Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
ФДР резко отвел обвинение республиканцев в том, что правительство якобы является «прокоммунистическим». В речи 5 октября он сказал: «Я никогда не искал и не приветствую поддержку любого лица или группы преданных коммунизму или фашизму, или любой другой иностранной идеологии, которая подорвет американскую систему правления». В 1944 году Рузвельта поддержал комитет политического действия, созданный КПП и находившийся под руководством С. Хилмэна. Республиканцы обрушились на эту организацию и лично на Хилмэна.
На грандиозном митинге в Бостоне, где собралось 125 тыс. человек, Рузвельт призвал к религиозной и национальной терпимости. И далее: «Выступая здесь, в Бостоне, республиканский кандидат сказал (я точно цитирую по моей старой привычке): «Коммунисты захватили контроль над новым курсом, и таким образом они намереваются установить контроль над правительством США». Однако в тот же день кандидат говорил в Уорчестере, что с победой республиканцев в ноябре «мы покончим с правлением одного человека и навсегда устраним угрозу монархии в США». Так кто я – коммунист или монарх?.. Когда любой политический кандидат торжественно заявляет, что правительство США, ваше правительство, может быть надуто коммунистами, тогда я скажу, что такой человек обнаруживает постыдное неверие в Америку».
Так он говорил публично, а в конфиденциальных беседах шел много дальше. В это время ФДР принял эрцгерцога австрийского Отто, которому заявил: «Наша основная забота – не допустить коммунизм в Венгрию и Австрию». Эрцгерцог с удовлетворением записывал после встречи: «Совершенно очевидно, что отношения между Рузвельтом и русскими напряжены… Здесь все заинтересованы в том, чтобы удержать русских подальше… Из всего сказанного Рузвельтом ясно: он боится коммунизма и хочет сделать все, чтобы сдержать русскую мощь, но не доводя дела до войны»61.
Начав кампанию с реверансов в сторону рабочего класса, ФДР усиленно развивал тему значения рабочих для победы над державами «оси». Он хвалил железнодорожников, судостроителей, рабочих военной промышленности и трудящихся вообще. В выступлении в Уилмингтоне 27 октября президент подчеркнул: «Когда я произношу слово «рабочие», пусть меня правильно поймут – я имею в виду все виды работы. Например, есть рабочие в белых воротничках, занятия которых не бросаются в глаза, но являются чрезвычайно важными для наших военных усилий и всей жизни Америки». Вот оно что! Итак, все «рабочие» – от монополистов до сталелитейщиков.
Вернувшись к своему предложению в январе 1944 года об «экономическом билле о правах», ФДР объяснил в речи в Чикаго 28 октября: «Экономический билль о правах – признание простого факта, что в Америке будущее рабочего, будущее фермера коренится в процветании системы частного предпринимательства, а будущее этой системы коренится в процветании рабочего и фермера». Просто, как апельсин. А чтобы не было никаких сомнений, на чем он стоит, Рузвельт патетически заключил:
«Я верю в частное предпринимательство – и всегда верил.
Я верю в систему прибыли – и всегда верил.
Я верю, что частное предпринимательство может обеспечить полную занятость для нашего народа».
Вот и основы философии умудренного опытом Франклина Д. Рузвельта на закате жизни.
На будущее, после войны, он обещал все блага – занятость для 60 млн. человек (цифра взята с потолка), новые дома, душевые автомобили и т. д. В общем, «плодами победы на этот раз не будут яблоки, продаваемые на перекрестках улиц», – сказал ФДР. Чтобы продемонстрировать свою выносливость, в дождливый и ветреный день он проехал в открытом автомобиле, легко одетый, 80 км по улицам Нью-Йорка, запруженным народом.
Едва ли многим из видевших его тогда приходило в голову, что ФДР не переживет нового срока, на который он просил переизбрать его.
Победа на выборах в ноябре не была внушительной – ФДР собрал 25,6 млн., Т. Дьюи – 22 млн. голосов. И трудно определить, сколько избирателей отдало голоса главнокомандующему, а не президенту. Даже при этом только 51,7 процента поддержали ФДР. Так мало он никогда не собирал.
XI
«У нас не будет зимней паузы в Европе, – чеканил слова Рузвельт в речи по радио 2 ноября. – Мы будем наносить удары, гнать врага, бить его еще и еще, не давая ему передышки, и прорвемся к нашей конечной цели – Берлину». Он говорил о громадных американских армиях, наступающих в Европе, указал, что быстрая победа – вернейший путь сократить потери. В ней он был абсолютно уверен. Но…
Глубокой осенью и ранней зимой 1944 года Соединенные Штаты и Англия внезапно столкнулись с очень трудным положением на фронтах. В Италии союзные войска завязли на германских оборонительных линиях, на Западном фронте гитлеровцы 16 декабря нанесли внезапный удар в Арденнах, приведя в серьезное расстройство союзные армии. На Дальнем Востоке японцы, хотя и потерпевшие сокрушительные поражения на море, в конце года открыли самое большое наступление в Китае, стремясь создать предпосылки для затяжной войны.
Это поразило Америку. Опросы общественного мнения на исходе 1944 года показали, что американцы в массе своей стоят за самые решительные меры для нанесения поражения врагам. 43 процента опрошенных требовали применить отравляющие вещества против населения японских городов. Как заявила некая домохозяйка в Далласе, «уничтожим всех японцев до последнего, включая женщин и детей». 35 процентов опрошенных требовали «перестрелять и перевешать» руководителей Германии, а немало высказались за истребление всех немцев62. Но как добраться до ненавистного врага, с которым сражалась разгневанная «демократия»?
США и Англия, сосредоточившие свои усилия на создании воздушной мощи, стали ощущать острую нехватку сухопутных войск. США уже ввели в дело 87 дивизий из имевшихся 89 и остались без резервов. Оптимизм, который охватил Вашингтон ранней осенью, рассеялся, еще предстояли тяжелые бои.
Для Рузвельта кризис на фронтах не был полной неожиданностью. Уже несколько недель он с тревогой сопоставлял оптимистические прогнозы с реальной обстановкой. 1 декабря президент циркулярным письмом запретил главам правительственных ведомств и учреждений выступать с заявлениями о близкой победе. Немецкое наступление в Арденнах определенно лишило Рузвельта душевного равновесия. Пока лихорадочно изыскивали резервы – добрались даже до частей на Аляске, – ФДР внес свою лепту в отпор врагу. Исполнительным приказом президента № 9508 военный министр от имени правительства взял управление компанией «Монтгомери уорд».
Решение это, объявленное 27 декабря, привело Стимсона в большое недоумение. Оно было уникальным в военной практике правительства, все же избегавшего грубого вмешательства в бизнес. Министр никак не мог взять в толк, почему угроза забастовки 12 тыс. рабочих и служащих компании, обслуживавшей розничную торговлю, может подорвать военные усилия страны и потребовала личного вмешательства президента. ФДР, однако, давал предметный урок. В исполнительном приказе было сказано. «Сегодня мы переживаем критическую точку войны… Правительство США не может терпеть и не потерпит в этот критический час никакого вмешательства в военное производство… Компания под руководством м-ра Эвери вела ожесточенную борьбу против профсоюзов своих рабочих и служащих на всем протяжении войны, дерзко игнорируя усилия правительства сохранить гармонию между предпринимателями и трудом… Существует явная угроза, что рабочие некоторых наших важнейших военных заводов могут объявить забастовку в поддержку рабочих «Монтгомери уорд», если правительство будет бездействовать. Мы этого не допустим».
30 декабря Стимсона снова вызвали в Белый дом, на этот раз в сопровождении генерала Л. Гровса. Президент потребовал доложить, когда будет готово атомное оружие. Под впечатлением Арденн, вспоминал через два десятилетия Гровс, «Рузвельт заявил о готовности использовать атомную бомбу против нацистов, чтобы принудить Германию к капитуляции». Гровс браво отрапортовал: «Мы можем сделать это и сделаем!» Надо думать, президент знал – страна поддержит его. В этом он не ошибался – после Хиросимы и Нагасаки 85 процентов опрошенных американцев были за «использование атомных бомб против японских городов».
Рузвельт в интересах победоносного завершения войны использовал до конца ресурсы президентской власти, в том числе будущие. Эйзенхауэру в Европе приходилось считаться только с наличными. Подсчитав: на Западном фронте союзники имели 87 дивизий против 39 немецких, 10 тыс. самолетов против 1 тыс., 6500 танков против 600, – Эйзенхауэр заключил, что справиться с гитлеровцами нельзя. Полководец обратился к Рузвельту с просьбой выяснить перспективы нового советского наступления. «Это имеет величайшее значение, на нем я буду строить собственные планы», – разъяснял он. Подчеркнув «крайнюю срочность дела», ФДР обратился в Москву, прося принять офицеров из штаба Эйзенхауэра для «обсуждения положения дел у Эйзенхауэра на Западном фронте и вопроса о взаимодействии с Восточным фронтом». Просьбу президента США поддержал Черчилль.
