Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф
Эти разграничения, которые нам кажутся такими естественными и самими собой разумеющимися, получаются ценой больших усилий в любой период истории, в котором делается попытка их введения, – и непременно так. Ведь первые греческие философы встретились с такими же затруднениями в этом отношении, что и схоласты XII века. Даже сегодня, когда классификация так далеко продвинулась вперед, возникают дискуссии относительно определения границ новых наук; свидетельство тому – пример социологии. Но это размежевание философии в XII веке было лишь одним из аспектов быстро развивающейся цивилизации. Разве мы не видим подобного движения в политической, общественной, религиозной жизни и жизни искусства? Королевские прерогативы, права и обязанности вассалов, статус мещанства и сельского населения, различия между церковным сбором и духовными функциями аббатов и прелатов, монастырская и епископальная иерархия, явное введение новых художественных стандартов – все это черты эпохи в процессе определения. Хаос и нерешительность X и XI веков исчезли. Новая эра проявляется через ощущение созревающих сил.
III. Гармония феодального ощущения персонального мира с философской доктриной того, что существует лишь один индивидуум
Теперь мы можем проникнуть глубже и рассмотреть множество философских доктрин, которые родились в результате достижений XII века. Делая это, нельзя не отметить, как основные доктрины развивающейся метафизики соответствуют господствующим добродетелям феодального духа. И это приводит нас к нашему третьему пункту, и поистине самому интересному, касающемуся отражения цивилизации в философии: а именно гармонии феодального чувства ценности личности с философской доктриной реальности индивидуума.
Феодальный человек всей душой стремился к независимости, его отношения с его сюзереном были определены свободным контрактом, более того, словно заразная болезнь, стремление к равной степени независимости распространилось на горожан и сельское население. Такое естественное положение вещей обрело христианский тон благодаря церковному учению о ценности жизни индивидуума – о цене души индивидуума. И в соответствии с этим принципом гуманности преподобный Петр называл крепостных своими братьями и сестрами[61].
Римское, а также каноническое и феодальное право – три формы права, которые так быстро развивались начиная с XI века и далее, – пришли к удивительному согласию в вопросе существования естественного права; и во имя этого права, основанного на человеческой природе, они провозгласили всенародное равенство. С таким началом они стали считать все различия в социальном положении условными, и было провозглашено, что рабство и крепостничество идут вразрез с естественным правом. Если, однако, три формы права и признавали легитимность крепостничества, то это было вследствие особых условий того времени.
Крепостничество считалось социальной необходимостью. Под влиянием христианства все три системы права стремились облегчить крепостничество; и это особенно верно для гражданских юристов и для знатоков церковного права, которые привели в исполнение ряд мер на благо крепостного, которые гарантировали ему нерасторжимость брака, обеспечивали ему право на убежище, поощряли его освобождение и предписывали правила в отношении посвящения его в духовный сан и уход в монастырь. Эти идеи вели конечно же медленно, но непреклонно к такому состоянию общества, в котором крепостной мог бы быть раскрепощен и пользоваться свободой, которая полагается всем людям[62].
Схоластическая философия XII века положила эти юридические декларации на метафизическую основу; и после многовековых дискуссий пришли к одному важному заключению – к заключению, которое больше не ставилось под сомнение, – что единственная существующая реальность есть реальность индивидуума. Существует только индивид, и только индивид может существовать. Этот тезис был общим в своем применении. Человек ли, или животное, или растение, или химическая субстанция, или то, что не является существом, должно существовать как индивид, единый и неразделимый.
Точно так же все, что влияет на существование существа, индивидуально; человеческий акт мышления, форма (животное, высота растения, активность химической молекулы) – все, что существует, существует в условиях индивидуальности. Схоластическая философия плюралистична; она рассматривает реальный мир как собрание общего и частного[63].
Индивидуальность в отношении к человеку называется личностью. На протяжении всего XII века философы единодушно повторяют слова Боэция: persona est rationalis naturae individua substantia[64] («Личность есть неделимая (индивидуальная) субстанция разумного порядка»).
Долгое время школы колебались между экстремальным реализмом, который вместе с Платоном учит, что универсальные абстракции, такие как гуманизм, реально существуют, а антиреализм отрицает существование таких реальностей. Но к XII веку дебаты были закончены с победой антиреализма. Несмотря на некоторые тени отличия[65], теория respectus, выдвинутая Аделардом Батским в Лане и Париже, доктрина status, преподаваемая Вальтером де Мортанем, так называемые «теория безразличия» и «теория совокупности», эхом повторяемые анонимным автором De Generibus et Speciebus («Об общем и частном»), – все эти теории упоминаются Иоанном Солсберийским в его Metalogicus[66], – сходятся в утверждении, что универсальные абстракции существовать не могут и что лишь индивид существует реально.
Отсюда человеческое совершенство, которое составляет человеческую реальность, одинаково в каждом человеке, будь то король или его подданный, сюзерен или вассал, хозяин или слуга, богатый или бедный, все они одной сути. Реальность, которая составляет человеческую личность, не допускает различий в качестве. В соответствии со схоластической философией существо либо человек, либо не человек. Ни один человек не может быть более или менее человеком, чем другой, хотя каждый из нас обладает более или менее вескими способностями, которые производят более или менее совершенные действия[67]. В этом смысле Абеляр и Гильберт Порретанский и многие другие согласны с преподобным Петром и заявляют, выражаясь философским языком, основанным на метафизических принципах, что «крепостные не менее и не более человеческие существа, чем их хозяева».
Но Абеляр продвинулся еще на шаг вперед. Как лишь недавно было обнаружено в результате важного открытия его Glossulae super Porphyrium («Комментарии к Порфирию»)[68], теперь мы можем сказать определенно, что Абеляру принадлежит большая заслуга в решении проблемы общего в той форме, которой следовали в XII, XIII и XIV веках.
Действительно, к метафизической доктрине Абеляр добавляет психологическую, которую можно кратко суммировать следующим образом: хотя существует только отдельный человек и никто не зависит от другого в своем существовании, разум тем не менее обладает общим понятием гуманности, принадлежащей каждому из них; но эта форма обобщения есть продукт нашей умозрительной деятельности и не воздействует на реальное существование[69]. Вот так было дано в сжатой форме, по существу, схоластическое решение
