Белорусские мифы. От Мары и домашнего ужа до волколака и Злыдни - Елена Евгеньевна Левкиевская
«Кто-то скоро помрет — Нядуга по селу ходит. Это болезнь ходит, поскольку собаки сильно гавкали, вели по селу болезнь. Никто ее не видит. Белая идет, ее собаки видят. Может быть как кот» (с. Барбаров Мозырского р-на Гомельской обл., 1983 г.).
«Моровые девицы», распространяющие эпидемические болезни, выглядят как красивые панны с распущенными волосами, но при этом с зооморфными частями тела (например, с лошадиными или коровьими копытами). Иногда моровая болезнь может принимать вид животного: кошки, собаки, свиньи, сивого коня — тот, кто прикоснется к нему, умрет.
Покажется в глазах — женщина в белом, высокая, вечером. В белом платье. Наша мать рассказывала: «Я сижу, пряду кудель. Месячно, звезды светят, двенадцать часов». Она бедная была и пряла ночью. «На дворе — ух! Мои свиньи из хлева выскочили, как они открыли дверь? Я смотрю: бежит через село такая телушка белая-белая, большая такая, из конца в другой конец села. Я свиней закрыла, прихожу — страшно». То болезнь свинячья была, много их умерло потом (с. Лисятичи Пинского р-на Брестской обл., 1981 г.).
У всех славян есть общие мотивы, связанные с духами моровых болезней, поветрий: в одних сюжетах некая фигура в белом или черном ночью обходит село, стучит в окна домов, вызывает людей по имени — кто откликнется на ее зов, тот заболеет и умрет; в других незнакомая женщина просит возницу подвезти ее в село (часто — переправить на лодке или на спине через реку, служащую границей села), после чего в селе начинается эпидемия или мор скота — только у человека, оказавшего болезни услугу, все домочадцы и скот оказываются здоровыми; в третьих дух болезни заставляет человека носить себя от села к селу на плечах. Например, на западе Гродненской области рассказывали, как человек, ехавший возом в город, посадил к себе в повозку старую, страшную, оборванную женщину, такую худую, что видны были только кожа да кости.
«Ну садись, баба, подвезу!» — «А ты знаешь, кого ты везешь? Я такая баба Холера!» — «А почему ты Холера?» — «Вот увидишь, — говорит, — что тут завтра в городе будет!» — «А что такое?» — «А тут от холеры умрет сорок пять человек!» — «Неужели это правда?» — «А вот поглядишь!» — «А где же я с тобой завтра увижусь?» — «Там за городом есть развалины городской стены, придешь завтра утром в девятом часу, меня увидишь». Приехали в город, она слезла и куда-то пошла, он не видел. Ночью он слышит: какое-то смятение, суета, люди бегают, плачут, уже некоторые поумирали. Утром он вышел на улицу, сказали, что шестьдесят человек умерло. Уже интересно ему стало, есть ли та баба в развалинах. Приходит, видит — сидит та баба в уголке. «Ах ты, баба Холера, сказала, что умрет сорок пять человек, а умерло все шестьдесят!» — «Я, — говорит, — за пятнадцать человек не виновата, они умерли от страха, а сорок пять — от холеры».
В центральных частях Белоруссии болезни представляли в виде моровой панны, которая, носясь в воздухе, машет черным платком: над каким селом помашет — там начинается мор; в окно какого дома просунет руку с платком — вся семья там заболеет. К примеру, холера может иметь вид высокого худого существа, животного, а иногда — тучи, из которой на землю выпадает ядовитая влага, вызывающая смерть. В других случаях она ходит ночью по домам в облике высокой черной худой страшной женщины и делает квас и другие напитки, оставленные непокрытыми, ядовитыми. Похожим образом представляли себе и Оспу — в виде худой бабы в длинном черном блестящем одеянии, — там, где она пройдет, народ умирает. Обобщенно заразная болезнь может называться Нядуга или Зараза и выглядеть как очень худая (кожа да кости) старуха, но такая сильная, что любого человека может задушить, как муху. К примеру, эпидемическая чума скота представлялась в виде безобразной старухи, вооруженной острым шилом и передвигающейся на спине черной коровы.
Считалось, что моровая болезнь может являться человеку во сне, символически предрекая смерть одних людей и выздоровление других.
В Белоруссии, как и у всех восточных славян, в качестве основного способа борьбы с повальными болезнями были изготовление обыденного (однодневного) полотна и ритуальное опахивание. Обыденное полотно получало магическую силу благодаря своеобразному «спрессовыванию» времени, поскольку весь технологический цикл его изготовления от прядения нитей до готового изделия должен был занимать одни сутки. Незамужние девушки и женщины, вышедшие из детородного возраста (то есть «чистые» в половом отношении), собирались в одной хате и в полном молчании за сутки изготовляли узкое, но достаточно длинное полотнище для того, чтобы под ним можно было прогнать весь сельский скот. Затем его или относили в церковь, или вывешивали на придорожный крест.
Обрядовое опахивание также производили только женщины, свободные от сексуальных отношений, — глухой ночью и в полном молчании. Одни из них впрягались в соху или плуг, а другие им управляли, проводя борозду вокруг всего села и замыкая ее в том месте, откуда начали. Земля из-под плуга обязательно должна была ложиться во внешнюю сторону, от села.
СМЕРТЬ
Белорусы называли Смерть «матерью грехов», но насчет того, по какому принципу она забирает человеческую жизнь, мнения разнились. Одни считали, что она живет в пекле и выходит оттуда за людскими душами по велению главного черта, другие же полагали, что она забирает ту душу, которую предназначает Бог, и что предварительно она советуется с Ним, получая от Него указания. Согласно одной из белорусских легенд, первым людям Адаму и Еве Бог дал возможность после смерти снова воскреснуть и прожить еще некоторое количество лет, но Адам отказался, предпочтя окончательно остаться на «том» свете, чем еще раз переживать смерть, поскольку умирать крайне тяжело. Забрав душу человека, Смерть сопровождает ее в загробный мир, где та в зависимости от наличия грехов попадает в руки ангелов или чертей и предстает перед Богом.
Образ Смерти как лишенный плоти скелет с косой в руках, столь характерный для западнославянской и западноевропейской мифологии, у восточных славян встречаются, как правило, в древнерусской иконографии, духовных стихах, книжных миниатюрах, лубочных картинках — то есть в источниках книжного характера. В большинстве белорусских быличек и восточнославянских поверий о Смерти она предстает в виде человекоподобного женского существа в белой одежде:
