24/7. Поздний капитализм и цели сна - Джонатан Крэри
Может показаться, что в моей аргументации содержатся две несовместимые нити. С одной стороны, я утверждаю вместе с некоторыми другими авторами, что форма современной технологической культуры по-прежнему соответствует логике модернизации, развернувшейся в конце XIX века, — иными словами, что некоторые ключевые черты капитализма начала XXI века все еще можно связать с какими-то сторонами промышленных проектов, ассоциирующихся с Вернером Сименсом, Томасом Эдисоном и Джорджем Истменом. Эти имена могут символизировать развитие вертикально интегрированных корпоративных империй, которые изменили важнейшие аспекты социального поведения. Их далеко идущие амбиции были реализованы через: 1) понимание человеческих потребностей как постоянно меняющихся и потенциально растущих; 2) зарождающуюся концепцию товара как чего-то потенциально трансформируемого в абстрактные потоки, будь то потоки изображений, звуков или энергии; 3) эффективные меры по сокращению времени обращения; 4) раннее, но ясное видение экономической взаимности между «железом» и «софтом» (в случае Истмена и Эдисона). Последствия этих моделей XIX века, особенно облегчение и максимизация распространения контента, будут оказывать гораздо более всеобъемлющее влияние на человеческую жизнь на протяжении всего XX столетия.
С другой стороны, к концу XX века становится возможным идентифицировать новую комбинацию сил и образований, отличную от тех, что можно было наблюдать в XIX веке с его последовательными фазами модернизации. К 1990-м годам произошел коренной пересмотр вертикальной интеграции, наиболее наглядными примерами которого служат инновации Microsoft, Google и других, несмотря на то что некоторые остатки старых иерархических структур сохранились рядом с более новыми, более гибкими и тонкими моделями реализации и контроля. В этом контексте потребление технологий совпадает со стратегиями и эффектами власти и становится неотличимо от них. Конечно, на протяжении большей части XX века организация общества потребления никогда не была оторвана от форм социального регулирования и подчинения, но сегодня управление экономическим поведением синонимично формированию и культивированию податливых и покладистых индивидов. Прежняя логика запланированного устаревания продолжает действовать, стимулируя спрос на замену или улучшение. Однако даже если динамика, ведущая к появлению новых товаров и услуг, по-прежнему связана с нормой прибыли или корпоративной конкуренцией за доминирование в отрасли, то ускорение темпов «усовершенствования» или реконфигурации систем, моделей и платформ — ключевая составляющая переделки субъекта и интенсификации контроля. Послушание и разделение — не косвенные побочные продукты глобальной финансовой экономики, они входят в число ее основных целей. Индивидуальные потребности все теснее увязываются с функциональными и идеологическими программами, из которых вырастает каждый новый продукт. «Продукт» — это совсем не обязательно физическое устройство или приспособление, это различные услуги и взаимосвязи, которые для индивида быстро становятся доминирующими или единственными онтологическими шаблонами социальной реальности.
Но современный феномен ускорения — не просто линейная последовательность инноваций, при которой происходит замена устаревшего элемента новым. Замена каждый раз сопровождается экспоненциальным увеличением количества вариантов и опций по сравнению с тем, что было прежде. Это непрерывный процесс расширения и раздувания, происходящий одновременно на разных уровнях и в разных местах, процесс, в рамках которого происходит умножение областей времени и опыта, мобилизованных на службу новым машинным задачам и требованиям. Логика вытеснения (или устаревания) сочетается с расширением и диверсификацией процессов и потоков, и человек все сильнее зависит от них. Каждая следующая технологическая новинка оказывается в то же время качественно новым шагом на пути приспособления к режиму 24/7 и зависимости от него; она также означает увеличение количества точек, в которых индивид становится местом приложения новых систем управления и бизнеса.
Однако следует сказать, что в настоящее время люди сталкиваются с работой глобальной экономики с очень разных сторон. В космополитических регионах планеты стратегии ограничения прав и возможностей, предусматривающие обязательные цифровую персонализацию и самоадминистрирование, процветают даже среди групп населения с очень низкими доходами. В то же время существует огромное множество людей, живущих на грани прожиточного минимума, которые не могут быть интегрированы в новые требования рынков; за ненадобностью их можно сбросить со счетов. Смерть во многих обличьях — один из побочных продуктов неолиберализма: когда у людей не остается ничего, что еще можно было бы у них отнять, будь то ресурсы или рабочая сила, то они становятся попросту расходным материалом. Однако нынешний рост сексуального рабства и оборотов торговли органами и частями тела позволяет предположить, что внешнюю границу того, что считается расходным материалом, можно с выгодой расширить ради удовлетворения спроса со стороны новых рыночных секторов.
Неумолимый ритм потребления технологий, сложившийся за последние два или три десятилетия, не допускает такого периода времени, за который использование определенного продукта или их совокупности могло стать настолько привычным, чтобы превратиться лишь в фоновый элемент чьей-то жизни. Операционные и перформативные возможности задают приоритеты, которые перевешивают значимость всего, что когда-то могло считаться «контентом». Устройства не являются средством достижения некоторых более важных целей, они сами становятся целью. Их задача — ориентировать пользователя на еще более эффективное выполнение его рутинных задач и функций. Системно невозможно появление окна или паузы, в которых в поле зрения могли бы попасть долгосрочные во временной перспективе трансиндивидуальные проблемы и проекты. В предельно краткий срок службы каждого устройства или решения входят удовольствие и престиж, связанные с обладанием им, но в то же время в него включается понимание того, что с самого начала этот предмет отмечен эфемерностью и скорой деградацией. Прежде циклы замены были по крайней мере достаточно продолжительными, чтобы некоторое время сохранялась общая иллюзия полупостоянства. Сегодня краткость интерлюдии перед тем, как высокотехнологичный продукт буквально превратится в мусор, требует сосуществования двух противоречащих друг другу установок: с одной стороны, первоначальная потребность и/или желание продукта, но с другой — позитивная идентификация с неумолимым процессом отмены и
