Ангел истории. Пролетая над руинами старого мира - Вальтер Беньямин
Как указать настоящее место псевдоморалистическим определениям свойств – этому учит комедия. В центре, как главная фигура комедии характеров, часто находится человек, которого мы назвали бы негодяем, если бы наблюдали его действия в жизни, а не смотрели на него на сцене. Но на сцене в комедии его действия представляют интерес только в том, что освещено характером, который в классических ситуациях становится объектом не морального разоблачения, а высокой веселости. Действия комического персонажа интересуют публику не сами по себе, не с моральной точки зрения, а только гем, что являются отсветом характера. При этом понятно, что великий комедиограф, например Мольер, не стремится наделить своих персонажей многообразием свойств характера. Для психологического анализа его произведения недоступны. Им совершенно неинтересно, когда скупость и ипохондрия гипнотизируют в «Скупом» и «Мнимом больном», где они лежат в основе всех действий.
Касательно ипохондрии и скупости эти драмы не научат ничему, дело вовсе не идет о том, чтобы их объяснять, а лишь представить с максимальной яркостью; если предметом психологии является внутренняя жизнь эмпирически воображаемого человека, то фигуры Мольера не подойдут здесь даже в виде экспонатов выставки. Характер существует в них как солнце в блеске своей единственной цели, рядом с которой ничего нельзя увидеть в ослепительном сиянии. Величие комедии характеров основано на анонимности человека и его моральности при высшей степени развитой индивидуальности и единственности этой черты характера. В то время как судьба раскручивает чудовищную сложность личности, обремененной виной, сложность и связи ее вины, характер дают ответ гения на порабощение гения всеми обстоятельствами вины.
Сложность становится простой, рок – свободой. Потому что характер комического персонажа – это не пугало детерминистов, это светильник, в лучах которого свобода видит свои дела. Догме о природной вине человеческой жизни, об исконной вине, конфликту, принципиальную неразрешимость которого представляет собой учение, а возможность какого-то решения – языческий культ, гений противопоставляет представление о естественной невиновности человека. Хотя это представление остается в сфере природы, однако по существу оно так близко подходит к моральным позициям, как противоположная идея только в форме трагедии, при том, что эта форма неединственная для нее.
Видение характера – самое свободное среди всех форм, со свободой ее связывает – здесь это не может быть показано – ее родство с логикой. Итак, черта характера – это не узел в сети. Эго солнце индивидуума на бесцветном (анонимном) небосклоне человека, которое отбрасывает тени комического действия. (Эго имеет в виду и глубокое рассуждение Когена о том, что каждое трагическое действие, как бы величественно оно ни двигалось на своих котурнах, бросает комическую тень собственным важнейшим связям.)
Физиогномические знаки, как и прочие странности, служили древним для изучения судьбы в соответствии с господствовавшей языческой идеей вины. Физиогномика, как и комедия, было явлением новой эры гениев. Ее связь с древним искусством предсказания современная физиогномика обнаруживает в моральных акцентах своих оценочных понятий, так же как и в стремлении к аналитической сложности. Именно в этом древние и средневековые физиогномисты смотрели правильно, они считали, что характер может быть понят только на основа нескольких немногих в моральном смысле нейтральных принципов, таких, например, как те. что пыталось установить учение о темпераментах.
Деструктивный характер
Может случиться, что, бросив взгляд на прожитую жизнь, человек придет к убеждению, что почти все его глубокие связи исходили от людей с деструктивным характером, признанным всеми. Однажды он, может быть случайно, столкнулся бы с этим фактом и чем сильнее будет шок, который он переживет, тем больше у него появится шансов изобразить деструктивный характер.
Деструктивный характер знает только один девиз – с дороги; только одно дело – освободить место. Его потребность в свежем воздухе и в свободном пространстве сильнее, чем любая ненависть.
Деструктивный характер молод и весел. Потому что разрушение молодит, так как убирает с дороги следы нашего собственного возраста; оно веселит, так как, убирая с дороги, разрушающий ощущает успокоение и облегчение. Такой гармонический образ разрушителя возникает, если осознать, как чудовищно упрощается мир, если его рассматривать с точки зрения того, насколько он достоин разрушения. Эта гигантская связь равномерно охватывает все существующее. Для деструктивного характера такая картина создает зрелище высшей гармонии.
Деструктивный характер всегда энергичен в работе. Темп ему задает природа, во всяком случае косвенно, потому что он всегда должен ее предварить. Иначе она возьмет разрушение на себя.
Деструктивный характер не видит образов. У него вообще мало потребностей, и меньше всего его интересует, что будет на месте разрушенного. Прежде всего хотя бы на мгновение – пустое пространство на месте, где стоял разрушенный предмет или существовала жертва. Когда-нибудь найдется кто-то, чтобы воспользоваться им, не занимая его.
Деструктивный характер делает свое дело, он избегает только созидания. Если творящий стремится к одиночеству, то разрушитель постоянно должен быть среди людей, иметь свидетелей своих деяний.
Деструктивный характер – это сигнал. Как тригонометрический знак со всех сторон открытый ветру, так он открыт со всех сторон для пересудов. Защищать его от этого бессмысленно.
Деструктивный характер вовсе не заинтересован в том, чтобы быть понятым. Всякие попытки такого рода он считает поверхностными. Для него совершенно неважно, когда его не понимают. Наоборот, он вызывает на это, как делали оракулы, эти деструктивные государственные учреждения. Самый мещанский из всех феноменов – сплетни – возникает тогда, когда люди не хотят быть непонятыми. Деструктивный характер не возражает против этого и не способствует сплетням.
Деструктивный характер – враг человека в футляре. Человек в футляре стремится к удобствам, и футляр – их символ. Внутренность футляра – это обитый бархатом след, который он оставляет в мире. А деструктивный характер стирает даже следы разрушения.
Деструктивный характер в одном лагере с традиционалистами. Одни сохраняют вещи тем, что оставляют в неприкосновенности, консервируют их, другие сохраняют ситуации тем, что делают их удобными и ликвидируют затем. Их и называют деструктивными.
Деструктивный характер воспринимает себя как историческую личность, его главное чувство – это непреодолимое недоверие к ходу вещей и готовность к тому – поскольку он ежеминутно это ощущает— что все пойдет не так, как надо. Потому деструктивный характер – это сама надежность.
Деструктивный характер не видит ничего прочного. Но именно поэтому он всюду видит пути. Там, где другие упираются в стену или гору, он находит путь. Но раз он всюду видит путь, то хочет всюду убирать с пути. Не всегда с помощью грубой
