Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян
Жизнь Чикатило могла бы развиваться дальше по иному сценарию, и вообще его преступное поведение хотя и не случайно, но и не фатально. Но тут появляется новый и исключительно мощный разрушительный фактор — импотенция. Она окончательно губит последние попытки хоть как-то приспособиться к этой жестокой и бессердечной для него среде, например путем удачного брака. Следует напомнить в этой связи, что первое убийство он совершил после наступлении полной половой слабости. К смерти же у него двойственное, амбивалентное отношение типа «тяготение — отвергание», то есть он отвергает ее — и это страх смерти, но в то же время испытывает тяготение к ней, столь близкой с раннего детства. В этом тяготении к смерти, которое находит свое выражение во множестве кровавых убийств, преодолевается его страх перед ней, поскольку каждой такой расправой он как бы еще больше породняется с ней и ищет у нее милостей. Возможно, что как раз в этом лежит объяснение того, что убийца заглатывал кончики языков и другие небольшие части тела, а также долго не мог расстаться и носил с собой по лесу куски расчлененных им покойников, он мог воспринимать части трупов в качестве символов смерти.
В то же время обращает на себя внимание, что в большинстве случаев Чикатило съедал те части трупа, которые связаны с сексом. Это можно интерпретировать так: преступник не был способен к сексуальному овладению телом, поэтому он, проглатывая «сексуальные» кусочки, на таком чисто символическом уровне владел телом, вступал в половые сношения. Возможно также, что, заглатывая именно «сексуальные» кусочки, он пытался (на бессознательном уровне) усилить свой половой потенциал. К тому же указанные части, как отмечалось выше, одновременно символизируют и смерть, что в совокупности мощно усиливало бессознательную мотивацию анализируемых поступков.
Необходимо отметить, что Чикатило достаточно хорошо осознает некоторые важные моменты своего поведения и даже их смысл. Так, он говорил: «Я отрезал половые органы, матку, груди и кромсал их, так как видел в них причину своего несчастья, своего отчаяния». Эти осмысленные его действия тоже носят символический характер, поскольку он уничтожал то, что олицетворяло недоступную для него область сексуальных связей, отсутствие которых было для него источником глубокой психотравмы. Он отрезал и мужские половые органы (у мальчиков), тем самым не только пытаясь, как уже указывалось, обрести мужскую силу, но и символически, абстрактно наказывая сам себя путем оскопления за полную свою импотенцию.
Подводя итоги, представляется, что преступления Чикатило носят характер его мести окружающему миру и мотивируются стремлением к самоутверждению. Правда, возникает вопрос, почему реализация такого мотива в его случае принимает столь кровавые, чудовищные формы. По-видимому, ответ следует искать в некрофильской натуре этого убийцы, в его страхе смерти и тяготении к ней, в тех его садистских наклонностях, которые обусловливают сексуальное удовлетворение при виде безмерных страданий, предсмертных конвульсий и агонии жертвы.
Чикатило — чрезвычайно противоречивое явление: с одной стороны — ничтожный, мелкий, всеми презираемый человечек, полный банкрот и неудачник в жизни, импотент и пассивный педераст, с другой — грозный и безжалостный убийца, кромсающий людей и расхаживающий по темному лесу с кусками человеческого мяса. У него серая, ничем не примечательная внешность постоянно нуждающегося мелкого чиновника, и он, замкнутый и отчужденный, ничем не обнаруживает себя, но в лесу становится неумолимым палачом нескольких десятков беззащитных женщин и подростков, вырастая в грандиозную фигуру, в абсолютное воплощение зла. Он получил от жизни то, что требовала его разрушительная суть, и в этом смысле не проиграл.
Рассказывая о своих преступлениях. Чикатило был ровен и совсем не эмоционален. О себе, своей жизни и кровавых похождениях говорил спокойно, как обычно повествуют о вещах будничных, хотя и не очень веселых, часто жаловался на судьбу. Однако у него ни разу не промелькнули даже тень раскаяния о совершенных преступлениях и сочувствие к погубленным им людям. Впрочем, можно ли ожидать иное от человека, который сделал смерть своим ремеслом? Можно, если он ощущает себя на пороге вечности и боится собственной смерти, но у автора этих строк как раз и сложилось впечатление, что смертная казнь, близкая и вполне реальная. Чикатило совсем не беспокоила. Он ни разу не вспомнил ни о суде, ни о грядущем наказании, одним словом, ничем не проявил своего страха перед смертью. Это тяготение к смерти, в данном случае — к собственной.
3. Сексуальная серийная некрофилия как поведенческая зависимость
Существует три основных вида зависимости: личностная (от другого человека), зимическая (от табака, спиртных напитков, наркотиков и т. д.) и поведенческая — от своего собственного поведения. Исследование серийных сексуальных убийств показало, что они не могут долгое время воздерживаться от такого своего поведения. После совершения очередного сексуального нападения с убийством некрофил обычно отдыхает, длительное время может воздержаться от его повторения, а затем вновь чувствует потребность в нем.
В настоящее время нет достоверных данных, в первую очередь эмпирических, о том, в каких случаях и при каких условиях нематологическое (физиологическое) влечение трансформируется в патологическое, а абсессивное — в компульсивное. В литературе в связи с этим указывается на «чрезмерность», «частоту», «рецидив», «неспособность управлять своим поведением», «приступообразность», «преобладание бессознательных мотивов», «ригидность» и т. д.
Вместе с тем еще С С. Корсаков (1893) указывал, что не всегда легко определить, имеем ли мы дело с навязчивой потребностью или импульсивным действием, и говорил о существовании множества переходных вариантов в виде непреодолимых влечений. В какой-то мере представление о взаимосвязи этих явлений отражает понятие обсессивно-компульсивных расстройств, нашедшее наибольшее распространение в англоязычной психиатрии. При этом под компульсией подразумевается тенденция к неоднократному повторению определенных форм поведения, часто неуместных и чуждых личности, но не поддающихся блокированию.
Изучение компульсивных вариантов, например эксгибиционистских актов, показало, что они чаще отражали наличие сформированной парафилии, возникновение которой наблюдалось в пубертатном периоде. Испытуемые ясно отдавали себе отчет в наличии у них девиантной формы сексуального поведения, часто являвшегося единственно приемлемым способом сексуальной активности. В качестве первого, подготовительного этапа при этом варианте можно рассматривать любую эротическую стимуляцию, закономерно вызывающую стремление к привычному способу сексуального удовлетворения. Несмотря на понимание неестественности и
