Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф
Так, император Оттон III писал в письме к знаменитому Герберту, преподававшему в Реймсе и позднее ставшему папой Сильвестром II: «Мы сердечно желаем вашего присутствия здесь, уважаемый, чтобы вы могли избавить меня от моих саксонских деревенских нравов, Saxonica rusticitas»[43]. Оттону удалось создать интересное интеллектуальное движение в пределах своей страны. Но этот ренессанс учения был непродолжительным, и начиная с XI века и далее школы Фульды и Рейхенау, а также Санкт-Галлен впали в упадок и разорение. В XII веке та же участь выпала и школам в Льеже, которые зависели от империи[44]. Германское духовенство также отправлялось во французские школы – в Реймс, Шартр, Лан, Париж, Ле-Бек, – и юные бароны считали привилегией получить образование при дворе Людовика VII. Отлох Санкт-Эммерамский, Оттон Фрейзингский, Манегольд Лаутенбахский, Гуго Сен-Викторский – фактически все известные германские теологи, философы и гуманитарии в этой стране – получили образование во французских школах. «Париж – колыбель всех наук», – пишет Цезарий Гейстербахский[45]; «Ученые, – добавляет Оттон Фрейзингский, – эмигрировали во Францию», и обе летописи лишь эхом вторят поговорке того времени: «В Италии – папство, в Германии – империя, а во Франции – учение».
Италия также посылала своих людей, и не в меньшем количестве. Примером тому служит в XI веке монах Ланфранк, странствующий преподаватель. Из Павии и Болоньи он отправился в аббатство Ле-Бек, и там к нему присоединился еще один итальянец – пьемонтец Ансельм из Аосты (Ансельм Кентерберийский). В XII веке Петр Ломбардский, Петр из Капуи и Препозитин Кремонский – все преподавали в Париже. Орландо Бандинелли, будущий папа Александр III, продолжал свое обучение у Абеляра, а тот, который потом стал папой Иннокентием III, учился теологии и грамматике в Париже. Нужно сказать, однако, что в Италии независимых центров интеллектуальной жизни было больше, чем в Англии и Германии. Достаточно упомянуть школы Болоньи, откуда возник университет, столь же древний и столь же влиятельный, как Парижский, а также бенедиктинские школы Монте-Кассино, где в XI веке Константин из Карфагена (Константин Африканский) установил один из первых контактов Запада с арабским миром и где позднее Фома Аквинский получил свое начальное образование.
Но не все французские школы пользовались равной известностью, они ценились в зависимости от славы их преподавателей, точно так же как сегодня репутация школы и ее ценность зависят от выдающегося мастерства ее преподавательского состава. Следовательно, мы можем понять перемены в репутации школ. Так, например, с началом XII века кафедральные школы Турне (Одон Турнейский), Реймса (Альберих из Реймса и Готье де Мортань), Лана (Ансельм Лаонский) лишились своего последнего великолепия. Поскольку их затмили кафедральные школы Шартра, основанные Фульбером, в которых развилась за первую половину XII века гуманитарная тенденция, обучение в них было посвящено достижению редкой элегантности стиля на латыни, отличному знанию классики и знакомству со всем «Органоном» Аристотеля[46]. Бернар Шартрский в 1117 году стал первым из линии знаменитых учителей, а Тьерри (Теодорик) Шартрский около 1141 года написал свой знаменитый трактат о свободных исскуствах Heptateuchon, который был написан как раз в то время, когда работали над украшениями южного портала собора с его элементами скульптурных фигур, олицетворяющих тривиум и квадривиум [47].
Но еще до этого Париж занял позицию отстаивания превосходства своих школ. Известность Абеляра в соборных школах и школах Святой Женевьевы привлекала толпы студентов и учителей в Париж; монастырь Святого Виктора, где Гильом де Шампо основал кафедру теологии, стал бы центром мистических учений, если бы не зарождение университетов.
Узость интересов этих школ, однако, не препятствовала определенному единообразию в методике преподавания, в курсах обучения, а также в научной практике; и это единообразие помогло замостить дорогу к космополитическому характеру преподавания философии в университетах. Местничество и тенденция централизации смешивались очень похоже на то, как это происходило с автономией феодальных баронов и королевской политикой объединения в сфере политики.
Обучение и преподавание было монополизировано одним социальным слоем – духовенством. Международная иерархия церкви и всеобщее использование латыни как языка науки заложили естественный союз среди учителей Запада, частая миграция студентов и ученых из одной школы в другую способствовала распространению всех новшеств в методике, программах и лексиконе.
II. Ограничение некоторых наук; философия отличная от семи свободных искусств и от теологии
XII век остался верен традиционной программе семи свободных искусств, но рамки расширялись во всех направлениях. Это приводит нас ко второй группе идей, связанных с духом цивилизации и которую я называю демаркацией границ между науками. В ранние века периода Средневековья программа обучения включала грамматику-риторику-диалектику (логику), что составляло тривиум, а также арифметику-геометрию-астрономию-музыку, что входило в квадривиум, в этой программе легко можно узнать начала нашего современного среднего образования.
Грамматика включала не только изучение трудов древних и средневековых грамматиков (Донат[48], Присциан[49] и Ремигий Осерский), но также изучение классиков, таких как Вергилий, Сенека, Гораций и другие. Цицерон и Квинтилиан, а также Марий Викторин упоминаются среди авторов, предпочтительных для обучения риторике[50]. Долгое время право также считалось предметом риторики, и лишь во времена Ирнения из Болоньи право стали преподавать как предмет, не входящий в курс свободных искусств[51]. Около середины XII века изучение диалектики включало изучение всего «Органона» Аристотеля. Что же касается обучению квадривиуму, то оно всегда отставало от тривиума. Эвклид образец для математических наук. Изучению астрономии определенный импульс был придан Аделардом Батским, который был посвящен в арабскую науку в Испании где-то в середине XII века.
Но подобная программа казалась слишком узкой в XII веке, и философия явно получает определенное место вне свободных искусств, которые она оставляет за собой позади сразу за теологией.
Давно предполагалось, и до сих пор считается, что философию в Средние века путали с диалектикой (одним из трех предметов вышеописанного trivium) и что она ограничивалась горсткой скучных полемичных ссор по поводу силлогизмов и софистики. Эта тема имеет мнимое основание благодаря определенным акробатам диалектики, которые в XI и XII веках лишили философию всех идей и представляли ее, по словам Иоанна Солсберийского, exsanguis et sterilis (обескровленной и бесплодной).
Но истина совсем в противоположном. Этим virtuosi, с их игрой слов и многословными дискуссиями, давали сильный отпор, а такие достойные люди,
