Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

Однако Ленин был в состоянии долгими часами, согнув­шись за столом, перелопачивать „вздор" этих „махровых ду­раков", выуживать крупицы эмпирических данных, непос­редственных наблюдений, сделанных авторами, к которым он относился с нескрываемым презрением. Подобный под­ход Ленина к буржуазной литературе является определяю­щим. Его интеллект всегда настроен на крайне критическую волну.

Зачем все это было нужно Ленину? Литературный труд прокормить его не мог. Его книжки и брошюры интересова­ли десятки, максимум сотни людей. Писал он очень „темно". Но Ленин где-то в глубине души чувствовал свое призва­ние: быть во главе партии, движения, а может, и революции. Наблюдательный Троцкий пишет, что "Ленин приехал за границу не как марксист „вообще", не для литературно– революционной работы „вообще"… Нет, он приехал как по­тенциальный вождь, и не вождь вообще, а вождь той рево­люции, которая нарастала, которую он чувствовал и осязал. Он приехал, чтобы в кратчайший срок создать для этой революции идейную оснастку и организационный аппа­рат…". Ленин готовился, Ленин учился, Ленин создавал себя для будущего. Ну а книги, которые он писал (у них, повторю, до революции было очень мало читателей), были нужны не только как инструмент борьбы, но и как антураж. Какой же вождь без собственных книг! Ведь это олицетво­рение мудрости… У Ленина была потребность всю полити­ческую мозаику действительности осмысливать прежде все­го в статьях, заметках, рецензиях, откликах, памфлетах.

Почему я назвал выше интеллект Ленина мощным, но односторонним? Знакомство с множеством его работ свиде­тельствует: о чем бы ни говорил или ни писал Ленин, в конечном счете он все сводил только к политике, политиче­ским реалиям, политическим пристрастиям. Могут сказать: но ведь Ленин — политик! Что вы от него хотите! Однако я Думаю и даже убежден, что абсолютная политизация его мышления вольно или невольно искажает почти все (в той или другой степени), что отражается в его мозгу.

На развитие ленинского интеллекта оказала огромное воздействие западноевропейская социалистическая мысль. Правда, Ленин усваивал эти идеи через призму возможного их использования в России. Ленин широко использовал в своих трудах идеи, мысли, положения, которые развивались Плехановым, Аксельродом, Даном, Потресовым и особенно зарубежными марксистами. Например, у Ленина прослежи­ваются положения об особенностях буржуазно-демократи­ческой революции, ее движущих силах и революционной ситуации, которые были до него детально разработаны Кар­лом Каутским. И было время, когда Ленин воздавал долж­ное этому выдающемуся марксисту.

Конечно, когда Каутский осудил диктаторство больше­виков и написал, что с помощью октябрьского переворота утвердилось „казарменное мышление., которое сводится к тому, будто голое насилие является решающим фактором в истории", Ленин тут же предал теоретика большевистской анафеме.

До Октябрьской революции Ленин и Каутский обменя­лись несколькими сухими, официальными письмами. Ради­кал Ленин и демократ Каутский были слишком разными людьми, чтобы установить между собой дружеские отноше­ния. Однако интеллектуальное влияние Каутского на Лени­на бесспорно.

Сейчас, представляется, самое время проследить, как ле­нинский интеллект проявлял себя в различных формах ин­дивидуального сознания. Их многообразие, как известно, обусловливается исключительной сложностью, многострунностью, многосторонностью окружающего нас объектив­ного мира, а также потребностями социальной практики людей. На теоретическом уровне (интеллект) формы инди­видуального сознания выделяются более рельефно, отчетли­во и предстают обычно как политические взгляды человека, его правосознание, система личных моральных принципов, эстетические вкусы, философские воззрения, религиозные догматы. Но вместе с тем эти же формы индивидуального сознания проявляют себя также на чувственном и волевом уровнях.

Каковы были политические особенности ленинского ин­теллекта? В чем заключается тайна его политической одер­жимости?

Повторюсь, но скажу, что казнь брата Александра в 1887 году дала самый мощный, еще не осознанный тогда толчок, притяжение к истокам политического осмысления семейной трагедии. Это печальное событие совпало с окон­чанием гимназии и поступлением в Казанский университет. Вскоре — исключение из учебного заведения и приобрете­ние Ульяновым статуса человека под „гласным надзором" полиции. Переломный возраст, взросление непосредственно совпали с событиями, которые поставили юношу в положе­ние полуотверженного. В то же время возможность, не ра­ботая, поглощать массу книг, в том числе социально-поли­тического характера, исподволь формировала в характере молодого Ульянова повышенный, особый интерес к полити­ке государства российского, общественным движениям, со­циальным процессам.

Будь Владимир Ульянов сыном рабочего или бедного мещанина, даже большие природные способности не вырва­ли бы его из своей среды. А здесь у молодого человека, не заботящегося о куске хлеба и предающегося размышлени­ям по поводу прочитанного, всеми этими обстоятельствами была затронута некая сокрытая важная струна его души, начавшая формировать установку всей жизни.

Пройдет совсем немного времени, и юный Ульянов уве­рует в себя как человека, для которого уготована судьба политического литератора, политического публициста, че­ловека-социалиста — нечто загадочно непонятное и тре­вожное, с налетом некоего народнического романтизма. Не­повторимое сцепление жизненных обстоятельств, социаль­ных условий плюс богатые природные данные сформиро­вали ум человека, для которого политика (и все, что с ней связано) стало смыслом всей его жизни. Политическое со­знание выглядело явной аномалией, но и эпицентром на фоне всех его остальных склонностей, способностей и устремлений.

Эта политическая флюсообразность ленинского интел­лекта часто принимала просто уродливые формы. Извест­ный советский дипломат ленинского времени Адольф Абра­мович Иоффе вспоминал, что Ленина в международных вопросах интересовала лишь политическая сторона дела: продвигает ли данная конкретная акция дело революции. „Помню, — пишет Иоффе, — как перед самым подписанием одного договора… В.И. мне прислал записку: „Если договор гарантирует советизацию (данного государства), согласен на его подписание; если нет — не согласен".

Ленин не просто обладал „политизированным" интел­лектом, он умел утверждать свою политическую линию канализированием общественной неприязни и даже ненависти в отношении ее врагов. В своих воспоминаниях о Ленине писатель Ф.А.Березовский описывает выступление Ленина на заседании ВЦИК в апреле 1918 года: „…ленинский голос зазвучал тревогой и ненавистью к тем, кто разрушал и сабо­тировал великое дело освобождения трудящихся. И нена­висть загоралась огнем во взглядах людей, одетых в серые гимнастерки и черные куртки… Конец доклада был насы­щен такой уничтожающей иронией к врагам рабочего клас­са, что тишина аудитории то и дело прерывалась взрывами заразительного смеха. Казалось, что Ленин стер, уничто­жил, похоронил своих противников до их выступлений…

Помню густую, тесную толпу, выносившую меня в сти­хийном потоке (после выступления. — ДА) на улицу. Во­круг меня горели энтузиазмом глаза. То там, то здесь звуча­ли короткие фразы:

— Долго не забудут меньшевики и эсеры…

—  Еще бы!.. Ильич-то?! Он, брат, покажет!

—  С ним все будет наше!

—  Все возьмем! Весь мир завоюем!""

Политическое мышление Ленина отличается беспощад­ностью. Он обладает способностью „отодвинуть" в сторону все нравственные, гуманные и иные соображения во имя „политической целесообразности". Универсальная политиче­ская доминанта предписывает всем принимаемым решениям только один классовый вектор. Кажется порой, что это мозг политического автомата.

Ленину докладывают Д.Курский и Л.Каменев по делу о спекуляции в Главсахаре: „…Ввиду того, что все привлечен­ные к делу лица, за исключением Григорьева, постановлени­ем Московской ЧК уже расстреляны и в этих условиях рассмотрение дела в отношении одного Григорьева постави­ло бы трибунал в невыгодные условия…" Далее Курский и Каменев рассуждают, что Григорьева можно было бы „унич­тожить во внесудебном порядке", ибо „лишение свободы сделало бы его мучеником в глазах приверженцев". Но мож­но и „условно освободить на поруки всей общины трезвен­ников…".

Ленин краток: „Согласен с Курским и Каменевым".

Председатель Совнаркома согласен с явным беззакони­ем (расстреляны без суда, по постановлению ЧК) лишь по­тому, что установленная им политическая система одобряет подобное решение. Вождистская власть такова, что от осо­бенностей политического мышления одного человека, спе­цифики его интеллекта зависят судьбы множества людей.