Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. - Парома Чаттерджи
Рассмотрим, например, как Евсевий описывает обращение Константина в христианство: императору было видение Креста, а потом ему приснился сон, в котором Христос приказал сделать «знамя, подобное этому виденному на небе» [Евсевий 1852,1: 29]. Таким образом, первым однозначно христианским объектом в истории римлян становится этот Крест, который Константин приказывает выполнить «из золота и драгоценных камней» [Там же: 30]. Его описанию отводится целая глава:
…на длинном, покрытом золотом копье была поперечная рея, образовавшая с копьем знак Креста. Сверху на конце копья неподвижно лежал венок из драгоценных камней и золота, а на нем символ спасительного наименования: две буквы показывали имя Христа, обозначавшееся первыми чертами, из середины которых выходило «р».
Определенно, речь о трехмерном объекте. Далее мы выясняем, что «потом на поперечной рее, прибитой к копью, висела… ткань, а… при самой верхней части описанной ткани висело сделанное из золота грудное изображение боголюбивого василевса и его детей» [Там же: 31]. Константин не отказался от возможности ввести себя и своих близких в область визуального искусства: здесь мы видим, как Крест дополняется узнаваемыми императорскими смыслами. Это самое подробное описание христианского объекта, которое приводится в биографии императора.
Несколькими главами позже Крест появляется снова, когда Евсевий описывает торжественный въезд Константина в Рим после гибели Максенция:
И возвестил всем людям о спасительном знамени посредством великого писания и столпов, а именно, среди царственного города воздвиг против врагов этот священный символ и начертал определенно н неизгладимо, что сие спасительное знамя есть хранитель… всего царства. Когда же на самом людном месте Рима поставили ему статую, он немедленно приказал то высокое копье в виде креста утвердить в руке своего изображения и начертать на латинском языке слово в слово следующую надпись: «Этим спасительным знамением, истинным доказательством мужества, я спас и освободил ваш город от ига тирана и, по освобождении его, возвратил римскому сенату и народу прежние блеск и славу» [Там же: 40].
Итак, по Евсевию, первым христианским артефактом был трехмерный Крест с хоругвью, а его увеличенная копия стала частью статуи императора. Сопроводительная надпись как бы включает Крест в более широкий имперский контекст, который она транслирует: Крест становится оружием империи, он подстраивается под статую, а не наоборот. В «Жизни Константина» упоминаются и другие христианские образы: символ Доброго Пастыря при источниках на рыночной площади, а также Даниил со львами. Крест находился в «превосходнейшей из всех храмин царских чертогов, в вызолоченном углублении потолка», где император «приказал утвердить великолепную картину с изображением символа спасительных страданий, которое составлено было из различных драгоценных камней, богато оправленных в золото» [Евсевий 1852, III: 49]. Но единственным образом Христа остается символ Доброго Пастыря.
В «Церковной истории» Евсевия, напротив, упоминается статуя «кровоточивой» женщине, воздвигнутая в Панеаде:
На высоком камне у дверей ее дома высится бронзовая женская статуя. Коленопреклоненная женщина протягивает руки вперед, как умоляющая; напротив нее – отлитая из того же материала фигура стоящего мужчины, красиво окутанного плащом и протягивающего руку женщине. У ног его, на самом пьедестале, растет какая-то неизвестная трава, доходящая до подола бронзового плаща: это целебное лекарство от всех болезней. Эта статуя, говорили, изображает Иисуса; она уцелела до сих пор. <…> Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках [Евсевий 2013, VII: 18][38].
Рассуждая об этой статуе (и, заметим, не об изображениях Петра и Павла), Евсевий представляет одно из самых подробных описаний христианского образа: степень детальности здесь определенно превосходит все, что было сказано о статуях в «Жизни Константина». Неслучайно эта статуя выполнена именно из бронзы, самого благородного материала. Но удивляет также близость статуи и растения, которое, по словам автора, прикасается к подолу плаща Спасителя. Растение исцеляет все недуги и распространяет свою таинственную силу и на саму статую. Связь статуи и реликвии (или объекта, напоминающего реликвию, в роли которого здесь выступает растение) в Позднюю Античность представлялась крайне могущественной.
Но если Евсевий воздерживается от описания статуй, то на описание храмов, особенно воздвигнутых Константином, он тратит изрядное количество чернил. В этой тенденции уже прослеживается тема, которую мы находим во многих (хотя и не во всех) рассказах о строительстве церквей в позднейшие века. Основное внимание автор уделяет строительным материалам, а не находящимся внутри изображениям. Примером этого может послужить пространное описание того, что именно Константин принес в дар храму Гроба Господня: на протяжении нескольких глав Евсевий описывает полированные камни атриума, качество мраморных плиток и их сочетание с прочими элементами интерьера, крышу, двенадцать колонн (по числу апостолов), увенчанных серебряными чашами, резные двери и общее величие базилики [Евсевий 2013, VII.18; Евсевий 1852, III, 34–40]. Ни о каких изображениях не упоминается; для Евсевия важно подчеркнуть богатство и величие храма.
Здесь есть смысл вспомнить, что до наших дней дошло очень мало подробных описаний икон даже в таких знаменитых храмах, как собор Святой Софии. Это, разумеется, не означает, что в храме вообще не было икон (разумеется, были). Как указывает Рут Уэбб, итинерарии, составленные для таких церквей, были крайне сложными – и это одна из причин, почему сохранившиеся описания имеют такую беспорядочную природу [Webb 1999: 67]. Я имею в виду, что внимание человека, оказавшегося внутри базилики, иногда специально обращалось не к изображениям, а к другим объектам.
Однако существует специфически христианский объект, не являющийся строительным элементом (таким, как колонны, арки, плиты и т. д.), который все-таки упоминается в «Жизни Константина» и некоторых других текстах, – это реликвии. Неудивительно, учитывая, что именно они, а не иконы на протяжении столетий служили залогом безопасности города. Интересно, что в ранний период жители Константинополя считали своим защитным талисманом, наряду с частицами Святого Креста, статую и колонну Константина, а также палладион, который был якобы захоронен под колонной [Wisniecki 2019: 68].
Одна из наиболее важных локаций среди описанных Евсевием – это храм Святых Апостолов, в котором Константин оставил место под собственную гробницу. До наших дней этот храм не дошел. Однако в его описании есть маркеры, указывающие на важнейшую роль, которую приписывали реликвиям [Mango 1990а: 51–62; Mango 1990b: 434]. Евсевий указывает, что император при
