24/7. Поздний капитализм и цели сна - Джонатан Крэри
Столь краткие циклы неизбежно будут вызывать у некоторых тревогу по поводу устаревания и разного рода разочарования. Важно признать, однако, привлекательность перспективы идти в ногу с техническим развитием, основанным на обещаниях расширенной функциональности, даже если получение каких-либо реальных выгод постоянно откладывается. В настоящее время желание накапливать объекты менее важно, чем подтверждение того, что твоя жизнь равняется на приложения, устройства или сети, доступные и активно продвигаемые в тот или иной момент. С этой точки зрения ускоренные циклы приобретения и выбрасывания — не повод для сожалений, а осязаемый признак доступа к наиболее востребованным потокам и возможностям. Согласно Болтански и Кьяпелло, социальные процессы, темпы развития которых сильно замедляются или в них возникает застой, маргинализируются и начинают терять свою ценность и привлекательность. Сегодня следует по возможности избегать погружения в те виды деятельности, если затраченное на них время не может быть использовано с выгодой посредством некоторого интерфейса и всего того, с чем он связан.
Участия в этих схемах почти невозможно избежать ввиду неизменного призрака социальной и экономической неудачи — страха отстать от других, показаться устаревшим. Ритмы технологического потребления неотделимы от требований постоянной самоорганизации. Каждый новый продукт или услуга преподносит себя в качестве необходимого элемента бюрократической организации жизни, и постоянно растет число рутинных действий и потребностей, составляющих эту жизнь, которые на самом деле никто не выбирал. Приватизация и дробление человеческой деятельности в этой сфере способны поддерживать иллюзию, что можно «переиграть систему» и поставить себя в уникальное или главенствующее положение по отношению к этим задачам, которое будет более изобретательным или внешне не таким ущербным. Миф о хакере-одиночке поддерживает фантазию о том, что асимметричное отношение человека к сети можно творчески перевернуть в пользу первого. На самом деле в нашем навязчивом самоменеджменте присутствует неизбежное, насаждаемое извне единообразие. Иллюзия выбора и автономии — одна из основ этой глобальной системы саморегулирования. Во многих местах до сих пор можно встретить утверждение, что современные технологические достижения, по сути, представляют собой нейтральный набор инструментов, которые можно использовать по-разному, в том числе поставить их на службу политики освобождения. Философ Джорджо Агамбен опроверг такие утверждения, заявив, что «в наши дни в жизни индивидуумов не осталось ни одного момента, который не был бы моделирован, заражен, контаминирован или контролируем каким-либо диспозитивом». Он убедительно показывает, что «совершенно нереально, чтобы субъект диспозитива использовал его "правильным образом". Те же, кто утверждает подобное, являются всего лишь результатом посреднического диспозитива, в плену у которого оказались»[13].
Углубляться в эстетические свойства цифровых изображений, как это делают многие теоретики и критики, — значит уклоняться от факта подчинения изображения более широкому полю невизуальных процессов и требований. Большинство изображений в настоящее время производятся и распространяются с целью максимизации количества времени, проводимого в привычных формах индивидуального самоменеджемента и саморегулирования. Фредрик Джеймисон утверждал, что с исчезновением существенного различия между сферами работы и отдыха смотреть на изображения является центральным требованием для функционирования большинства сегодняшних гегемонистских институтов. Он указывает на то, что образы массовой культуры вплоть до середины XX века часто предоставляли собой способ уклониться от запретов со стороны «Сверх-Я»[14]. Теперь, наоборот, обязательное, 24/7 погружение в визуальный контент фактически становится новой формой институционального «Сверх-Я». Конечно, сегодня мы смотрим и видим больше самых разных изображений, чем когда-либо прежде, но это происходит в пределах того, что Фуко назвал «сетью постоянного наблюдения». В таких условиях, то есть тогда, когда акты просмотра постоянно запрашиваются для преобразования их содержания в информацию, которая одновременно улучшит технологии контроля и станет формой прибавочной стоимости на рынке, основанном на накоплении данных о поведении пользователей, исторически сложившееся понимание термина «наблюдатель» большей частью дестабилизируется. В рамках расширяющегося набора технических средств для превращения самих актов просмотра в объекты наблюдения, допущения о положении и действиях наблюдателя буквально опрокидываются.
Самые передовые формы надзора и анализа данных, используемые спецслужбами, теперь стали неотъемлемой частью маркетинговых стратегий крупного бизнеса. Широко используются экраны или другие формы отображения, которые отслеживают движения глаз, а также продолжительность и фиксацию визуального интереса внутри последовательностей или потоков графической информации. Случайный просмотр единственной веб-страницы может быть подробно проанализирован и измерен с точки зрения того, как глаз сканирует, останавливается, движется и уделяет внимание одним областям за счет других. Даже далеко не в лабораторных условиях больших универмагов сканеры движения глаз предоставляют подробную информацию об индивидуальном поведении: например, определяют, как долго человек смотрел на товары, которые он не купил. Уже довольно давно существует щедро финансируемая область исследований — оптическая эргономика. Теперь пассивно, и часто добровольно, человек помогает собирать данные на самого себя и надзирать за собой. Это неизбежно перетекает в более тонкие процедуры вмешательства как в индивидуальное, так и в коллективное поведение. В то же время изображения, по сути, неотделимы от всех невизуальных форм информации, с которыми регулярно сталкивается человек. Эксплуатация сенсорного восприятия — всего лишь один сопутствующий элемент в совокупной деятельности по доступу, хранению, форматированию, манипулированию, распространению и обмену. Неисчислимые потоки изображений вездесущи в режиме 24/7, но в конечном счете человеческое внимание сосредоточивается на управлении технической средой, окружающей их, — этими все более многочисленными параметрами доставки, отображения, формата, хранения, обновлений и аксессуаров.
Повсюду приходится сталкиваться с примиренческим, но абсурдным предположением, что эти системные модели пришли «всерьез и надолго» и что подобный уровень потребления технологии можно распространить на все семь, а в недалеком будущем и десять миллиардов человек, живущих на планете. Многие из тех, кто восхищается революционным потенциалом коммуникационных сетей, забывают об эксплуататорских формах человеческого труда, о разрушении окружающей среды, на которых строятся их фантазии о виртуальности и дематериализации. Даже среди множества голосов, утверждающих, что «другой мир возможен», часто бытует удобное заблуждение, что экономическая справедливость, замедление изменения климата и эгалитарные социальные отношения каким-то образом совместимы с продолжающимся существованием таких корпораций, как Google, Apple и General Electric. Вызов этим заблуждениям наталкивается на интеллектуальную полицию разного рода. Существует фактический запрет не только на критику принудительного потребления технологий, но и на артикуляцию того, как теперешние технические возможности и предпосылки могут быть задействованы на благо удовлетворения человеческих и социальных потребностей, а не требований капитала и империи. Под всеобъемлющий феномен «технологии» маскируется узкий и монополизированный набор электронных продуктов и услуг, доступных
