Михаил Заборов - История крестовых походов в документах и материалах
Среди первых ворвались Танкред и герцог Лотарингский, — и сколько они пролили в тот день крови, едва ли можно поверить. Потом поднялись [на стены] и все остальные, и сарацины сникли. Удивительное, однако, дело: уже когда город был захвачен французами, тем, кто был с графом, сарацины все еще оказывали сопротивление, словно и не были разгромлены наголову. Но вот наши овладели укреплениями и башнями города, и тут ты увидел бы поразительное зрелище: одни из сарацин были с разбитыми головами, что являлось для них более легкой смертью; другие, пронзенные стрелами, вынуждены были бросаться с укреплений; третьи долго мучились и погибали, сгорая в пламени. На улицах и площадях города можно было видеть кучи голов, рук и ног. Пешие и конные то и дело натыкались на трупы, валявшиеся безо всякого.
Но все, о чем мы до сих пор повествовали, это еще самая малость. Пойдемте-ка ко храму Соломона, где сарацины отправляли обыкновенно свое богослужение и торжественно распевали гимны. Что было там содеяно? Если поведаем правду, превзойдем всякую вероятность.
Достаточно сказать, что в храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившей до колен всадника и до уздечки коней. По справедливому божьему правосудию то самое место истекало кровью тех, чьи богохульства оно же столь долго переносило. Когда город был переполнен трупами и кровью, некоторые [из неприятелей] искали убежище в башне Давида и своей десницей просили графа Раймунда сохранить им жизнь, и сдали ему эту крепость.
По взятии города драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед гробом господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн богу. Ибо [сама] душа их несла глас восхваления богу, победившему и торжествующему, глас, который не выразить словами... День этот прославлен навсегда, ибо это день погибели язычества и утверждения христианства.
В этот день многие лицезрели в городе Адемара, епископа Пюиского[304], и многие свидетельствуют, что он первым поднялся на стены и призывал своих и войско следовать за ним... Да будет превознесен этот день июльских ид[305] ко славе имени божьего...
Raimundi de Aguiliers. Op. cit., p. 297—300.
Из рифмованной хроники Рауля Канского «Деяния Танкреда»
....Едва они в город проникли, всюду рассеялись —Там, здесь, направо, налево, внизу и поверху;Кинулись в домы, на крыши, в сады, огороды — вездеУбивают, грабят и опустошают.Скот хватает этот, врывается в дом другой,Одни похищают золото, медь же — другие,Прельстившись ее желтизною сверкающей...Иные хватают сребро, драгоценные камни — другие,Третьи — пурпур, кое-кто же — рабов.Разграблению все предается.Всякий рыщет за тем, в чем нужду имеет...Одежды — нагой, жаждущий — чашу к вину добывает,К сокровищам алчный торопится......Душит старцев один, другой отбирает младенцев,Многих заботит (одно): повырывать из ушей украшенья.
Radulphi Cadomensis. Gesta Tancredi. — Recueil des historiens des croisades. Historiens Occidentaux, t. III, Paris, 1866, p. 694, 697.
Из хроники Фульхерия Шартрского «Иерусалимская история»
...Не было места, где бы сарацины могли избежать меченосцев. Многие из них, спасаясь, взобрались на храм Соломона и были перестреляны и сброшены с кровли...
Мечи обнажив, рыскают франки по городу,Они никого не щадят, даже тех, кто молит пощады...Падал неверных народ под ударами их, какПадают желуди с дуба гнилые, когдаВетви его трясут...
Fulcherii Carnotensis. Op. cit., p. 359, 360.
Из «Истории Дамаска» Ибн ал-Каланиси
...Затем они пошли на Иерусалим в конце раджаба этого года. Люди бежали от них, снимаясь со своих мест. А франки остановились сначала в Рамле и захватили ее как раз в то время, когда поспевает урожай зерна, потом они подошли к Иерусалиму, стали сражаться с его жителями и потеснили их. Они установили осадную башню и придвинули ее к городским стенам. Потом они узнали о том, что ал-Афдал вышел из Египта с многочисленным войском для сражения с ними и нападения на них, чтобы защитить город и спасти его от них. Они стали биться еще ожесточеннее и продолжали сражаться до конца дня. Потом они ушли, намереваясь вновь начать наступление на следующее утро. И люди сошли со стен только тогда, когда зашло солнце. А на следующий день франки снова подступили к городу, поднялись на осадную башню и оттуда хлынули на стены, и горожане обратились в бегство. А франки вошли в город и овладели им. Некоторые жители города бежали в михраб, и было убито великое множество. Иудеи собрались в своем храме, но франки сожгли их там. Потом они овладели михрабом, взяв выкуп, и это было 22 шаабана этого года. Франки разрушили святые места[306] и могилу Халиля[307]. В это время прибыл ал-Афдал с египетскими войсками, но было уже поздно. К нему присоединились войска береговых областей, и он остановился 14 рамадана[308] неподалеку от Аскалона, ожидая прибытия морского флота и кочевых арабов. Но войско франков вышло против него, и франки напали на мусульман в великом множестве. Египетское войско бежало к Аскалону, и ал-Афдал вошел в город.
А франки предали мечу мусульман и стали избивать пеших воинов, ополченцев и горожан, а их было около 10 тысяч.
Египетский лагерь был разграблен, а ал-Афдал со своими приближенными вернулся в Египет. Франки осадили Аскалон, а потом было решено, что город выплатит им 20 тысяч динаров. Они начали собирать выкуп с жителей города, но в это время вспыхнул раздор среди предводителей франков, и они ушли, не получив ничего. А рассказывают, что в этом сражении было убито из жителей Аскалона — чиновников, ремесленников, купцов и юношей, не считая воинов, — 2700 человек...
Ibn al-Qualanisi. Op. cit.. p. 137.
Латино-Иерусалимское королевство
I. Социальные порядки в государствах крестоносцев. Отношение мусульманского населения Сирии и Палестины к западным завоевателям
Из «Книги назидания» Усамы ибн-Мункыза
...Аль-Малик ас-Салих[309] отправил мою семью на собственной барке в Дамиетту[310], снабдив их всем необходимым, деньгами и припасами, и дал своим распоряжения относительно их. От Дамиетты они отплыли на франкском судне. Когда они приблизились к Акке[311], франкский король[312], да не помилует его Аллах, послал в маленькой лодке отряд своих людей, которые подрубили корабль топорами на глазах наших людей. Король, приехавший верхом, остановился на берегу и приказал разграбить все, что было на корабле. Мой слуга добрался к королю вплавь, захватив с собой пропуск, и сказал ему: «О король, господин мой, не твой ли это пропуск?» — «Верно, — ответил король, — но обычай мусульман таков: когда судно потерпит крушение у берегов их страны, жители этой страны грабят его». — «Что же, ты возьмешь, нас в плен?» — спросил мой слуга, и король отвечал: — «Нет». Он, да проклянет его Аллах, поселил их всех в одном доме и велел обыскивать женщин, пока у них не отобрали все, что с ними было. На судне они захватили украшения, сложенные там женщинами, платья, драгоценные камни, мечи и оружие, золото и серебро, приблизительно на тридцать тысяч динаров. Король забрал все это и выдал им пятьсот динаров со словами: «С этими вы доберетесь до вашей страны». А их было, мужчин и женщин, около пятидесяти душ. В то время я находился вместе с аль-Маликом аль-Адилем в земле царя Масуда[313] в Рабане и Кайсуне[314]. Спасение моих детей, моего брата и наших жен облегчило мне пропажу погибшего имущества. Только гибель книг — а ведь их было четыре тысячи переплетенных великолепных сочинений — останется раной в моем сердце на всю жизнь.
...У франков, да покинет их Аллах, нет ни одного из достоинств, присущих людям, кроме храбрости. Одни только рыцари пользуются у них преимуществом и высоким положением. У них как бы нет людей, кроме рыцарей. Они дают советы и выносят приговоры и решения. Раз я просил у них суда относительно стада овец, которое захватил в лесу властитель Банияса[315]. Между нами и франками был тогда мир, а я находился в Дамаске[316]. Я сказал королю Фулько, сыну Фулько[317]: «Он поступил с нами несправедливо и захватил наших животных. А это как раз время, когда овцы приносят ягнят; ягнята умерли при рождении, а он вернул нам овец, погубив ягнят». Король сказал тогда шести-семи рыцарям: «Ступайте, рассудите его дело». Они вышли из его покоев и совещались до тех пор, пока все не сошлись на одном решении. Тогда они вернулись в помещение, где принимал король, и сказали: «Мы постановили, что властитель Банияса должен возместить стоимость их овец, которых он погубил». Король приказал ему возместить их цену, но он обратился ко мне, надоедал и просил меня, пока я не принял от него сто динаров. Такое постановление, после того как рыцари окончательно утвердят его, не может быть изменено или отменено ни королем, ни кем-нибудь из предводителей франков, и рыцарь у них — великое дело.
