Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин
– О, я люблю русскую литературу, – сказал хозяин. – Толстой, Достоевский…
Правда, в дальнейшем обнаружилось, что Льва Толстого он путает с Алексеем Николаевичем Толстым. Достоевского он читал в молодости – это была книга о том, как бедный студент убивает богатую старуху…
– Почему у вас запрещен Достоевский? Ведь, казалось бы, он касается таких социальных мотивов…
Это была одна из басен, которые в таком ходу за границей, и этому любителю русской литературы она давала право в упор задать свой вопрос. Пришлось ответить, что это неверно и что Достоевский после революции издан у нас в неизмеримо большем количестве экземпляров, чем за все прежнее время, и что это все же не мешает нам в своем большом литературном наследстве по-хозяйски подходить к воззрениям или утверждениям того или иного из великих писателей[326].
Когда в мае 1953 года Президиум ЦК КПСС одобрил поездку советских деятелей культуры на IV конгресс Общества германо-советской дружбы[327], главой делегации был назначен директор Института мировой литературы им. Горького И. И. Анисимов. Во время поездки этот функционер от науки уделил время публичным мероприятиям – выступил на встречах со студентами университетов Йены и Лейпцига, а также пообщался в Берлине с представителями интеллигенции. В этих беседах возникал все тот же вопрос. В отчете, который опубликовала «Литературная газета», глава делегации сообщал следующее:
Как ни хорошо осведомлена была аудитория о культурной жизни Советского Союза, все же некоторые недоразумения приходилось разъяснять. Так, в Лейпциге спросили, запрещен ли в СССР Достоевский? Выслушав сообщение о том, что произведения Достоевского у нас переиздаются, что реакционный характер его творчества подлежит разбору и оценке нашей литературной критики, а не является предметом для разбора в административных инстанциях, присутствовавшие оказались вполне удовлетворенными, и еще одной американской «уткой» стало меньше[328].
И хотя к тому времени еще ничего не «переиздавалось», сам факт публикации этих сведений в общесоюзной газете говорил, что к тому моменту был начат процесс подготовки сочинений Достоевского к изданию. В начале 1954 года А. С. Долинин встречался с А. А. Сурковым, который пообещал содействие в издании работ по Достоевскому, в первую очередь в завершении издания «Писем»[329].
О том, что в руководстве страны наметился курс на реабилитацию писателя, говорит и напечатанная 6 мая 1954 года статья Б. С. Рюрикова, с именем которого мы связываем активизацию этого вопроса в целом. Редактор «Литературной газеты», ведя речь об изучении наследия М. Горького, неожиданно выступил с критикой литературоведов, но совсем по другому вопросу:
Так, за последние годы ни один исследователь не обращался к творчеству такого большого писателя, как Достоевский. В сборнике статей «Классики русской литературы», выпущенном Детгизом, нет статьи об этом писателе. Советская общественность справедливо раскритиковала работы о Достоевском В. Кирпотина и А. Долинина, содержащие идеализацию творчества Достоевского, смягчавшие реакционность его взглядов.
Но партийная печать, указывая на необходимость критики ошибок, допущенных советскими исследователями, и разоблачения злонамеренной путаницы реакционных авторов, указывала вместе с тем:
«Можно приветствовать каждый новый труд, разоблачающий эту путаницу и помогающий лучшему пониманию сложного и противоречивого творчества Достоевского, не приукрашивая его и не пытаясь высокой художественной формой оправдать реакционную сущность мировоззрения писателя» («Культура и жизнь», 20 декабря 1947 г., № 35)[330].
Через день, 8 мая, Б. С. Рюрикову направил письмо А. С. Долинин, в котором настаивал на возобновлении издания научных работ о писателе, обращая внимание на отставание науки о Достоевском в СССР, одновременно обличая робость партийного критика:
Многоуважаемый Борис Сергеевич!
В Вашей последней статье «Некоторые вопросы изучения творчества Горького» несколько поражают своей неожиданностью те строки, где Вы вдруг заговорили о положении в нашем литературоведении с Достоевским. В том, что за последние семь лет ни один исследователь не обращался к его творчеству, Вы видите проявление нашей робости, нашей боязни затрагивать вопросы, решая которые можно впасть в ту или иную ошибку. Вы, конечно, правы: у нас действительно так бывает, и не иногда, как Вы пишете, а часто, увы, даже слишком часто: «Человека раскритиковали – он замолкает, указали на недостатки определенного участка – замирает деятельность на этом участке».
Но виновата ли в этом только трусость исследователя? Вы-то уж должны знать лучше, чем кто-либо, что дело обстояло гораздо хуже. Достоевский в сущности был весь у нас под запретом; его перестали издавать в виде даже небольших однотомников, не появлялись о нем не только монографии, но и статьи, и не потому, что их не писали, – их не печатали. Диссертационные темы об его жизни и творчестве уже давно исчезли из всех рекомендательных списков; в средней школе о нем даже не упоминали. А ведь, кажется, должно было быть всем ясно, насколько такое отношение к Достоевскому не только не разумно, но и вредно, решительно ничем не может быть оправдано. <…>
В Европе его читают усиленно, наравне с величайшими нашими мировыми писателями, наравне с Толстым, с Горьким, с Чеховым; там пишут о нем не только друзья наши, но и враги. Враги-то особенно много пишут, используют его в своих целях, используют слабые, вредные стороны его творчества. А мы молчали, так и отдавали его на «съедение», на искажение тех ценностей, которые имеются в его произведениях. Вот Вы называете его «большим русским писателем». А Горький, который так сурово осуждал его реакционные идеи, назвал его гением…[331]
Одновременно ЦК продолжал получать сигналы о том, что замалчивание Достоевского все больше привлекает внимание западной пропаганды. Типичный пример этого встречается в докладной секретаря Ленинградского обкома КПСС Н. Д. Казьмина в Отдел науки и культуры ЦК от 27 мая 1954 года:
5 мая в Доме писателей имени Маяковского г. Ленинграда была организована встреча ленинградских писателей с делегацией английских студентов. Делегация выразила пожелание, чтобы на встрече присутствовали писатели Зощенко и Ахматова. На беседе с английскими студентами присутствовали: <В. М.> Саянов, <Б. Ф.> Чирсков, <А. Л.> Дымшиц, <Е. И.> Катерли, <В. Ф.> Панова, <В. Н.> Орлов, <В. С.?> Чепурнов, секретарь парторганизации Ленинградского отделения Союза советских писателей <Н. П.> Луговцов, секретарь горкома ВЛКСМ <Л. С.> Бусько и несколько работников обкома и горкома комсомола. Беседа продолжалась в течение трех с половиной часов. В ходе беседы один из студентов Англии заявил, что он не является сторонником Советского строя. Далее был задан ряд вопросов, носивших провокационный характер. Например: почему в Советском Союзе всюду висят портреты руководителей и плакаты, призывающие к повышению производительности труда, рекордам в спорте и т. д.; не надоело ли все это народу? Почему не издаются произведения такого крупного писателя, как Достоевский? Какие взаимоотношения писателей и Правительства? Как пишутся литературные произведения: по заданиям или как хочет писатель? Почему так узко знают английскую литературу студенты? Один из делегатов поставил вопрос в такой форме: «Где бы я ни был, всюду видел плакаты, лозунги, призывающие к чему-то. Все это надоедает человеку, он ищет легкого, бежит от всего этого. Так было после войны. Не кажется ли вам, что социалистический реализм тоже надоедает?». Руководитель делегации английских студентов, ссылаясь на статьи Ольги Берггольц и Ильи Эренбурга о задачах советской поэзии, опубликованные в «Литературной газете» и прокомментированные английской радиостанцией Би-би-си, заявил, что из статей якобы явствует, что в нашей поэзии наметились новые тенденции, объясняющиеся некоторым послаблением в политике.
На все эти вопросы были даны четкие и правильные ответы и показано последнее издание произведений Достоевского в Советском Союзе[332].
Еще более интересно мнение французского писателя Жан-Поля Сартра, который вместе с супругой Симоной де Бовуар не раз посещал СССР. Первый визит состоялся в 1954 году и продолжался с 25 мая по 24 июня 1954 года (из
