Страдание и его роль в культуре - Юрий Миранович Антонян
Фромм выдвинул предположение, что некрофилия представляет собой злокачественную форму анального характера, в то время как биофилия — это полностью развитая форма генитального характера. При этом, используя клиническую терминологию 3. Фрейда, Э. Фромм не разделяет его идею о физиологических корнях таких страстей. Фромм считал также, что нет жесткой границы между некрофильской и биофильской направленностями: каждый индивид представляет собой сложную совокупность, комбинацию признаков, находящихся в конкретном сочетании; количество таких сочетаний фактически совпадает с числом индивидов. Однако на практике все же вполне возможно провести грань между преимущественно биофильским и преимущественно некрофильским типами личности[94]. Последнее утверждение более чем верно; на нем основана возможность привлечения к уголовной ответственности.
Мои многолетние исследования жестоких и особо жестоких преступлений показывают, что виновные в них лица абсолютно неоднородны ни по мотивам совершенных ими действий, ни по чертам своего характера, ни по целям, которые они преследуют, в том числе в тех случаях, когда цели ими осознаются. Но есть, конечно, и общие черты, такие, например, как эмоциональная холодность, бесчувственность, неумение сопереживать, поставить себя на место другого и в то же время крайняя чувствительность к нежелательным внешним воздействиям, ранимость, а также агрессивность, жестокость, неумение контролировать свои поступки и сдерживать собственные эмоции. Психологическое изучение подобных личностей показывает, что они по большей части ригидны, злопамятны, нежелательные эмоции как бы застревают в них. Они долго, иногда всю жизнь хранят старые обиды, даже те, которые имели место в детстве, и даже когда причины, их вызвавшие, давно исчезли.
Поздние (иногда очень поздние) реакции на нанесенные травмы дают о себе знать неожиданно, в том числе для самого человека, который, кстати, может и не подозревать, что они у него сохранились. Поэтому многие преступники, совершившие жестокие поступки, не могут понять, что с ними случилось, искренне недоумевают, почему они это сделали. Отсюда вполне естественное стремление отторгнуть от себя содеянное, не ощущать себя его источником; мы же ошибочно оцениваем такое отношение как попытку обмануть нас.
Поведение насильственных преступников, особенно убийц, в значительной мере порождается аффективно заряженными идеями, реализуемыми в определенных ситуациях. Поскольку данные лица чрезвычайно чувствительны к внешним событиям и подозрительны, у них затруднена правильная оценка этих событий, которая легко меняется под влиянием аффективных переживаний. Такие лица обладают довольно устойчивыми представлениями, которые непросто изменить; любые затруднения рассматривают как результат враждебных действий со стороны других людей, которых обычно и обвиняют в своих неудачах, нередко наделяют своими мыслями, ощущениями и намерениями, поэтому начинают воспринимать в качестве враждебных и агрессивных по отношению к себе. Вследствие этого, совершая насилие, убийца, например, считает, что он таким образом защищает свою жизнь, свое достоинство и честь, «справедливость».
Сходные черты характеризуют грабителей и разбойников. Они, как и все насильственные преступники, постоянно враждебны к окружающим, испытывают большие трудности в усвоении правовых и моральных норм. Происходит это потому, что такие люди психологически, а иногда и физически отчуждены от общества, малых групп и их ценностей. Это не их ценности, они принадлежат иному, непонятному, чуждому миру, поэтому и соблюдать их совсем не обязательно. Но есть различие между убийцами, лицами, виновными в нанесении телесных повреждений, и теми, кто совершает грабежи и разбои. Поведение первых направляется в основном бессознательной защитой от воображаемой опасности и аффективно заряженными идеями; поведение вторых определяется тенденцией к скорейшему удовлетворению возникающих желаний и потребностей, что сочетается у них с нарушением общей нормативной регуляции поведения, интеллектуального и волевого контроля; можно сказать, что виновные в грабежах и разбоях отличаются от других преступников большей неуправляемостью поведения и внезапностью антисоциальных поступков.
Вернусь к одному качеству насильственных преступников, о котором я кратко упоминал выше. Это бесчувственность к чужому горю, неспособность сопереживать и поставить себя на место другого. Такие лица как бы глухи ко всему, что не касается их самих; при этом их личные интересы охватывают не только собственную персону, но и все, что с пей связано, входит в ее психологическую территорию и самым естественным образом составляет круг их ценностей. Поэтому у них можно наблюдать бурные разрушительные реакции, например при посягательстве на достоинство любимой женщины или группу, членством в которой данный человек очень дорожит. Такие люди способны ограбить и убить, изнасиловать девочку-подростка, избить ее до полусмерти и сделать инвалидом, унизить и оскорбить, часто по ничтожному поводу или вовсе без него, «просто так». Во многом это и создает ту кажущуюся легкость, с которой они причиняют самые тяжкие страдания.
Бесчувственность к чужому горю и страданиям, нежелание осознавать исключительно опасные последствия своих поступков и собственную вину объясняют и отсутствие подлинного раскаяния в содеянном практически у всех насильственных преступников, в том числе совершивших убийства с особой жестокостью или убийства своих близких. Но факт остается фактом: такие люди лишены Божьей милости — сопереживать другому, что их максимально приближает к животным.
Раздумья над конкретными жестокими преступлениями, психологическое тестирование насильственных преступников, их рассказы о себе и своей жизни, оценка всех этих данных позволяют предположить наличие у этих лиц еще одного фундаментального качества — неумения, точнее, неспособности разрешать свои внутренние проблемы и соответствующие им переживания, особенно если они болезненны, только на психологическом уровне, без внешних действий, без изменения внешней физической среды. В большинстве случаев склонные к насилию и жестокости люди воздействуют на других людей, нежелательным, конечно, для этих людей способом — уничтожают их, присваивают чужие материальные ценности, т. е. приспосабливают среду к себе, а не стремятся адаптироваться к ней, оставаясь в рамках своего Я. Если бы они могли решать свои проблемы на психологическом уровне, это доказывало бы их субъективную способность к адаптации, но как раз такого качества у них нет.
Можно сказать, что без изменения среды они не могут найти субъективно оправданные решения даже по вопросам сугубо интимным, и это, по-видимому, отличает их от непреступников. Разумеется, изменение среды тоже может быть разным, не обязательно разрушительным, а вполне моральным. Однако выбор такого общественно полезного пути для них блокирован в силу названных выше особенностей личности и тех ведущих мотивов, которые направляют их жизнь в целом.
Конечно, анализируемое качество, как бы весомо оно ни было в структуре личности человека, склонного к жестокости, не может существовать изолированно от других, в первую очередь таких, как повышенная эмоциональность, ригидность переживаний и ранимость. Поэтому любые неблагоприятные воздействия воспринимаются ими очень травматично, но, повторяю, разрешать возникающие в связи с этим проблемы на личностном уровне они неспособны. Обычно именно по этой причине такой человек может ударить или убить, чтобы утвердить себя либо отомстить
