Анатолий Уткин - Месть за победу — новая война
В-четвертых, ныне более 50 % готовых товаров и продуктов, потребляемых Соединенными Штатами, импортируется (рост с 31 % в 1887 г.). США ныне нуждаются в 600 млрд долл. ежегодно, чтобы оплатить этот импорт и покрыть дефицит внешней торговли. Америка как бы повторяет судьбу имперской Британии, которая в 1913 г. экспортировала огромные объемы капитала — 9 % своего валового продукта, финансируя Соединенные Штаты, Канаду, Австралию, Аргентину, а после Первой мировой войны превратилась в должника. Подобным же образом США после Второй мировой войны инвестировали во весь мир. А ныне Америка импортирует 6 % своего валового внутреннего продукта, черпая капитал не только из богатых Западной Европы и Японии, но даже из относительно бедных экономик. В текущее время Центральный банк Китая стал крупнейшим покупателем ценных бумаг министерства финансов США и совместно с Японским центральным банком обеспечивает почти 45 % текущего дефицита расчетов США. Международный долг США дошел до 30 % внутреннего валового продукта. Такой уровень внешнего долга обычно характерен для слаборазвитых стран — он делает страну–должника зависимой от экономических решений, принимаемых другими. (А Западная Европа увеличивает экспорт капитала, обретая все большее влияние на такие страны, как Россия, Бразилия, Турция.)
В-пятых, геополитики в Вашингтоне преувеличивают значение военной силы. Развитые страны мира не видят сегодня на горизонте военной угрозы. Электронно–космическая мощь США заставляет вспомнить поговорку: не стреляй из пушки по воробьям. При этом, инвестируя в свою военную мощь, Соединенные Штаты подрывают другие элементы своего могущества. Вооруженные силы могут сражаться, но им не под силу полицейские функции или меры по поддержанию мира. При этом огромный развивающийся мир никак не ощущает блага американского доминирования. Напомним, что США находятся на последнем месте среди стран — членов Организации экономического сотрудничества и развития по доле средств, выделяемых на экономическую помощь другим странам, — одна семнадцатая доля военного бюджета США. И американская помощь четко концентрируется всего на нескольких странах: Израиль, Египет, Колумбия и Иордания. США сегодня не могут ничего предложить многим важным странам. Результат: Вашингтон не смог «уговорить» голосовать за свой проект по Ираку даже такие относительно близкие себе страны, как Мексика и Чили, не говоря уже о Гвинее и Камеруне.
В-шестых, центром приложения американской силы стала не Западная Европа и не Восточная Азия (подлинные силовые центры мира), а прежде маргинальный Средний и Ближний Восток — от Бишкека до Йемена, от Каира до Исламабада. По существу, это означает, что Америка взваливает на себя ношу, которая никому не по плечу (демократизация арабского мира, индустриализация кочевых народов, построение наций на месте племенных союзов и т. п.). При этом американцы помогают Египту и Иордании с непосредственной целью предотвратить их помощь палестинцам, сокрушить демократическое движение в этих странах, обеспечить их связи с дружественными американцам феодалами Персидского залива. Может быть, в этих усилиях и можно увидеть благородную цель, но едва ли реалистичную. Ведь большая стратегия — это всегда создание шкалы приоритетов; а такая шкала, на которой исламский Восток значит для Америки больше Европы, едва ли делает честь самим стратегам. Мудрое ли это приложение американской мощи? Не важнее ли Ближнего Востока достижение дружественности с Россией, с Китаем, с Индией? Попытка укрепить глобальное лидерство посредством активизации на Ближнем Востоке — иллюзия или неверный расчет. Имперские увертюры в арабском мире способны лишь ослабить США в ключевой евро–восточноазиатской зоне.
В то же время Западная Европа после окончания «холодной войны» все меньше нуждается в американской военной защите. Даже на Балканах — в Боснии, Косове, Македонии. Она создает вооруженные силы ЕС вопреки очевидному сопротивлению Америки.
В-седьмых. Ярость 11 сентября 2001 г. исключила резонный, обстоятельный и уравновешенный анализ терроризма. Неоконсерваторы неистово, республиканцы энергично, демократы вольно–невольно обязаны в сложившейся морально–психологической обстановке стремиться к почти спонтанным силовым решениям, соглашаясь увидеть в Саддаме Хусейне некие дьявольские черты. Одно дело быть настороже, трезво–обеспокоенным, а другое — сводить стратегию к битве с практически невидимым врагом. Именно в этом и заключается сила терроризма — в подталкивании к иррациональным решениям, к эмоциональному всплеску вместо хладнокровного анализа.
При этом американцы, судя о других, с легкостью относят чеченский терроризм к сепаратизму. Если это так, то нечто другое, чем терроризм, можно без особого труда увидеть в колумбийской гражданской войне, в палестинской интифаде, в столкновении племен Афганистана, в иракском котле противоречий. И «перенос войны на территорию противника» (слова президента Буша–младшего) в Центральной Азии открыт для критики: военное присутствие вооруженных сил здесь (как и в Ливане, Саудовской Аравии, Ираке и др. местах) увеличивает степень угрозы и американским интересам и американскому военному персоналу. Многим американцам неясно, как «расширение системы американских военных баз может предотвратить террористические атаки на США»[316]. Американскому обозревателю Уильяму Пфаффу, в частности, непонятно, «уязвимы ли базы «Аль — Кайды» с баз в Центральной Азии?»[317].
Могут ли США позволить себе боевые действия не против Ирака (23 млн жителей), а против Ирана (60 млн жителей)? Изоляция Ирана или КНДР может лишь стимулировать усилия по обретению ядерного оружия.
СОХРАНИТСЯ ЛИ СТРАНА
Америка в течение первого столетия своего независимого существования справедливо воспринималась как продолжение Британии. Америка делила с ней единство по расе, религии, этничности, ценностям культуры, богатству, политической традиции. Америка стала продолжательницей общеевропейских традиций между Гражданской и Первой мировой войнами (1865–1914 гг.). Но в этот период англосаксонской Америке удалось ассимилировать три вторгшихся новых компонента — ирландский, германский и славянский. Период сознательного сокращения иммиграции продолжался между 1920 и 1965 гг. Англосаксонская культура и сопутствующее ей кредо либеральных свобод сумели пережить эти испытания. И вот после ослабления иммиграционных препон в Соединенные Штаты после 1965 г. хлынул поток иммигрантов, среди которых никак не преобладали европейцы.
ЧАСТЬ III
СИЛЫ ПРОТИВОСТОЯНИЯ
БЛАГО ЛИ АМЕРИКАНСКОЕ ВСЕМОГУЩЕСТВО?
Если стратегия «сдерживания» более полувека назад помогла Америке стать «осью» мирового развития, то неоконсервативная стратегия (которую нередко называют «мускулистой») грозит расколом Запада, вступлением Вашингтона в безвыигрышную гражданскую войну мусульман, отчуждением России и Китая, что не может в конечном счете не грозить истощением гиганта Запада, как минимум, по двум причинам: американский рынок становится все менее значимым; растет зависимость США от внешнего капитала. При этом не забудем и колоссального внутреннего неравенства: 1 % населения в США владеет богатствами большими, чем 95 % населения страны. Преступность — более 15 тысяч человек убивают в США ежегодно. В тюрьмах страны находится четверть заключенных мира. 40 % американцев не имеют страхования по здоровью[318]. Когда американские лидеры говорят о «расширении зоны свободы», они должны помнить об особенностях своего общества, претендующего на то, чтобы быть моделью. Гегемония Америки может затормозить многие процессы, но она не может сдержать мировой эволюции. Новый порядок поднимается в неожиданных местах и обретает никем не ожидаемую скорость. Совершенно неожиданно американцев не пригласили на встречу АСЕАН+3, куда входят члены Ассоциации стран Юго — Восточной Азии, Китай, Япония и Южная Корея. Этот блок имеет все возможности затмить не только США, но и НАФТА, объединяющую США с Канадой и Мексикой. Так рождается новая архитектоника мира.
А ведь совсем недавно Вашингтон был уверен в своих тихоокеанских позициях. Он использовал организацию Азиатско — Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) для сдерживания азиатского обособления, блокирования азиатского противопоставления экономической мощи Азии фантастическому исполину — Северной Америке. Едва ли в сторону сближения с США происходит региональное сближение Южной Америки. И даже в недавно немыслимой сфере военного соперничества с Соединенными Штатами обозначился своего рода прорыв: Европейский союз, значительно более населенный, чем США, начинает создавать свою военную систему. В ЕС уже существуют органы военного планирования,' здесь формируются силы быстрого реагирования. Европейская спутниковая система «Галилео» посягает на американскую монополию глобальной спутниковой связи.
