Генри Адамс - Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия

Он откинулся к камню.

— Там пожар, — выдавил он из себя. — Горит лес.

— Ясно, что горит.

Бэрден сжался в комок, стараясь не дышать, не слышать запаха пота парня, уклониться от странного дружеского взгляда блестящих, налитых кровью глаз.

— Дайте мне встать, — прошептал он. — Пустите меня.

Парень не шелохнулся. Скрытые в бороде губы ухмылялись Бэрдену, беспомощно простертому на земле. Затем парень вдруг протянул смуглую мускулистую руку, и в ней, изогнутой, Бэрден увидел смерть, хранимую памятью, и смерть грядущую. Он пронзительно вскрикнул и проснулся как раз в тот момент, когда уже начал сползать с земляного укрепления на каменистое поле. С минуту он лежал, растянувшись на земле, затем осторожно потрогал траву, землю, камень, чтобы убедиться, что он еще жив.

— Вы здоровы, сенатор? — На опушке, похожий на черное пугало, стоял Генри.

— Да, Генри! — Он удивился неожиданной силе своего голоса. Затем стремительно, насколько позволяли стареющие мышцы, поднялся на ноги. — Я сейчас приду. Иди к машине.

Когда Генри скрылся из виду, он сел на валун и стал ждать, пока сердце обретет свой обычный медленный ритм. Он бросил опасливый взгляд поверх поля, наполовину надеясь, наполовину боясь увидеть огонь того славного пламенеющего дня. Огня не было. Все это было лишь частью театрального представления, разыгравшегося в его воображении. Так, ничего особенного. И все же лицо солдата армии конфедератов было ему знакомо; но ведь и лицо смерти едва ли будет совсем таким уж незнакомым, и воистину это его смерть подняла ружье на него. Содрогаясь от мысли, каким чудом он спасся, Бэрден встал и тут же заметил тускло мерцавшую в траве пулю, сразившую его отца. Полунагнувшись, он расковырял пальцами углубление в земле, затем положил туда пулю и присыпал сверху землей. Довольный содеянным, он спустился с земляного укрепления и зашагал по полю к машине.

— Да, сэр, завтра утром я перво-наперво наведу о нем справки. — Клей Овербэри сидел за письменным столом сенатора. — Почему он вас так интересует? Иначе говоря, вы хотите, чтобы я раскопал что-нибудь определенное?

Сенатор пробурчал в ответ что-то невнятное.

Зажав телефонную трубку между щекой и плечом, Клей закурил сигарету.

— Понимаю, — сказал он; до него дошло, что либо он что-то пропустил, либо ему просто ничего не было сказано. Далее сенатор со свойственной ему определенностью дал распоряжения, и Клей, как всегда, подивился способности старика удерживать в памяти такую кучу вещей. В отличие от него, Клея, которому приходилось все записывать.

— Вы верите в сны? — Этот вопрос сенатор задал тем же тоном, каким давал указания по поводу назначаемой на завтра пресс-конференции.

Клей был ошеломлен.

— В сны? — переспросил он.

Сенатор иронически фыркнул.

— Я тоже не верю, — сказал он. — Ну что ж, до завтра.

— До завтра, сэр. Э-э… будьте добры, сэр, скажите Диане, я позвоню ей завтра.

Сенатор обещал и положил трубку.

Клей позвонил мисс Перрин в приемную и попросил принести ему справочник «Кто есть кто в Америке». Затем откинулся на спинку кресла. День подходил к концу. Вздохнув, он застегнул рубашку: хорошо бы вечер был прохладный. Напротив него последний луч солнца осветил трагический рот Цицерона. Надо как-нибудь почитать Цицерона; старику будет приятно.

Тут вошла мисс Перрин, взяла в оборот свою копну волос, пытаясь сделать из нее симметричную рамку для миловидного личика, но потерпела поражение. Она вручила Клею толстый красный том и ждала, пока он читал справку: Нилсон, Эдгар Карл, род. 1881 в Гавр-де-Грас, Мэриленд; женился на Люси Уэйвел в 1921 (разведен в 1932). Ученые степени не указаны. Член директората ряда корпораций: освоение новых земель, газ, нефть. Член одного из престижных нью-йоркских клубов. Это интересно. Место жительства: Нью-Йорку Пятая авеню, 1106. Он вернул том мисс Перрин.

— Наведи справки о каждой из этих компаний. Запроси Торговую палату, будь так любезна. Наведи также справки в «Дан и Брэдстрит». Эти данные понадобятся сенатору завтра.

— Слушаю, сэр. — Она взглянула на него искоса, но он сделал вид, будто ничего не заметил. На своих неустойчиво высоких каблуках мисс Перрин проковыляла через приемную к двери.

При последних отблесках дня Клей прошел через сад Капитолия, где каждое дерево было мечено их латинскими названиями. Воздух застыл в неподвижности. Пекло вашингтонского дня остывало. Клей встретил пожилого сенатора и пожелал ему доброй ночи, не забыв при этом назвать себя. Старик, довольный, что его узнали, просиял.

У подножия Капитолийского холма Клей взял такси. Шофер был навязчивый говорун, и ему было все равно, что Клей его не слушает, в особенности потому, что он говорил о «черномазых», которые были жупелом Вашингтона. «Они» наводняли город с Юга, и вот результат: ходить по улицам стало небезопасно.

Клей остановил такси у ресторана на Коннектикут-авеню, над которым в четырехкомнатной квартире он жил вместе с тремя другими молодыми холостяками. Комната стоила дешево, район был удобным: отель «Мэйфлауэр», где встречались политические дельцы, находился всего в минуте ходьбы.

Соседей своих Клей видел редко, но отношения у него с ними были хорошие. Это все были подающие надежды молодые люди, и Клей делал все от него зависящее, чтобы поспевать за ними. Он уже давно заметил, что большинство молодых людей тянутся к тем, кто уже имеет власть; это естественно и неизбежно, но они слишком часто пренебрегают теми, кто еще не имеет этой власти, то есть себе подобными, но рано или поздно ее достигнет. Клей был склонен думать о себе как о человеке, который живет с заглядом в будущее. На деле же он всего-навсего существовал день ото дня, ожидая, когда перед ним откроется заветная дверь. А тем временем плел обширную паутину связей, так, на всякий случай.

Жилье Клея представляло собой одну-единственную меблированную комнату с широким окном на Коннектикут-авеню — городскую артерию, деревьями и невысокими домами по обеим сторонам похожую скорее на главную улицу какого-нибудь маленького городка, а не на центральную магистраль столицы. Клей никогда не мог забыть своего недоумения, когда впервые обнаружил, что Вашингтон не столичный, а всего лишь небольшой городок. Если не считать огромных, претенциозных правительственных зданий, его улицы ласкали взгляд даже провинциала. Фактически столица его родного штата во многих отношениях казалась ему более похожей на крупный город, чем Вашингтон с его медленным, как у южан, темпом жизни.

Клей скинул брюки посреди комнаты, швырнул нижнюю рубашку на сломанный торшер, с которого уже свисала пижамная куртка, зафутболил в темный угол туфли, наступая на кончики носков, выбрался из них не нагибаясь, швырнул высокой дугой трусы точнехонько на ручку двери ванной, на которой они повисли, точно знамя в бело-зеленую полоску. Затем повалился, прямой, как подрубленное дерево, на незастеленную тахту. Легкий ветерок обсушил его тело, превратив кожу в горячий сухой пергамент, готовый лопнуть от малейшего движения. И он не двигался. Прижатый к подушке глаз воспринимал все вокруг как передержанный фотоснимок.

Тихий стук в дверь разбудил его. Не одеваясь, он подошел к двери, чуть приоткрыл ее, ожидая увидеть одного из своих соседей-холостяков. За дверью стояла мисс Перрин, возбужденная, с блестящими глазами.

— О, — сказал он без особого воодушевления. — Долли.

— Я была поблизости. В восемь часов я встречаюсь с Мэнсоном в «Континентале», это в одном квартале отсюда, и я подумала…

Он распахнул дверь и тем прервал ее болтовню.

— Входи, — сказал он. — Я думал о тебе.

Она раскрыла от изумления рот, увидев, что на нем ничего нет.

— Ты простудишься, — покраснев, но не отступая, сказала она. Он закрыл за ней дверь и повернул ключ.

— В такую-то жару? Заходи и вытряхивайся из своих одежонок, ты запарилась. — Он поцеловал ее. Она ответила поцелуем, прикусив его нижнюю губу своими маленькими острыми зубками. Клей замычал от боли. Долли Перрин где-то вычитала, что такой поцелуй означает Страсть. Клей безуспешно пытался разуверить ее в этом, когда она приходила к нему, обычно перед свиданием с Мэнсоном, ее женихом, у которого была проколота барабанная перепонка и работал он в Казначействе. Она собиралась за Мэнсона замуж, потому что он был добр, рассудителен, уравновешен, но никак не могла насытиться Клеем, который каким-то образом затащил ее к себе в постель в первую неделю ее службы у сенатора. Сначала она пыталась разводить сантименты, но Клей и слышать ни о чем не хотел. Он прямо заявил ей, что она взрослая девчонка и сделала то, что сделала, потому что хотела этого, а вовсе не потому, что он совратил ее с пути истинного хитростью и посулами.