Картина мира в сказках русского народа - Валерий Петрович Даниленко
Особое место в решении вопроса о назначении художественной литературы занимает статья М. Е. Салтыкова-Щедрина «Напрасные опасения» (1868). В комментариях к ней В. Я. Лакшин писал: «Статья представляет собою одно из наиболее обстоятельных высказываний Салтыкова по общим вопросам развития современной ему литературы. В то же время её можно рассматривать и как программное литературно-критическое выступление “Отечественных записок”, перешедших с 1868 г. под редакцию Некрасова» [1, 9: 467].
М. Е. Салтыков-Щедрин прославил своё имя как сатирик. Но назначение литературы он видел не только в осмеянии отрицательных персонажей. На первое место в статье «Напрасные опасения» он выдвигает вопрос о положительных героях. Таких героев, с его точки зрения, русская литература не сумела найти. Это не удалось, в частности, Н. В. Гоголю. «Новая русская литература не может существовать иначе, как под условием уяснения тех положительных типов русского человека, в отыскивании которых потерпел такую громкую неудачу Гоголь», – писал М. Е. Салтыков-Щедрин [1, 9: 23].
Не могут претендовать на положение подлинных положительных героев, по мнению автора «Напрасных опасений», так называемые лишние люди, которых вывел в своих книгах, в частности, И. С. Тургенев. Его Рудин, Лаврецкий и т. п. лишние люди уже потому не могут расцениваться в качестве положительных героев, что они оказались в русском обществе лишними. Они не нашли высоких целей в жизни.
М. Е. Салтыков-Щедрин писал: «Трудно найти в какой-либо литературе типы более блестящие, нежели Рудин, Лаврецкий и множество других, созданных талантливым пером Тургенева; скажем даже: трудно найти типы, более способные возбудить симпатию; но взгляните на них пристальнее, взвесьте их поступки и действия, и вы легко убедитесь, что это не более как люди распутия, люди скучающие, не видящие в жизни целей, не потому, чтобы этих целей не было в действительности, и даже не потому, чтобы очень трудно было определить их, а потому просто, что они не находят особенной надобности вызывать их наружу. Конечно, им до известной степени уже неловко жить в той обязательной среде, которая их окружает, но иго этой нравственной неловкости, по-видимому, не настолько ещё нестерпимо, чтобы разрешиться чем-нибудь иным, кроме лёгкого и, в сущности, очень незлобивого будирования» [1, 9: 10].
И. С. Тургенев назвал лишними тех людей, которые не нашли своего места в жизни. Таких людей можно назвать также неприкаянными. Русская классическая литература вывела целую галерею неприкаянных. Неприкаянными в литературе XIX в. оказались Александр Чацкий у А. С. Грибоедова, Евгений Онегин у А. С. Пушкина, Григорий Печорин у М. Ю. Лермонтова, Андрей Тентетников у Н. В. Гоголя, Владимир Бельтов у А. И. Герцена, Дмитрий Рудин у И. С. Тургенева, Илья Обломов у И. А. Гончарова, Егор Молотов у Н. Г. Помяловского, «Человек из подполья» у Ф. М. Достоевского, Иван Войницкий у А. П. Чехова и др., а в XX в. галерею неприкаянных пополнят Клим Самгину А. М. Горького, Андрей Старцов у К. А. Федина, Григорий Мелехов у М. А. Шолохова, Виктор Зилов у А. В. Вампилова, Лёва Одоевцев у А. Г. Битова и др.
Ещё в 1864 г. писатель выразился о лишних людях следующим образом: «Для того чтобы жизнь не прошла праздною, необходимо держаться около живого дела, и горькое горе ждёт того деятеля, который внезапно ощутит себя оторванным от жизни и лишним в этой общей тревоге, которою повсечасно живёт общество» [1, 6: 252].
М. Е. Салтыков-Щедрин заключил свои размышления о лишних людях в «Напрасных опасениях» с некоторой иронией: «Какими бы симпатичными чертами ни рисовали мы “лишнего человека” – всё же это явление болезненное, а не нормальное. Здравый смысл человека никак не примирится с тем, чтобы судьбы мира могли находиться в руках людей, останавливающихся перед всяким живым делом в положении хемницеров-ского “Метафизика”. Ведь идёт же как-нибудь этот мир, делается же в нём какое-нибудь дело, непременно подскажет этот здравый смысл, стало быть, есть в нём какие-то другие люди, которые хотя не сильны по части метафизики, но могут делать настолько, что и сами живут, да и метафизикам жить дают» [1, 9: 11–12].
Так называемых лишних людей в нашем обществе всегда было немного. Только немногие у нас искали высокий смысл жизни. Среди многочисленной интеллигенции лишние всегда выглядели у нас как белые вороны. Большинство же наших интеллигентов звёзд с неба не хватает, зато в актёрстве преуспевает. Со времён М. Е. Салтыкова-Щедрина они мало изменились. Вот какой портрет типичного россиянина-интеллигента нарисовал наш великий сатирик в статье «Литература на обеде» (1868):
«Я знаю тебя, милый мой россиянин, от первых ногтей юности твоей, знаю все твои входы и исходы, и для меня ясно нутро твоё. Напрасно ты хочешь отвести мне глаза, обморочить меня разными заморскими убранствами, которые нахватал ты из заморских книг и даже просто из газет. Когда ты прикидываешься передо мною учёным, умирающим над наукою, цитируешь целый ворох разных европейских светил науки, я знаю, что твоя ученость всё-таки не восходит выше учёности покойного “Свистка”. Когда ты разыгрываешь роль государственного человека, политика, притворяешься изучившим в тонкости положение всей Европы, я твёрдо убеждён, что твоя политическая мудрость идёт никак не далее передовых статей “Московских ведомостей” и “Русского инвалида”. Высказываешь ли ты мне мрачный взгляд на мир, являешься ли самым ярым материалистом и социалистом, для меня это – ясный знак, что твоя карьера доселе была безуспешна и что тебе нигде не удалось даже прихватить взаймы порядочный куш денег; когда ты начинаешь говорить о необходимости веры, о святости собственности, для меня делается очевидным, что ты уже приобрёл хорошую обстановку и денег давать никому не намерен» [1,9:48].
Актёрское мастерство позволяет интеллигентному человеку изображать из себя благонамеренного гражданина своего отечества. Ему присущи два главных качества – хороший образ мыслей и хорошее поведение.
«Отличительный признак хорошего образа мыслей есть невинность, – поясняет М. Е. Салтыков-Щедрин. – Невинность же, с своей стороны, есть отчасти отсутствие всякого образа мыслей, отчасти же отсутствие того смысла, который даёт возможность различить добро от зла» [1, 6: 11–12].
Хорошее поведение в свою очередь держится на способности благонамеренного к подчинению. М. Е. Салтыков-Щедрин иронизирует: «Самый сложный из всех организмов, тот, который покорил себе прочие организмы
