Борис Кагарлицкий - Сборник статей 2008гг.
Что представляет собой новый градоначальник британской столицы, Борис Джонсон, предстоит еще разобраться. Но уходящий в отставку Кен Ливингстон - безусловно, один из самых колоритных и интересных персонажей английской политики.
Итоги голосования сенсационны уже потому, что Ливингстон выборы еще никогда не проигрывал. Он избирался в Совет Большого Лондона, в палату общин, на пост мэра, против него выступали консерваторы, либералы, лейбористы, левые радикалы и правые политики, но он побеждал всегда.
Эта репутация неуязвимости и непобедимости была настолько прочной, что даже на фоне неприятных опросов общественного мнения, неоднократно появлявшихся в прессе за последние месяцы, ни сам мэр, ни его сторонники, ни даже многие из его недругов не готовы были поверить, что руководителя столицы ждет поражение. Больше всех был потрясен сам Кен. Узнав, как проголосовали жители города, он со свойственной ему прямотой заявил, что пойдет и напьется.
Политическая карьера Ливингстона началась в 1981 году, когда он, будучи еще сравнительно молодым муниципальным депутатом, был избран председателем Совета Большого Лондона (GLC). Уверенность в себе, открытость и своеобразная, простонародная харизма сразу же сделали Кена лидером среди левых лейбористов, овладевших большинством в городском собрании.
«Одной из «изюминок» кампании Бориса Джонсона было обещание вернуть на прежние маршруты старые «двухпалубники»Сама Лейбористская партия в те годы неуклонно смещалась влево, в ответ на поражение старого центристского руководства, уступившего власть консерваторам Маргарет Тэтчер. Первые годы правления консерваторов вызвали в Британии взрыв недовольства, огромной популярностью пользовались значки «Don’t blame me, I voted Labour» («Я не виноват, я голосовал за лейбористов»). На этом фоне демократичный и радикальный Кен не мог не завоевать симпатии своих коллег по GLC и одобрение лондонцев.
В Англии социальный статус человека можно определить по его выговору. В отличие от большинства политиков, говорящих с характерным акцентом выпускников элитных частных школ (public schools), Кен, хоть и происходил из обедневшей дворянской семьи (gentry), говорил почти на кокни, с характерным акцентом лондонского пролетария. Его повседневное поведение разительно контрастировало с высокомерным достоинством бывших студентов Оксфорда и Кембриджа, которые преобладали даже среди радикальных левых.
В 1989 году вместе с редактором известного марксистского журнала я случайно попал в малознакомую компанию в одном из фешенебельных аристократических районов Лондона. Меня позвала туда знакомая англичанка, умудрившаяся еще в советские времена выйти замуж в Москве за циркового администратора. Компания состояла из молодых аристократов: моя знакомая оказалась племянницей какого-то лорда.
Разговор заставлял вспомнить сцены из романов Теккерея и вертелся вокруг того, кого и когда представили ко двору. Но еще большее изумление вызвал у меня знаменитый марксист - он был здесь совершенно органичен, всех тут знал, кого по Оксфорду, кого по аристократическим тусовкам.
В отличие от аристократичных левых интеллектуалов из Оксфорда, Ливингстон был своим в рабочих районах, легко находил общий язык с недавними иммигрантами, говорил о понятных всем проблемах, не упуская, однако, возможности привлечь на свою сторону и представителей интеллектуальной среды. Не отличался он особой чопорностью в отношениях с женщинами, а с мужчинами вообще не церемонился: если кто-то его доставал, мог в морду дать и с лестницы спустить.
Он открыто демонстрировал презрение к монархии, не скрывал своих симпатий к ирландским республиканцам, добивающимся независимости Ольстера от Великобритании, пренебрежение имперскими и аристократическими традициями. Королева со всем своим двором, лордами и гвардией, говорил Кен, годится только для привлечения иностранных туристов и развлечения детей. Куда большую симпатию и интерес городского лидера вызывали всевозможные этнокультурные меньшинства, начиная от пакистанских лавочников и заканчивая гомосексуалистами.
Он не стеснялся говорить всё что думает об эксплуататорской природе капитализма, империализме США и преступной природе неолиберальной политики. Впрочем, антиимпериалистические убеждения не помешали ему позднее поддержать бомбардировку Югославии («по гуманитарным соображениям»).
Главным достижением GLC в годы его первой администрации было резкое снижение цен на общественный транспорт. Наряду с этим городской совет активно давал деньги на различные коммунальные проекты, поддерживая всевозможные инициативы, формировавшиеся на низовом уровне. Так между «красным Кеном» и городом Лондоном начался роман, продолжавшийся неуклонно более 30 лет.
Консервативное правительство ненавидело GLC. Оно по суду добилось отмены решения о дешевых автобусных билетах, ссылаясь на то, что это якобы дискриминирует автовладельцев.
После того, как стало очевидно, что с помощью выборов отстранить от власти в столице Ливингстона и его команду невозможно, контролируемый тори парламент просто отменил в Лондоне городское самоуправление. Вместо выборного руководителя столицей теперь должен был управлять королевский министр.
Ливингстон тут же был с триумфом избран в палату общин, где стал источником постоянной головной боли не только для консерваторов, но и для своих соратников по лейбористской фракции, которых эпатировал своими радикальными заявлениями и выходками.
Собственно, тогда мы с ним и познакомились: палата общин была на каникулах, и Кен, явно страдавший от вынужденного безделья, пошел показывать мне внутренности Вестминстера. Как только мы зашли в зал заседаний, мой трехлетний сын немедленно обнаружил кнопку пожарной сигнализации и нажал ее. Появилась растерянная охрана, которая так и не могла понять, что происходит. Кен с отсутствующим видом стоял в центре пустого зала, смотрел в потолок и насвистывал какую-то песенку.
В готических кулуарах старого викторианского задания пыхтел главный советник Красного Кена, экономист Джон Росс, перетаскивавший со стула на стул огромного плюшевого медведя. Медведь был тотемом фракции, и относиться к нему требовалось с уважением, но места занимал чрезвычайно много, мешая совещанию Ливингстона со своим маленьким аппаратом.
Позднее Росс провел несколько лет в Москве, безуспешно пытаясь убедить российские власти не слушать неолиберальных американских экспертов и повнимательнее приглядеться к китайским экономическим реформам - его выступления оказались гласом вопиющего в пустыне.
По всей видимости, доклады Росса из Москвы 1990-х годов не вселили в Кена большого оптимизма: во время нашей следующей встречи в Лондоне депутат приветствовал меня изумленным вопросом: «Как, тебя до сих пор ещё не убили?»
Между тем времена менялись. Лейбористская партия укрепляла свои позиции, но одновременно резко сдвигалась вправо. Лидером партии стал Тони Блэр, не скрывавший своего восхищения политикой Тэтчер, которую надо было продолжать, только немного корректируя. Красный Кен оказался в жесткой конфронтации не только с Тори, но и с собственной партией.
Когда, в соответствии со своими предвыборными обязательствами, лейбористы, победившие на парламентских выборах, решили восстановить самоуправление Лондона, партийный аппарат сделал всё, чтобы не пустить «скандалиста» Ливингстона на учреждаемый пост мэра. Кен не подчинился партийному решению и заявил о готовности баллотироваться в качестве независимого кандидата. Выступив одновременно и против консерваторов, и против лейбористов, он с триумфом выиграл.
Структура управления городом теперь была совершенно иная, чем во времена GLC. Прежде всего, она стала более централизованной и авторитарной. Функции муниципального совета оказались почти декоративными, власть сосредоточилась в руках мэра и его аппарата.
Однако финансовые возможности и административные полномочия мэрии, в свою очередь, были ограничены центральным парламентом. Например, Ливингстон не мог теперь в полном объеме контролировать городской транспорт. Автобусы были приватизированы, а метро оказалось в совместном ведении с правительством, которое, несмотря на отчаянные протесты мэрии, активно занималось его приватизацией.
Решающую роль в управлении городом стал играть «ближний круг» советников мэра, среди которых выделялись бывшие активисты троцкистской группы Socialist Action: всё тот же Джон Росс, ведавший теперь автобусами, энергичный аппаратчик Редмонд О’Нил, известный экономист Алан Фриман.
Socialist Action формально была распущена, но почему-то в полном составе воссоединилась в составе муниципального управления. Некоторые троцкистские организации практикуют «энтризм» (проникновение) в массовые социал-демократические партии, считая, что это наилучший способ работать со «всё еще идущими за реформистами массами пролетариата». Socialist Action оказалась, видимо, единственной в истории группой, практиковавшей энтризм в ряды муниципальной бюрократии.
