Картина мира в сказках русского народа - Валерий Петрович Даниленко
После смерти Николая I в 1855 г. автор этих слов выдвинул для себя на первый план три идеала – свободу, развитие и справедливость. В рассказе «Имярек» он писал: «Лозунг его в то время выражался в трёх словах: свобода, развитие и справедливость. Свобода – как стихия, в которой предстояло воспитываться человеку; развитие – как неизбежное условие, без которого никакое начинание не может представлять задатков жизненности; справедливость – как мерило в отношениях между людьми, такое мерило, за чертою которого должны умолкнуть все дальнейшие притязания» [2, 9: 437].
М. Е. Салтыков-Щедрин воспринимал духовные идеалы как свой внутренний храм. В автобиографической сказке-элегии «Приключение с Крамольниковым» (1886) он писал о себе: «Как у всякого убеждённого и верящего человека, у Крамольникова (т. е. у самого М. Е. Салтыкова-Щедрина. – В. Д.) был внутренний храм, в котором хранилось сокровище его души. Он не прятал этого сокровища, не считал его своею исключительною собственностью, но расточал его. В этом, по его мнению, замыкался весь смысл человеческой жизни. Без этой деятельной силы, которая, наделяя человека потребностью источать из себя свет и добро, в то же время делает его способным воспринимать свет и добро от других, – человеческое общество уподобилось бы кладбищу» [2, 9: 26].
Под именем Крамольникова, как убедительно показал А. С. Бушмин в своей прекрасной книге «Сказки Салтыкова-Щедрина» (М., 1960), в «Приключении с Крамольниковым» М. Е. Салтыков-Щедрин изобразил самого себя. Эта сказка-элегия – крик его души. Он упрекает себя в ней в том, что профессией литератора он в какой-то мере отгораживался от народных стонов. Он писал в ней:
«Отчего ты не шёл прямо и не самоотвергался? Отчего ты подчинял себя какой-то профессии, которая давала тебе положение, связи, друзей, а не спешил туда, откуда раздавались стоны? Отчего ты не становился лицом к лицу с этими стонами, а волновался ими только отвлечённо? Из-под пера твоего лился протест, но ты облекал его в такую форму, которая делала его мёртворождённым. Всё, против чего ты протестовал, – всё это и поныне стоит в том же виде, как и до твоего протеста. Твой труд был бесплоден. Это был труд адвоката, у которого язык измотался среди опутывающих его лжей. Ты протестовал, но не указал ни того, что нужно делать, ни того, как люди шли вглубь и погибали, а ты слал им вслед своё сочувствие» [2, 9: 34].
Какой несправедливый вывод! Но он оттеняет несокрушимую преданность великого писателя тем идеалам, которым своим литературным трудом он служил до конца своей жизни. Во имя утверждения этих идеалов в обществе он бичевал в своей сатире их антиподы – ложь, безобразное, зло, несправедливость и т. п. Чем же ему за это заплатила самодержавная Россия? Ярлыком вредный.
Во введении к книге «Мелочи жизни» (1887) М. Е. Салтыков-Щедрин писал: «Ах, это писательское ремесло! Это не только мука, но целый душевный ад. Капля по капле сочится писательская кровь, прежде нежели попадёт под печатный станок. Чего со мною не делали! И вырезывали, и урезывали, и перетолковывали, и целиком запрещали, и всенародно объявляли, что я – вредный, вредный, вредный» [2, 9: 66].
М. Е. Салтыков-Щедрин не успел написать литературное завещание, которое он назвал «Забытые слова». В нём он собирался написать о словах, обозначающих высшие человеческие ценности. Вот как передал его замысел Г. 3. Елисеев: «Мне хотелось бы перед смертью напомнить публике о когда-то ценных и веских для неё словах: стыд, совесть> честь и т. п., которые ныне забыты и ни на кого не действуют» [4: 616].
А вот что по поводу «Забытых слов» мы можем прочитать в воспоминаниях сына М. Е. Салтыкова-Щедрина Константина: «Что это за “забытые слова”, которые он перед смертью задумал напомнить своим соотечественникам? Отец, вообще, не любил распространяться о том, что он намерен писать. И когда его спрашивали о том, что будет служить темой следующего его произведения, он, обыкновенно, вместо точного ответа на вопрос, отделывался общими фразами. Однако, позволительно предполагать, что он в своём начатом произведении желал напомнить некоторым чересчур обнаглевшим современникам о чести, о былой славе России, о терпимости и о много другом, о чём большинство из россиян забыли. Таков, по крайней мере, ответ, который он дал матери моей, когда она предложила ему вопрос, касавшийся содержания будущего его произведения. Передаю это с её слов» [3: 75].
М. Е. Салтыков-Щедрин очень болезненно переживал забвение идеалов, которое совпало с последними годами его жизни. В заключении к книге «За рубежом» он писал: «“Шкурный” инстинкт грозит погубить, если уже не погубил все прочие жизненные инстинкты. Ужасно подумать, что возможны общества, возможны времена, в которых только проповедь надругательства над человеческим образом пользуется правом гражданственности. Уши слышат, очи видят – и веры не имут. Невольно вырывается крик: неужто всё это есть, неужто ничего другого и не будет? Неужто всё пропало, всё? Ведь было же когда-то время, когда твердили, что без идеалов шагу ступить нельзя! Были великие поэты, великие мыслители, и ни один из них не упоминал о “шкуре”, ни один не указывал на принцип самосохранения, как на окончательную цель человеческих стремлений. Да, все это несомненно было. Так неужто же и эти поэты, и эти мыслители, Шекспиры, Байроны, Сервантесы, Данты, были люди опасные, подлежащие упразднению?» [2,14: 222].
В движении к идеалам М. Е. Салтыков-Щедрин видел высший смысл своей жизни. К этому движению он призывал своих современников и потомков в своей последней книге: «Не погрязайте в подробностях настоящего, но воспитывайте в себе идеалы будущего; ибо это своего рода солнечные лучи, без оживотворяющего действия которых земной шар обратился бы в камень. Не давайте окаменеть и сердцам вашим, вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективах будущего. Только недальнозорким умам эти точки кажутся беспочвенными и оторванными от действительности; в сущности же они представляют собой не отрицание прошлого и настоящего, а результат всего лучшего и человечного, завещанного первым и вырабатывающегося в последнем. Разница заключается только в том, что, создавая идеалы будущего, просветлённая мысль отсекает все злые и тёмные стороны, под игом которых изнывало и изнывает человечество» [1,17: 72].
Идеалы,
