Критика теоретических концепций Мао Цзэдуна - В. Г. Георгиев
В конце 30‑х — начале 40‑х гг. китайские троцкисты вроде Е Цина проповедовали под видом «овладения спецификой Китая» по существу идеи превосходства «китайского духа», заимствованные из арсенала феодального и буржуазного китайского национализма. Они выдвигали требования китаизации марксизма-ленинизма. «Необходимо изменить форму марксизма-ленинизма,— писал журнал „Шидай цзиньшэнь“,— сделать его вещью, которая была бы как новая, китайская вещь, отличающаяся от первоначальной»[64].
Эти взгляды были подвергнуты в КПК критике. В журнале «Чжунго вэньхуа» указывалось, что лица, заявляющие о необходимости китаизировать марксизм-ленинизм, «имеют в виду под китаизацией изменение его формы, а под изменением формы подразумевают полное отбрасывание изначального марксизма»[65].
Критика в адрес лиц. намеревавшихся китаизировать марксизм-ленинизм, не означала, однако, что КПК сумела преодолеть всё более усиливавшиеся тенденции к национализму. Дело в том, что на «китаизацию марксизма» с конца 30‑х годов открыто претендовал сам Мао Цзэдун. Как мы уже видели, движение за «исправление стиля» носило националистический характер, с его помощью наносился удар по марксизму-ленинизму и интернационализму в рядах КПК. В 1945 г. на Ⅶ съезде КПК было объявлено, что Мао Цзэдун создал «китаизированный марксизм». Ⅶ съезд КПК отразил возникновение культа личности Мао Цзэдуна и заметное усиление националистских настроений в рядах партии.
Победа Советского Союза над фашистской Германией и милитаристской Японией, возникновение мировой социалистической системы, создание в 1949 г. Китайской Народной Республики и установление Советским Союзом дружественных отношений с ней оказали положительное воздействие на укрепление в КПК марксистско-ленинских сил, благодаря чему националистические силы были вынуждены временно отступить и затаиться. Этот процесс нашёл своё отражение и закрепление в решениях Ⅷ съезда КПК (1956).
В 1958 г. Мао Цзэдуну вновь удалось усилить в КПК своё идейное влияние и добиться принятия авантюристического курса «трёх красных знамен» — генеральной линии, «большого скачка» и народных коммун. С этого времени в политике китайских руководителей началось заметное усиление национализма, быстро принявшего форму великоханьского шовинизма и гегемонизма.
В конце ⅩⅨ — начале ⅩⅩ в., т. е. тогда, когда формировалось сознание старшего поколения китайских руководителей, в Китае под воздействием японских националистических теорий появились идеи «паназиатизма», превосходства жёлтой расы, общности судеб народов Азии, паназиатского китайско-японского союза и т. д. Известно, что при определённых исторических условиях национализм вообще легко приобретает форму расизма — убеждения в физическом или духовном превосходстве одних народов над другими.
Разумеется, китайские руководители хорошо знают, какую дурную славу имеет расизм, использованный в своё время фашизмом и нацизмом. Поэтому они, естественно, стараются скрывать свои отдающие расизмом взгляды. Однако это им не всегда удаётся. Элементы расистского, паназиатского характера содержались уже в идее «восточного ветра», господствующего над «западным ветром», которая была выдвинута Мао Цзэдуном. Именно поэтому эта идея была отвергнута в своё время международным коммунистическим движением.
С наибольшей полнотой паназиатизм и расизм маоистов проявляются в их политическом курсе в отношении Японии, которую они рассматривают в качестве возможного временного союзника в борьбе за господство в Азии и гегемонию в мире. Ещё в начале 50‑х годов Мао Цзэдун при встрече с японскими военнопленными офицерами и генералами, которым было разрешено вернуться из Китая на родину, сказал, что Китай намерен занять господствующее положение в Азии и что Япония не должна слишком долго выжидать. «Китай и Япония должны соединить руки, забыть прошлое»,— заявил он. В 1961 г. Мао Цзэдун поставил перед японской делегацией вопрос об общности судеб Китая и Японии. «Мы разделяем одну судьбу и поэтому мы объединены,— сказал он.— Мы должны расширить рамки единства и собрать вместе в единство народы всей Азии, Африки и Латинской Америки и всего мира». В беседах с японскими делегациями маоисты подчёркивают принадлежность китайцев и японцев к одной расе, общность у них письменности и других элементов культуры.
Из этого краткого экскурса в прошлое следует, что великоханьский шовинизм и гегемонизм во взглядах и политическом курсе китайского руководства — явление не новое и не случайное, они тесно связаны с социально-экономическими и идеологическими особенностями развития Китая, с конфуцианскими традициями и историей развития страны.
2. Великоханьский шовинизм и гегемонизм под видом пролетарского интернационализма
Характерная особенность всей теоретической и практической деятельности китайских руководителей состоит в том, что свои мелкобуржуазные националистические взгляды и действия они тщательно маскируют марксистско-ленинской терминологией и выдают их за интернационализм. Таким образом им длительное время удавалось вводить в заблуждение не только КПК, но и известную часть представителей международного коммунистического и рабочего движения. Это им удавалось также и потому, что действовали они осторожно, прикрываясь революционной фразой, призывали к борьбе против империализма и т. д.
Однако со временем, как говорят в Китае, вода опала и камни вышли на поверхность, обнажилась подлинная великоханьско-шовинистическая гегемонистская сущность взглядов китайских руководителей, которые действовали всё более нагло и открыто.
Великоханьская, шовинистическая и гегемонистская природа маоизма начала особенно полно обнаруживать себя со времени «культурной революции». В этой связи следует напомнить о том, что 1 августа 1966 г. Мао Цзэдун обратился к хунвэйбинам с дацзыбао, в которой он, ссылаясь на Маркса, заявил: «Пролетариат не только должен освободить себя, но и должен освободить всё человечество. Если он не сможет освободить всё человечество, то и сам пролетариат не сможет по-настоящему добиться освобождения». В эти слова Мао Цзэдун вложил великодержавно-шовинистический смысл. Мы знаем, что сегодня в Китае пролетариатом называются сторонники Мао Цзэдуна (независимо от их классового положения). Поэтому слова о том, что пролетариат должен освободить всё человечество, в интерпретации Мао Цзэдуна значат, что освободить всё человечество должны сторонники маоизма, причем «освободить», исходя из «идей Мао Цзэдуна» и установления соответствующего порядка.
О том, что слова Маркса об освободительной миссии пролетариата были истолкованы именно так, свидетельствовало появившееся через несколько недель после его выступления хунвэйбиновское «Обращение к соотечественникам», в котором говорилось о стремлении хунвэйбинов решительно водрузить «по всему земному шару великое красное знамя маоцзэдунизма».
«Культурная революция» в Китае усилила разного рода шовинистические великоханьские настроения, ксенофобию, расизм, особенно среди молодёжи, незнакомой с марксизмом-ленинизмом, ослеплённой и сбитой с толку пропагандой «идей Мао Цзэдуна». Китайскому народу упорно внушается мысль о политическом, моральном и идейном превосходстве Китая над другими странами, о том, что «идеи Мао Цзэдуна» — высшее развитие
