Русский анекдот: текст и речевой жанр - Елена Яковлевна Шмелева
Так, русское да? может иметь различные прагматические функции в зависимости от интонации и типа дискурса. В составе рассуждения да? может указывать на стремление говорящего проверить, понимают ли его слушающие (ср. «преподавательское» да?) или согласны ли они с проводимым рассуждением. Если же обсуждаются планы на будущее, да? выражает неуверенную надежду на то, что собеседник согласится со сделанным предложением. Именно этому последнему типу да? близко использование да? в качестве речевой характеристики грузина в анекдотах, когда оно может сопровождать императив (употребление, противоречащее русской литературной норме): Позвони, да?; Выпей, да? Несколько иную функцию несет да? в таких конструкциях, как Обидно, да?, когда оно выражает сочувствие или, наоборот, просьбу о сочувствии. Можно заметить, что во всех случаях использование да? в анекдоте выражает установку грузина на контакт и взаимопонимание с собеседником.
Эта же установка подчеркивается и тем, что грузины в анекдотах всегда используют обращение на ты – даже в разговоре с незнакомым человеком. Обращение на вы является слишком формальным и разрушало бы стереотипный образ грузина. Грузинам в анекдотах свойственно употребление побудительных предложений и риторических вопросов; обычные сообщения в форме повествовательных предложений встречаются относительно редко. Просто сухая передача информации не столь существенна для грузина, как установление и поддержание контакта с собеседником. Обратиться с просьбой, дать совет, пригласить вместе подумать над каким-либо вопросом для грузина в анекдотах значительно важнее, нежели просто сообщить что-то. Не случайно и широкое использование обращений в речи грузина – героя анекдотов (в частности, «национально окрашенного» обращения кацо).
[17. Обращение на ты вообще свойственно многим персонажам анекдотов; но именно в применении к грузинам оно практически не знает исключений.]
Совсем иной характер у других постоянных героев анекдотов последнего двадцати-тридцатилетия – у чукчей. Чукча – это природный, естественный человек Руссо, попавший в чужую для него городскую технократическую цивилизацию. Чукча кажется очень глупым лишь потому, что он в городе продолжает жить по законам тайги (охотится на старушку или на дельтаплан, не умеет пользоваться телефоном и т. п.), а по-своему чукча хитер и умен. Особенно ярко это проявляется в анекдотах о том, как чукча воспринимает действительно бредовые советские лозунги и реалии – например, анекдот о том, что все у нас в стране делается во благо человека и чукча знает этого человека, или о том, как чукча отстоял очередь в магазин, а продавец умер (анекдот про мавзолей Ленина); ср. также анекдот, в котором фигурирует типичное для советской городской топонимики, хотя и достаточно абсурдное название улицы – улица Восьмого марта:
• Едет чукча в трамвае. Водитель: «Следующая остановка "8-го Марта"…» Чукча: «Ой, а раньше никак нельзя?!…»
Стандартной речевой характеристикой чукчи в анекдотах является, как уже говорилось, слово однако. Его функции в языке состоят в том, чтобы указывать на несоответствие тому, что можно было бы ожидать. В значении союза однако семантически близко союзу но; наряду с этим однако «употребляется для выражения удивления, недоумения, возмущения и т. п.» [Евгеньева 1982], т. е. также служит реакцией на несоответствие ожидаемому. Такое употребление однако соответствует общему внутреннему состоянию чукчи в анекдотах – пассивному изумлению перед окружающим миром и недоумению человека, столкнувшегося с непривычной для него цивилизацией. Этой же цели служит и свойственное чукче в анекдотах обозначение себя в третьем лице: он как бы глядит на себя со стороны, удивляясь своему месту в приоткрывающемся ему мире.
Словарный запас чукчи в анекдотах беден, он ограничивается словарем-минимумом, состоящим из самых простых и употребительных слов; при этом он чаще всего употребляет слова и формы, уместные в разговорах с детьми (Телефона, телефона, чукча [ц'укц'а] кушать хочет). Выход за пределы такого словарного запаса воспринимается как маркированный и создает добавочный комический эффект, как в высказывании Тенденция, однако, заимствованным из следующего анекдота (и ставшего «крылатым словом»в современной русской речи):
• Сидит чукча на берегу моря и курит трубку. К нему подбегают, говорят: «У тебя олень в море упал!» Чукча невозмутимо курит трубку. Через некоторое время к нему снова подбегают, говорят: «У тебя еще один олень в море упал!» Чукча сидит, курит трубку. Через некоторое время к нему опять подбегают, говорят: «У тебя третий олень в море упал!» Чукча по-прежнему сидит, курит трубку. Наконец к нему побегают, кричат: «У тебя все олени в море попадали!» Чукча вынимает трубку изо рта и говорит: «Тенденция, однако».
Сходный эффект имеет место в тех случаях, когда собеседники пытаются приноровиться к понятиям и словарному запасу чукчи, но выясняется, что его система представлений и словарный запас мало чем отличаются от представлений и лексикона его собеседников:
• Испытывают наши новую баллистическую ракету СС-50. А у нее блок наведения отказал и улетела она куда-то в тундру. Ну, послали за ней поисковую группу. Идут они по тундре, а навстречу чукча. Те у него спрашивают: «Скажи, чукча, тут 5 дней назад летела большая огненная палка. Ты ее не видел?» «Нет, – говорит, – однако не видел. Самолета – летела, вертолета – летела, СС-50 – летела, а большая огненная палка – не летела».
Чукчи в анекдотах, как и грузины, чаще всего обращаются к собеседнику на ты, однако для них функция такого способа обращения несколько иная: это как бы речь ребенка или человека, почти не затронутого цивилизацией и условностями этикета.
3.3. Еврейский анекдот в современной русской речи
Прежде чем переходить к анализу «еврейского анекдота» в современной русской речи, необходимо сделать одну оговорку. Грузины и чукчи в анекдотах на русском языке всегда функционируют именно как персонажи русского анекдота. В то же время анекдоты о евреях нередко представляют собою возникшие в еврейской среде анекдоты, которые могут рассказываться на русском языке, а могут и на любом другом (так, многие из анекдотов, вошедших в известные книги Лео Ростена, рассказываются и по-русски). Строго говоря, можно считать, Что в таких анекдотах мы имеем дело не с образом еврея в русском анекдоте, а с образным строем еврейского анекдота (который был рассказан на русском языке).
Впрочем, не следует преувеличивать возникающие в этой связи трудности. Под русским анекдотом о евреях можно понимать любой анекдот с персонажами-евреями, имеющий достаточно широкое хождение в русской среде. Независимо от генезиса таких анекдотов, с синхронной точки зрения они все попадают в один
