Путешествие в Сибирь 1845—1849 - Матиас Александр Кастрен
Теперь я в Тюмени и приветствую Азию в том же самом городе, в котором с небольшим за год я на веки простился с Сибирью. Тогда я ехал на Туринск, Верхотурье, Соликамск, Кай, Великий Устюг, Каргополь, Пудож, Петрозаводск и Сортавалу. Так как теперь я возвращаюсь в Тюмень чрез С.-Петербург, Москву, Казань, Пермь и Екатеринбург, то в течение этого года я описал круг, который со всеми своими большими и меньшими уклонениями заключает в себе около 10000 верст.
III
Тобольск. 16 (28) мая
Во время переезда моего от Тюмени или даже от Екатеринбурга до Тобольска природа не представляла моему любопытству ничего такого, чего бы я не видал и не описывал уже тысячу раз — бесконечные равнины, частью обращенные в пашни и луга, частью поросшие лесом. Все пусто, однообразно, безжизненно. Какое-то подавляющее бремя тяготеет над страной и над народом. Природный сибиряк стоит у русских на хорошем счету за простоту его нравов, за гостеприимство и добродушие. Все это, может быть, отчасти и справедливо. Но всякое изъявление радости и веселья, как, например, пение, пляска, общественные или семейные празднества, в Сибири, или по крайней мере в Тобольской губернии, — величайшая редкость. Тот, кто привык видеть, как в России поток жизни несется чрез все преграды, чувствует какую-то неловкость в сибирской тишине. Это не тишина, питаемая внутренней, мирной, безмятежною сущностью души; нет — это порождение холодности, равнодушия и ожесточения. Да и может ли быть что-нибудь, кроме ожесточения, в стране, которая большей частью населена преступниками или их потомками.
IV
Тобольск. 19 (31) мая
Вот уже несколько дней сижу я в Тобольске и обдумываю, в каком направлении продолжать мне отсюда свое путешествие. От направления, принятого в самом начале, часто зависит весь успех дела. Но заблаговременное точное определение пути здесь невозможно, потому что в лингвистическом и этнографическом отношении Сибирь не много лучше океана, покрытого туманом; на что-то надобно, однако ж, решиться, и решиться обдуманно, прежде чем пустишься странствовать по этому обманчивому океану. Академия наук облегчила, конечно, эту заботу тем, что обозначила ее гавани, в которые мне следовало завернуть в продолжение моего странствования, но составление необходимых для этого морских карт она предоставила моему собственному благоусмотрению. В данной мне инструкции сказано касательно этого предмета, что маршруты мои должны определяться по преимуществу на месте указаниями людей сведущих. А так как до сих пор я не получил еще никаких указаний этого рода, то и о направлении предстоящего мне путешествия могу говорить только в самых общих чертах.
Для большего уяснения себе я разделил поле предстоящей мне деятельности на три части: на северную, или самоедскую, среднюю, или остяцкую, и южную, или монголо-татарскую. По данной мне инструкции я должен исследовать преимущественно в лингвистическом и этнографическом отношении северную, или самоедскую, часть Сибири. Но известно, или, по крайней мере, предполагается, что некоторые племена самоедов при передвижении от Алтая к Ледовитому морю остались в Средней и Южной Сибири в пределах теперешних областей остяков, монголов и татар. Из них некоторые, как говорят, уже слились с прочими обитателями страны; другие же, напротив того, сохраняют еще и свой язык, и свою национальность, хотя вследствие многочисленности своей и смешиваются частью с остяками, частью с монголами и татарами. По данной мне инструкции я должен также дознать, что такое в самом деле все племена, принимаемые в Сибири за самоедов. А этого, разумеется, я не могу исполнить, не познакомившись предварительно с языками остяцким, монгольским и татарским. Если бы мне даже и не понадобилось подробное исследование языков, которые, может быть, совсем и не самоедского происхождения (например, койбальский, сойотский и др.), хотя их и считают такими, то все-таки общие сведения об этих языках, и особенно об остяцком, необходимы для точнейшего определения свойств преобразовавшегося вследствие остяцкого, монгольского и татарского влияния самоедского языка.
Итак, первоначальное направление моего путешествия определяется прежде всего необходимостью заняться остяками. Не встреться этой необходимости, я отправился бы прямо к самоедам. Путешествие к последним было бы очень для мне интересно уже и потому, что имело бы связь с прежним моим путешествием. Тогда я проследил самоедское население от Мезени по Канинской, Тиманской и Большеземельской тундрам и чрез Урал до Обдорска. Теперь по-настоящему мне следовало бы начать свои исследования от Обдорска к Надымской губе, отсюда к Тазу и далее к Енисею. Но на этом пути мне встретились бы народцы, которые некоторыми учеными принимаются за самоедов, другими — за остяков. Предположив, что они не чистые самоеды, не чистые остяки, а смесь этих двух народов, без знания остяцкого языка этой поездкой я никак не достиг бы своей цели. Даже и в случае ложности этого предположения я имею все-таки основательную причину полагать, что этим путем цель моего путешествия недостижима. В моей инструкции выражено желание Академии, чтобы лингвистические занятия составляли главный предмет моей деятельности во время путешествия. Но чтоб занятия такого рода могли иметь хотя некоторый успех во время летнего путешествия, для этого необходимо иметь возможность располагать собственным экипажем и разъезжать по собственному благоусмотрению. Но не всякий может располагать довольно значительными необходимыми для этого средствами. Что касается до меня, то я был бы принужден пристать к русским, которые отправляются по торговым делам к берегам Ледовитого моря. Но торговля и наука редко подают друг другу руку помощи, а в настоящем случае мои интересы вовсе не могли бы
