Критика теоретических концепций Мао Цзэдуна - В. Г. Георгиев
Из этого следует, что идеологи китайской буржуазии видели конечную цель не в создании процветающего и независимого Китая, который будет стремиться к равноправным и справедливым отношениям с другими государствами и народами, а в возвышении Китая над другими странами, превращении его в гегемона. Этот дух презрительного отношения ко всему некитайскому, уверенность в своём моральном превосходстве над другими народами китайская буржуазия сохраняла вплоть до 1949 г., т. е. до полного разгрома Чан Кайши.
Победа Народной революции в 1949 г. и первые успехи социалистического строительства, достигнутые при помощи Советского Союза и других социалистических стран, вызвали в Китае, с одной стороны, всеобщий патриотический подъём, а с другой — возродили «национальное чванство», оживили националистические устремления определённой части китайского населения. В силу ряда субъективных и объективных факторов эти настроения всё больше превращались в великоханьский шовинизм. Конечно, этот процесс не носил бы фатального характера, он мог быть пресечён и приостановлен, если бы народным государством руководила сплочённая марксистско-ленинская партия, способная преодолеть любое антинародное, антисоциалистическое идейное и политическое течение. Но КПК таковой не являлась, в ней, как подчёркивалось выше, шла борьба двух линий: марксистско-ленинской и националистической, мелкобуржуазной. Более того, марксистско-ленинская, интернационалистическая линия стала жертвой антимарксистской политики группы Мао Цзэдуна. В конечном счёте это объясняется на наш взгляд, тем, что в составе КПК абсолютно преобладали представители крестьянских масс, а рабочая прослойка составляла ничтожное меньшинство. Рабочий класс Китая не смог удержать в своих руках авангардную роль на буржуазно-демократическом этапе революции и твёрдо занять руководящее положение в стране на её социалистическом этапе. Мао Цзэдун и его единомышленники не только не стремились укрепить авангардную роль китайского рабочего класса, но, наоборот, всячески пытались её ослабить. Рабочий класс КНР не смог противостоять напору националистических мелкобуржуазных идей и настроений, оказать достаточное сопротивление Мао Цзэдуну и его сторонникам. В результате Мао Цзэдун и его сторонники получили возможность нанести удар по КПК и рабочему классу Китая, толкнуть страну на путь великоханьского шовинизма и гегемонизма.
Проникновение марксизма-ленинизма в Китай, становление и развитие Китайской коммунистической партии, зарождение в стране пролетарского интернационализма проходили в упорной борьбе с национализмом, противостоявшим в то время интернационалистической линии Коминтерна. В самом конце 20‑х — начале 30‑х гг. национализм в рядах КПК выразился в так называемой линии Ли Лисаня. Сущность взглядов Ли Лисаня заключалась в том, что в центр всех мировых событий он ставил Китай и рассматривал китайскую революцию как «главный столб мировой революции», т. е. подходил к мировому революционному процессу с позиции китаецентризма. Ради победы революции в Китае Ли Лисань и его сторонники были готовы пожертвовать всем — существованием Советского Союза, миллионами жизней рабочих и крестьян не только в Китае, но и в других странах, поскольку они рассчитывали в интересах китайской революции развязать мировую войну.
Мы напоминаем здесь о китаецентризме и национализме во взглядах Ли Лисаня потому, что, во-первых, его установки во многом совпадали в те годы со взглядами Мао Цзэдуна и, во-вторых, нынешние «идеи Мао Цзэдуна», касающиеся вопросов революции и войны, напоминают взгляды Ли Лисаня.
Борьба между интернационалистами и националистами в КПК в 30‑е годы велась помимо прочего и вокруг понимания узлового пункта противоречий эпохи, толкования интернационализма. Националисты считали, что узловой пункт мировых противоречий того времени был не между Советским Союзом и системой капитализма, а между Китаем и Японией. Исходя из этого, они утверждали, что интернационализм состоит не в помощи, оказываемой Советскому Союзу в борьбе с системой капитализма, а в помощи, оказываемой КПК в борьбе против Японии и Гоминьдана. Именно поэтому образцовым интернационалистом Мао Цзэдун считает врача Бетьюна, приехавшего из Канады в Китай для оказания помощи китайскому народу в войне против Японии. Взаимосвязь этой ранней националистической концепции с нынешним пониманием узлового противоречия эпохи и толкованием Мао Цзэдуном и его группой интернационализма в 60‑е годы очевидна.
Идейная борьба между марксизмом-ленинизмом и национализмом в рядах КПК выражалась в конце 30‑х — начале 40‑х гг. и в виде несколько абстрактной дискуссии о соотношении между специфическим и общим, китайским и иностранным (точно так же, как борьба между марксизмом-ленинизмом и национализмом в Китае в 60‑е годы одно время приобрела форму дискуссии о раздвоении единого), а затем сменилась широкой кампанией за «исправление стиля» — «чжэн-фын» (опять точно так же, как в 60‑е годы дискуссия о раздвоении единого оказалась связанной с движением за «социалистическое воспитание»). Сейчас становится всё более ясным, особенно когда мы учитываем характер кампании за «социалистическое воспитание», что развёрнутая по инициативе Мао Цзэдуна борьба за «исправление стиля» по существу представляла собой националистическое наступление на марксизм-ленинизм и интернационализм под видом борьбы с догматизмом, начётничеством и отрывом от китайской действительности. Она была тесно связана с созданием «китаизированного марксизма», т. е. с подменой марксизма-ленинизма-маоизмом.
Идеи, способствовавшие появлению «китаизированного марксизма», стали появляться в Китае ещё в 20‑х гг. Так, Го Можо пытался тогда не только показать общность конфуцианства и марксизма, но и убедить читателей в превосходстве Конфуция над Марксом. В то время им была опубликована аллегорическая статья под названием «Посещение Марксом храма Конфуция». (Эта работа вошла впоследствии в переизданный в 1950 г. сборник статей Го Можо «Смех в подполье».) В ней Конфуций представлен как благородный истинный мудрец древности, а Маркс — как «усатый рак, говорящий на птичьем языке». После беседы двух мудрецов выясняется, что Маркс ничего нового не дал. Всё, что он сказал и написал, давно уже высказано Конфуцием. В уста Маркса вложены следующие слова: «Я никак не ожидал, что на далёком Дальнем Востоке уже две тысячи лет тому назад у меня был такой почтенный единомышленник. Мы с Вами во взглядах совершенно едины»[62].
На опасность усиления националистических взглядов в Китае в самом начале 40‑х годов обратил внимание журнал «Чжунго вэньхуа» (орган ЦК КПК), издававшийся в Яньани: «Все реакционные взгляды в современном Китае имеют одну особую традицию, и если назвать её по имени, то, вероятно, о ней можно сказать как об идеологическом затворничестве. В процессе развития народно-демократической революции и культуры современного Китая такого рода обратное течение в идеологии появляется в различных видах, и в соответствии с различиями этапов развития революции и различиями объективных условий такого рода взгляды в различной форме противостоят прогрессивным
