Средневековая философия и цивилизация - Морис де Вульф
Мы должны также заметить, что схоластическая философия осуществляет посредством ограниченного числа идей тот самый порядок доктрин, которому она столь предана. Она упрощает его до полного предела своей власти. Каждая доктрина, которую она привносит, обладает реальной ценностью для толкования, и, следовательно, ею нельзя пожертвовать. Итак, приведем лишь один пример, теории акта и потенции, материи и формы, сущности и существовании, субстанции и случайности – все необходимы для метафизики[114]. Для нее философия, как и природа, подчиняется принципу экономии. Как пишет Фома Аквинский, natura non abundat in superfluis[115] (природа не является избыточной[116]). Действительно, XIII век уже предвидел в различных формах тот самый мудрый совет, который обычно приписывают Уильяму Оккаму: не следует приумножать сущности без необходимости[117].
В своей умеренности схоластическая философия действительно похожа на собор XIII века, признающий лишь те линейные формы, которые требует логика конструкции. И вплоть до XIV века появлялись такие громоздкие теории, которые ослабляли доктрину.
Тот же самый систематический характер отмечает также теологию того времени, которая была просто большое собрание католических догм, каждая из которых созвучна всем остальным.
Тогда подведем итог. Необходимость универсальности, необходимость единства, необходимость порядка – вся цивилизация томима жаждой по ним.
II. Крайности, возникающие в результате ощущения необходимости безграничного упрощения; геоцентрическая система и антропоцентрическая концепция
Однако эта страсть к систематизации самой своей притягательностью иногда доводит и самых способных философов до излишества – и здесь кроется причина определенной специфичности средневекового ума. Эта прочувствованная необходимость упорядоченности вещей была столь велика, что иногда, из-за отсутствия мотивов для доказательства, единственным выходом было прибегнуть к домыслам, чтобы получить удовольствие.
Астрономо-философские концепции XIII века приводят поразительный пример этого факта. Для людей того времени Земля была центром Вселенной, а человек – господином Земли. Считалось, что Луна и планеты неподвижны на своих местах и в дальних сферах и вращаются вокруг Земли; с усердной старательностью они стремились примирить эту концепцию с очевидными передвижениями на небесах. Что же касается неподвижных звезд, то они образуют последнюю сферу мира, за которой, следуя утверждению Аристотеля, «места или locus больше не существует» – считалось, что они прибиты накрепко золотыми гвоздями на небе из хрусталя, которое божественный разум заставляет вращаться в своем повседневном курсе вокруг нашей Земли и вокруг человека, который в конечном счете есть raison d’etre (смысл существования) всего. И тут следует серия постулатов, которые созданы просто для того, чтобы удовлетворить их потребность в синтезе, – постулатов, которые основываются не на фактах, а на ощущениях. Так, например, считалось подобающим, что небеса, столь впечатляющие в их извечной тайне, должны быть сделаны из эссенции, превосходящей все, что внизу. И, будучи высшими, в равной степени подобающе то, что они должны оказывать влияние на земные объекты и управлять делами человека. Фома Аквинский вопрошает: разве высшее не господствует над низшим? Сам порядок вещей этого требует. Или опять же, поскольку единство более совершенно, чем множество, творение совершенно, следовательно, нужно верить в единство творения; следовательно, множество миров отвергается как дискредитирующее труды Бога. Несомненно, люди с ясными взглядами видели насквозь эту хрупкую и наивную концепцию построения мира; несомненно, в нескольких хорошо известных всем строках[118] Фома Аквинский и его ученик Жиль Лессинский замечают, что геоцентрическая система всего лишь гипотеза и что, возможно, небесные перемещения могут поддаваться объяснению с помощью теорий, еще не открытых человеком. Фома Аквинский определенно минимизирует воздействие небес; он ограничивает это воздействие предрасположенностью человеческого тела и отвергает такое воздействие на интеллект и волю[119]. Тем не менее астрономо-философские доктрины допускаются как элементы целого, потому что их вовлечение отвечает необходимости единства. Более того, они необходимы для должного понимания магии и алхимии или опять же запрета Парижского университета, наложенного на астрологию Роджера Бэкона, который преувеличивал ее направляющее воздействие на дела человеческие.
III. Общество человечества (universitas humana) в его теоретической и практической формах
Существует еще одна средневековая доктрина, которая звучит странно для нашего современного слуха и которая приводит еще более интересный пример средневековой ощущаемой потребности упорядочения вещей.
Я имею в виду мечту о вселенском братстве, которую представители Средневековья надеялись воплотить в реальность, создав нечто вроде христианской республики – республики, которая должна объять все человечество.
Если мы желаем понять это «общество человечества», уяснить его суть, мы должны, как никогда, думать непосредственно в терминах ментальности того времени. Давайте тогда посмотрим на это universitas humana глазами поэта Данте, философа Фомы Аквинского и канониста Иннокентия IV. Мы обнаружим, что в своей теоретической форме оно есть блестящая демонстрация тенденций к централизации того времени и что в своей практической форме она появляется в облачении, прекрасно подходящем XIII веку.
Бог создал все существа, а все существа подчиняются Его провидению. Он владыка, король Вселенной. Повсюду в его королевстве существует определенная установленная иерархия и порядок; тем не менее, таким образом, все зависит от Него и все стремится к Нему. Ангелы, которые являются чистым духом, организованы по степени совершенства, но все они состоят у Него на службе и предполагают Его необъятность. Человек, который представляет собой дух, объединенный с материей, живет в материальном пространстве, на Земле, ожидая грядущего дня, когда он сможет реализовать дарованную свыше судьбу, которую обеспечило ему искупление его грехов Христом.
Точно так же как Земля есть центр Вселенной, так и человек есть властелин Земли. Он венец творения, и здесь, внизу, он самый совершенный образ Бога. Человек подобен микромиру, микрокосму. Данте как представитель своего века говорит, что человек имеет сходство с горизонтом, где кажется, что встречаются два полушария[120]. Созданный, чтобы быть счастливым – ведь все существа стремятся к счастью, – человек имеет двуликую судьбу: временную судьбу, которую он должен реализовать здесь, на Земле, и данную свыше судьбу, в которой он обретает совершенное предвидение и любовь Бога,
