Техника текста. Лекции, прочитанные в Музее современного искусства Эрарта в 2012 году - Самуил Аронович Лурье
Во-вторых, глупость все крайне упрощает. Она, конечно, спасительна и очень помогает жить тем людям… взять антисемитизм, например. Понятно же, что на свете существует зло – и смерть, как я говорил, – и вообще все не очень славно получается у очень многих. Каждый человек нуждается в какой-то гипотезе мироздания; а нас всех к тому же не обучали философии, мы не знаем, что такое религиозные чувства, никто никогда не то что не заставлял – нам запрещали читать какого-нибудь Канта. Значит, что мне может помочь, когда я вижу: кругом какие-то большие, злые, богатые, все против меня? А я скажу, что миром правит мировая закулиса, состоящая из евреев. Они там где-то за океаном, они делают так, что все так плохо, что у меня в подъезде грязно, что вот я водку пью и так далее – это они виноваты. Это очень простое и удобное объяснение, даже можно понять и простить. Тут проблема только в том, что когда Вольтер нам говорит: «Я отдам жизнь за то, чтобы вы высказывали свое мнение», вплоть до того, что «высказывайте свое мнение, что меня надо убить» – вероятно, договорим мы… допустим. Все очень любят на это ссылаться. Но ведь он говорит «высказывать». Высказывать, а не хвататься за автоматы.
В-третьих, глупость связана со злом. Технически глупость почти ничем не отличается от лжи: как и ложь, она производит тексты, содержащие недостоверную информацию – по другим причинам, но в общем это одно и то же. Поэтому они сестры и очень часто помогают друг другу. Вот еще почему на глупость не действует ирония: потому что ирония тоже в родстве с ложью, потому что в иронии все зависит от интонации голоса. «Отколе, умная, бредешь ты, голова?»[24]. Это можно сказать иронически, поскольку обращено к ослу. Но если сказать почтительным голосом, осел вполне может принять это за чистую монету. «Отколе, умная, бредешь ты, голова?» – «Оттоле бреду», – ну и все, нормально. Ирония, преувеличение, гротеск – не очень теперь действуют, потому что они уже дошли до всего. Покойный Юшенков в этой самой Госдуме, когда они напринимали все эти законы, вышел на трибуну и предложил принять закон, чтобы лето обязательно сменялось осенью, а осень зимой, и поставить на голосование. Но они просто отклонили это предложение, и все. А Юшенкова убили, просто убили. Так что какие тут иронии, какие абсурды, какие гротески…
Лично я думаю, что надо просто взять себе какие-то гигиенические правила. Я их составил и даже собираюсь их зачитать. Там у меня есть некоторая проблема, опять же связанная со словами. Во-первых, это 16+ или даже 18+ – опять-таки надеюсь, что тут нет детей. Во-вторых, русский язык, видите ли, необычайно богат… Был такой прекрасный поэт и великий переводчик Сергей Владимирович Петров. И в семидесятые годы, в самый разгар тогдашней глупости, где-нибудь, допустим, в 78-м году, он сделал доклад в Союзе писателей на секции переводчиков. Собрались такие пожилые дамы, знающие по несколько языков, в таких, знаете, кофточках с брошками, букли такие… А доклад назывался «О происхождении и бытовании русского дурака». Там их было старушек десять – и я сидел тоже, – и он раздал каждому машинописные листики. Он выявил триста синонимов слова «дурак» в русском языке. Абсолютное большинство было абсолютно непристойно, непереносимо, невозможно. Я некоторые помню – к сожалению, у меня листочка не осталось, но я все равно не осмелился бы огласить. Много лет прошло. Но я придумал тут один эвфемизм, который сейчас и буду использовать.
Поскольку мне кажется, что я здесь не для того, чтобы бороться с глупостью вообще – я все-таки не Лукиан и не Салтыков-Щедрин, – я хочу сказать, что есть опасность для тех, кого я люблю, для моих детей, для внучки, для вас для всех; в этой стране здесь и сейчас есть опасность. Бывают такие периоды в истории стран и человечества, когда мы присутствуем при таком буквально извержении глупости, когда глупость поощряется и уже начинается соревнование: а кто еще большую чушь сейчас скажет, предложит, сделает? И при этом, заметьте, всегда эта чушь почему-то связана со злой волей. Вот Милонов ведь не предложил каждому зачатому ребенку с этого момента платить большие деньги? Нет, он хочет сажать женщин за аборты и врачей за то, что они их делают. Всегда хочется кого-нибудь наказать, ограничить, запретить, лишить, – и это, конечно, очень опасно. Победы против этого нету, потому что, еще раз скажу, умом глупость не победишь. Политический режим не такой, чтобы умные имели какие-то права, даже хотя бы права национального меньшинства. Нас всех когда-нибудь, я думаю, спасет какой-нибудь великий гений вроде Салтыкова-Щедрина, который так напишет портрет современного дурака, современного глупца, чтобы каждый раз, как только кто-нибудь видит такого человека, про него бы говорили: о! да это же он, из этого романа! Всё, с этого момента – литература обладает таким волшебным свойством – эта порода людей перестанет так активно размножаться делением, она как-то начнет сужаться и пойдет на нет, как только вся страна засмеется над этим типом мышления.
А пока я говорю вам, как сказал бы самым близким для меня молодым людям: слушай, оставь их в покое, соблюдай правила гигиены, которые я написал. Будь осторожен; главное, вовремя диагностируй дурака и отвернись от него, старайся удалять его от своего общения, потому что самое страшное на свете – это оказаться во власти дурака, что в семье, что на работе, что в стране в целом. Очень душно, очень тяжело,
