Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности - Самюэль Хантингтон
Общество и религия
Религиозные консерваторы сумели «вернуть прихожан на паперть» только потому, что огромное количество американцев пожелали этого возвращения. В 1980-х годах произошли значительные и благоприятные для возрождения религиозности изменения в общественном сознании Америки. Все больше и больше американцев задумывались над явлениями, которые принято толковать как свидетельства морального разложения общества: терпимость к сексуальному поведению, ранее признававшемуся недопустимым; рост случаев беременности среди подростков; увеличение количества неполноценных семей (с одним родителем); рост количества разводов; высокий уровень преступности; распространение наркотиков; порнография и насилие в средствах массовой информации и кинематографе; увеличение числа тех, кто живет на социальные пособия, то есть на деньги из карманов добропорядочных налогоплательщиков. Если обобщать, то в социуме укрепилось убеждение в том, что, во-первых, оказались утраченными «значимые» проявления гражданского общества и, как продемонстрировал Роберт Патнем, американцы превратились в разобщенную нацию; во-вторых, интеллектуальная традиция, унаследованная от 1960-х годов, утверждала, что не существует абсолютных ценностей и моральных принципов и что «все относительно». Поэтому началась деградация образовательных стандартов и поведенческих норм, и, как выразился Дэниел Патрик Мойниган, Америка «покатилась по наклонной»; при этом общество выказало готовность допускать любые формы поведения, за исключением откровенно криминальных.
Подобные тенденции заставили американцев вспомнить о религии, поскольку религия, по словам Майкла Сэндела, способна утолить «слабо осознаваемую, но неизменную жажду жизни со смыслом»{566}. В заявлении организации, финансировавшей проведение в 2000 году социологического опроса относительно религиозности американцев, говорилось: «Одно можно утверждать с уверенностью — американцы соотносят религию с личной этикой и личным поведением и рассматривают ее как противоядие от морального разложения, охватившего нацию. Преступность, жажда наживы, родительское легкомыслие, торжество материализма — американцы убеждены, что эти и аналогичные проблемы возможно решить, восстановив религиозность общества. Причем для большинства граждан США не имеет принципиального значения, какая именно религия позволит восстановить утраченные ценности»{567}.
В период с 1987 по 1997 год, как показал Кохут с коллегами, произошло увеличение на 10 и более процентов числа американцев, которые убеждены в существовании Бога, в том, что на Страшном суде им придется отвечать перед Богом за свои грехи, в том, что Бог способен творить чудеса в современном мире, что молитва каждодневна и обязательна, что религиозные критерии отличения дурного от благого применимы ко всем и каждому. Прирост верующих отмечен в каждой конфессии — среди основных протестантских церквей, среди евангелических христиан, черных протестантов, католиков и даже среди секуляристов. В 2002 году, после террористических атак, 59 процентов американцев соглашались с тем, что апокалипсис, описанный в Откровении Иоанна Богослова, непременно наступит{568}.
Стремление американцев обрести уверенность в завтрашнем дне и «получить» от религии заряд веры проявилось на «бытовом уровне» в захлестнувшей страну в 1990-х годах «ангельской эпидемии». В 1993 году 69 процентов американцев утверждали, что верят в ангелов, а 55 процентов сообщали, что ангелы — высшие духовные существа, созданные Богом и обладающие особыми чертами, которые позволяют им жить среди людей и осуществлять Божью волю. Это «ангельское сумасшествие» побудило канал Си-би-эс выпустить в эфир программу «Прикосновение ангела», которая к 1998 году сделалась второй по популярности программой на американском телевидении, с аудиторией 18 млн зрителей. Как изящно выразился представитель Си-би-эс, эта программа «затронула находившиеся в пренебрежении струны американской души»{569}. Евангелические священники и писатели также отреагировали на назревшую в обществе потребность. Как показал социолог Джеймс Дэвисон Хантер, бестселлеры за авторством таких евангелических священников, как Джеймс Добсон, глава церкви семейных ценностей, представляли собой «изумительную» комбинацию достижений современной психологии и традиционных поучений, осененных авторитетом Библии. Евангелисты стремились «использовать психологию для собственных целей, создать терапевтические методы, основанные на библейской мудрости. Они исходили из того, что психология предлагает инструментарий, который сам по себе нейтрален теологически и этически, но вполне может быть использован на благо христианской веры»{570}.
Обращение к религии характерно и для корпоративного мира. «Мечущиеся в поисках смысла жизни, неудовлетворенные высокими зарплатами и карьерными перспективами, снедаемые желанием воссоединиться с верой, — говорилось в документе 1998 года, — „белые воротнички“ встречаются на молитвенных собраниях перед завтраком и на заседаниях библейских обществ в университетах и клубах». В период с 1987 по 1997 год количество христианских групп в корпоративной Америке удвоилось и составило около десяти тысяч; также сотрудники корпораций создали около тысячи обществ по изучению Торы и двести мусульманских групп. Все эти группы, как сообщалось, занимались поисками противоядия от «чрезмерных амбиций, жестокой конкуренции и алчности бизнеса»{571}.
Крупные религиозные организации также демонстрируют возвращение к «традиционной» религиозности. В 1970-е годы крупнейшая протестантская организация, Южная баптистская конвенция, насчитывавшая 16 млн членов, становилась все более консервативной и утверждала непогрешимость Библии («истинного Слова самого Господа, коий неспособен ошибаться»). В последующие годы эта организация неуклонно выступала за запрещение абортов и гомосексуализма и одобрила «домашний статус» замужних женщин; последнее побудило одного из виднейших членов конвенции, Джимми Картера, покинуть эту организацию.
В 1999 году лидеры движения за реформу иудаизма большинством голосов одобрили многие ритуалы и практики, связанные с ортодоксальным иудаизмом, в том числе ношение ермолок и использование древнееврейского языка не только в религиозной, но и в бытовой сфере. Аналогично, в 1990-е годы в католических диоцезах количество месс, которые служились на латыни или на латыни и английском одновременно, возросло с 6 до 131 и составило 70 процентов от общего числа отслуженных месс{572}.
В 1990-е годы американцы преимущественно поддерживали усиление влияния религии на жизнь общества. По данным опроса 1991 года, 78 процентов респондентов согласились с тем, чтобы дети в школах читали молитвы, изучали на дополнительных занятиях Библию и участвовали в собраниях добровольных христианских групп. Около 67 процентов респондентов поддержали изображение менор и рождественских сцен на государственной собственности; 73 процента одобрили практику общих молитв перед началом спортивных состязаний; 74 процента возражали против устранения упоминания имени Божьего из текста государственной присяги. По данным того же опроса, 55 процентов респондентов заявили, что религия оказывает слишком слабое влияние на американское общество, 30 процентов посчитали это влияние достаточным, а 11 процентов (количество, приблизительно соответствующее количеству агностиков и атеистов) оценили это влияние как чрезмерное{573}. Кроме того, американцы стали благосклоннее относиться к вмешательству церкви в общественную жизнь. В 1960-е годы 53 процента американцев считали, что церковь не должна заниматься политикой; противоположного мнения придерживались 40 процентов
