеария и Эвлия Челеби, они помещают могилу поэта и певца в Дербенте. Этому вопросу посвящен отдельный текст, весьма многозначительно озаглавленный «Документ о могиле Деде Горгуда, расположенной в окрестностях Дербента». Под этим заглавием в учебнике приводится выдержка из записок все того же немецкого путешественника (представленного в качестве ученого) Адама Олеария, которому довелось побывать в Дербенте 7 апреля 1638 года. Он обнаружил там две могилы святых, одна из которых была могилой «Имам Горгуда, на горе. По поводу Горгуда рассказывают, что он был другом Мухаммеда… После его смерти Горгуд прожил еще 300 лет» [597] . Этот текст историки считают достаточным основанием для того, чтобы говорить о реальности существования автора эпоса Коркуда. Школьникам не объясняют, как соотнести этот мифический образ с представлениями, например, о реальной продолжительности жизни человека. Напротив, текст Олеария им преподносят как «документ», который легко встраивается в создаваемый учебником миф. При этом не следует отрицать, что за фигурой легендарного Коркуда действительно мог скрываться реальный исторический деятель. Но в самом эпосе это, безусловно, легендарный образ, мифический персонаж, в котором не много сохранилось от живого человека. О незавершенности биографических циклов огузских сказаний весьма обоснованно говорил В.М. Жирмунский [598] . Ряд сказаний включен в текст весьма условно, часто отсутствует увязка с общим сюжетом, а целый ряд сказаний, несомненно относящихся к этому циклу, в список не попал. «По-видимому, все рассказы относятся к одной и той же эпохе и сложены одной школой рапсодов, но едва ли одним лицом… Нет признаков общего плана… Единственным связующим звеном для введения и всех 12 былин является имя Коркуда» [599] . С большой долей уверенности можно предположить, что окончательный вариант сказания был записан каким-то сказителем или писцом, а не непосредственным участником событий. «Последним по времени „автором“ „Китаб-и Деде Коркут“ явился „катиб“ (условно „записывающий“, „редактор“), хотя неизвестно, сколько их было и какой по счету записал дошедший до нас список». [600]
