Данте Алигьери и театр судьбы - Кирилл Викторович Сергеев
Перед наблюдателем, разглядывающим эту необычную карту, предстает весь путь эволюции божественной сущности, каким его видела исламская мистическая наука. Развиваясь из четырех элементов, от элемента земли к элементу огня, сущность проходит путь сквозь уровень минералов, растений, животных, человека, через все небеса, пока наконец не отождествляется с Перводвигателем. То причудливое описание, в котором мы видим лишь красочные метафоры, было для персов осмысленным, терминологическим изложением научного знания.
Далее старец описывает структуру восточного рубежа. На востоке восходит солнце, окруженное двумя племенами пособников Сатаны. Слева обитает шагающее племя, разделенное на два рода – с нравом хищников и нравом скотины. Справа – летающее племя, состоящее из гибридных существ. Хозяин летающего племени приказал проложить пять дорог в мир людей, чтобы захватывать идущие теми путями души. Захваченные души, сочетаясь с окружающими их уродами, производят гибридные существа. Демоны шагающего племени вызывают в человеке гнев и похоть, демоны же летающего обольщают душу пустыми надеждами и лживыми измышлениями о человеческом и божественном мире. У границы области пособников Сатаны, вблизи области ангелов, обитают существа, отказавшиеся от дьявольских заблуждений и помогающие людям – это джинны.
Под областью пособников Сатаны, вероятно, понимается область человеческих страстей, представших в начале текста в виде спутников человека. Летающее сонмище, по-видимому, тождественно идущему впереди человека носителю чувств, ложных и обманчивых, и пять дорог, ведущих в мир людей и завлекающих их души в ловушку, это пять человеческих чувств. Два рода шагающего племени легко отождествляются с сопровождающими человека гневом и похотью. Те силы, которые в самом начале послания были представлены перед зрителем в антропоморфной форме, в конце текста обрели необычную, запоминающуюся и устрашающую форму апокалиптического видения.
За областью джиннов находится край земных ангелов, разделенных на два разряда: справа располагаются повелители, слева – вершители. Оба разряда ангелов то ниспадают к людям, то взмывают в небеса. Те, кто справа, диктуют приказания, те, кто слева – записывают. Человек, который сможет преодолеть эту область, освобождается, оказываясь по другую сторону неба. Там обитают потомки первотворения, смиренники и праведники, служащие великому царю. Далее расположен более приближенный к царю край, где обитают праведники, награжденные за родственную близость к первому слуге царя, наиболее приближенному к его престолу (видимо, пророку Мухаммаду). Красота и величие царя не поддаются никакому описанию и выражению, и увидевший его один раз более не отвратит свой взор от него. Заканчивает старец свой рассказ приглашением следовать за ним, ибо, приближая к царю несведущих, старец тем самым приближает к царю и себя самого.
Таково содержание послания Ибн Сины. Пересказав его столь подробно, я хотел развернуть перед зрителем как можно более полную картину этого странного мира, вывести читателя на сцену, показать ему декорации и маски. Интерпретация такого текста – занятие крайне непростое, и достаточно подробный комментарий к нему потребовал бы написания целой книги. Многое в тексте остается неясным, но его структура, костяк для нас достаточно прозрачны. Перед нами – описания инструментов рефлексии, оставленное персидским мыслителем XI века. Человек записывает свой мыслительный опыт, ведя рассказ от первого лица. Индивидуальный разум, разум рассказчика, сопровождаемый страстями, вступает во взаимодействие с «полезным интеллектом», изображаемом в виде старца-помощника. Полезный интеллект демонстрирует индивидуальному разуму путь избавления от страстей и описывает ему структуру мыслительного универсума, рассказывая о ловушках и тропах разума, об опасностях и награде за труд мышления. Путь западного рубежа – это естественный, поступательный процесс становления божественной сущности от первичных элементов к сиянию Перводвигателя. Путь восточного рубежа – выбор между страстями, превращающими человека в гибридное сатанинское существо, и светом царя, дарящим блаженство. Но благой выбор может быть реализован лишь через понимание природы страстей, через рефлексию, анатомирование сатанинских племен. Предложенная мной схема двух путей – лишь одна из возможных интерпретаций. Топография текста неясна, неясен путь странника – должен ли он преодолеть оба рубежа или лишь один; неясно, соединяется ли западное царство Перводвигателя с восточным царством величественного и сияющего царя. Ясна лишь общая конструкция, ясно, так сказать, взаимоположение шахматных фигурок человека, проводника и цели путешествия. Охотники за мыслительным опытом стали свидетелями еще одного представления в театре разума.
Ибн Сина создал в нашем воображении формулу, по которой отныне мы мыслим исламское «путешествие в себя». Теперь нам стоит обратить свой беглый взгляд к вариациям этой «канонической формы». Аль-Маарри, создав свое знаменитое «Послание о царстве прощения», превратил эсхатологическое путешествие в венецианскую арлекинаду – выбранная им фигурка вполне реального человека – своего недоброжелателя Ибн аль-Кариха весело странствует по раю и аду, созерцая поэтов и литераторов, наказанных или прощенных в зависимости от того, пришлись ли по душе в высшем мире их остроумные строки. Причудливое литературное загробье мааррского слепца воспроизводит всю приличествующую избранному сюжету структуру иного мира, однако логика спасения ловко замещается цветущей поэтической риторикой, таящей злой шип сатиры.
Сухраварди, избрав в «Огненном разуме» тропу мифологических аллегорий, соткал из них причудливые ландшафты трансформаций человеческого духа, вплетенные в загадочный диалог. Некто, наделенный пифагорейской прозорливостью памяти, рассказывает собеседнику о своем «прошлом рождении» в образе сокола. Сокол этот, символизирующий человеческую душу, был пойман охотниками судьбы и заключен в оковы четырех элементов материального мира. Упорхнув из своего плена, он оказывается в пустыне, где встречает старца, рассказывающего соколу о том, как освободиться от оков и вернуться назад, к своему утраченному дому. Идеи Сухраварди и отдельные образы его аллегорического трактата весьма близки к «Хаййю» Ибн Сины, но метафорическая структура текста принципиально иная: теологические конструкции обрели форму образов иранской мифологии.
Амир Хосров Дехлеви в своих «Восьми райских садах» описывает загадочное странствие, которое в равной степени можно толковать и как философскую аллегорию, и как «мудрый вымысел». Поиск мыслительного опыта оказался поглощен неудержимым буйством воображения. Некий человек, презрев совет, заходит в таинственную баню, где он переживает целую жизнь: он минует горные хребты, его уносит гигантская птица, он живет в шахском дворце в неведомой стране, но в конце концов приходит в себя в той же бане. Выйдя из нее, он, подобно всем прочим, кто оказывался в этой бане, утрачивает речь. Перед нами – удивительный в рамках исламской традиции пример «трагического путешествия», когда странник вследствие множества совершенных им «ритуальных ошибок» обретает не знание, но немоту. Вполне возможно, что
