Девлет-Мирза Шихалиев - Рассказ кумыка о кумыках

Всякий, кто знал покойника, должен прийти и пожалеть об нем в присутствии этих родственников, и если покойник был князь или значительное лицо, то почти вся деревня сходится горевать об нем.

Усопшего предписывается религиозным законом как можно скорее погребать, почему все приготовления к тому тотчас оканчиваются, и тело покойника несут почти рысью. Князей и сала-узденей венчать и хоронить имеет право только один кадий, другие же классы обращаются в таковых случаях к аульным муллам.

У кумыков князья не имели права телесно наказывать лиц низших классов, и вообще только одних рабов (кул) господа их могли подвергать этому наказанию, и то своеручно давая по нескольку ударов. Наказание состояло только в том, что князь мог отнять у своего узденя пожалованную ему землю или вещи, и то не навсегда, ибо за наказанием всегда следовало скорое примирение, тогда князь возвращал узденю с ласковым словом все отнятое. Уздень мог сердиться на князя и не ходить в его дом до тех пор, пока последний не вникнет в сущность его неудовольствия и не привяжет его к себе новою милостию. Вообще князья более ласками, нежели угрозами и строгостью поддерживали порядок в народе, оттого у кумыков, более чем где-либо, во всей силе развита национальная гордость; тщеславные, настойчивые в самом ничтожном деле, они слишком разборчивы в тоне оказываемого им приема и, будучи честолюбивы, с утра до вечера готовы простоять в кунацкой князя или в присутствии начальника, лишь бы только одно слово от себя ввернуть в общий разговор старших. Терпение князей и местных начальников выслушивать их разговор – удивительно!

Надобно быть очевидцем, чтобы вполне оценить труды князей и приставов, не знающих времени своего отдохновения и всегда готовых принимать людей всех сословий и (принуждены бывают) два раза одно и то же от просителя и от переводчика выслушивать. Без чего они необыкновенно теряют доверенности к себе народа; какую бы могли принести они пользу, если бы знали хотя татарский язык.

В заключение всего я изложу прошедшую и настоящую администрацию кумыков.

Род князей, происходящий весь от одного корня, умножаясь со временем, разветвился на несколько отдельных семейств; часто разрозненные противоположностью выгод, они сохраняли, однако же, тесные связи и по бракам считались все в близком родстве; семьи княжеские во всех городах жили отдельно от прочих, окруженные своими узденями, своими служителями, им одним послушными; они казались независимыми друг от друга олигархическими обществами, только условно в одно соединенными. Властолюбие их беспрерывно нарушало спокойствие устроенных ими обществ, которые можно было почесть за отдельные деревни, одна возле другой поселенные, хотя все вместе назывались они жителями одного города, и часто, за одно дерзкое слово, возгоралась кровавая брань между самыми близкими родственниками князей. В кругу семейном все однофамильцы их почитались равными и пользовались одинаковыми правами на земли, составлявшие общую собственность всего рода, с которых каждое семейство княжеское поочередно брало бийлик, если он был один в роде, как сказано было выше.

Роды князей, с различными противоположными видами, не могли согласиться между собою в принятии чего-нибудь общего для управления гражданскими делами. Главнейшим препятствием к тому служила междоусобная их вражда. Вследствие того, с общего согласия князей, были назначаемы в Андрееве, Аксае, а потом и в Костеке старшие князья, с приличными званию их доходами (обозначенными в 17-й выноске); князья эти выбирались всегда из старших летами, и цель их назначения была та, чтобы стараться примирять враждующих князей и, управляя всем городом, заключающим в себе такое множество независимых кварталов, доставлять всякому обиженному удовлетворение. Старший князь был посредником между княжескими родами; князь, сала или простой проситель, имевшие ответчиков в других кварталах, особенно в тех, где находились их враги, обращались к старшему князю. При нем были в качестве десятников бегаулы, от каждого рода по одному; он их посылал за ответчиками, с предварительным объявлением, по какому делу требует, а если те не хотели на месте удовлетворить просителя, являлись к старшему князю с родовым своим князем или назначенным от него поверенным, который был свидетелем, чем кончится дело истца с ответчиком; заседание при старшем князе называлось махкаме, оно составлялось по предложению старшего князя из депутатов, от каждого рода и каждого сословия, из стариков, сведущих в коренных кумыкских обычаях, и кадия; здесь председателем был старший князь, имевший голос, хотя не решительный, но по старшинству лет и опытности предпочитаемый. Тяжбы передавались на суждение стариков, по адату, или кадию, для разнообразия по шариату, смотря по тому, к которому из этих двух законодательств дело принадлежит и к которому проситель, ответчик и большая часть заседания склонны. После решения дела и возложения на одного из двух тяжущихся должного удовлетворения старший князь просил повелительным тоном родового князя привести определение суда в исполнение, и тем кончалось дело. Вообще разбирательство по адату было словесное, а по шариату иногда на бумаге, особенно когда того требовал обвиняемый; он с решением кадия, выписанным на бумаге, мог обращаться на поверку к другим ученым и, если те опровергали это решение, мог требовать нового разбирательства; при этом нужно заметить одно обстоятельство, что по обычаю кумыков, издревле введенному, князья не имели права быть судьями и также не могли подавать в заседании голоса, а были сами судимы стариками по выбору истца и ответчика, старшим князем призванными. Этот обычай происходит от положительности прав, всеми сословиями в отношении к князьям разновременно приобретенных.

В важных случаях, где должно было принимать меры общими силами, князья составляли между собою, в присутствии старшего князя, совещание и положенное там решение приводили в исполнение, каждый в своем ауле. Когда дело шло о предмете, требующем непременного содействия всего народа, князья имели обыкновение сзывать мирские сходки у главной мечети деревни; изложив необходимость предполагаемой меры, они давали ее обсудить народу и с тем вместе уже избирали окончательные средства, как привести ее в действие. Но иногда случалось, что народ, минуя князей, по собственной воле собирался на совещание, чтоб потолковать о своих нуждах, представить князьям какую-либо просьбу или даже согласиться в сопротивлении им, когда были притесняемы.

У кумыков, как и у всех народов дагестанских, существуют издавна два законодательства: шариат и адат.

Первое есть сбор правил суда, основанных на изречениях Корана, общий всем народам магометанским, священные книги арабских имамов служат в нем постоянным руководством. Адат же есть свод особенных постановлений, определяющих частное устройство, права и отношения сословий и, наконец, некоторые правила суда, по преданию сохранившиеся от предков, на случай, где по народному обычаю не допускается судопроизводство по шариату; исключений из этого было очень много у всех дагестанских народов, потому что вольность их нравов не могла согласоваться со строгостью определений шариата. У кумыков, например, разбирательству по последнему подлежали только дела по духовным завещаниям, по разделу движимого имения, опеке, продаже и покупке всякой вещи, и холопов. Воровство же, убийство и все преступления судились по адату, потому что по шариату вор может оправдаться одною только личною присягою, а по адату он должен представить не менее шести тюсевов (вроде повального обыска), просителем поименно назначенных, которые должны под присягою оправдать его.

Суд по шариату, требовавший изучения священных книг, писанных на арабском языке, принадлежит всегда духовенству, а адат – старикам из народа.

Между кумыками никогда не существовало определенной полицейской власти, обязанной принуждать к исполнению решений суда; судебные определения, как мы уже сказали, в присутствии старшего князя объявлялись родовому князю или поверенному; за неисполнение приказаний суда или за какое-либо мелочное преступление для простолюдинов была на дворе старшего князя вырыта яма, куда их на несколько дней сажали; но люди, имевшие какое-нибудь значение, могли избежать этого под разными благовидными предлогами. Однако же примеры неповиновения и самоуправства были редки в прежние времена. Если случалось, что объявленный виновным по разбирательству дела, исследованного стариками беспристрастно и по всем правилам адата, отказывался от исполнения приговора, то князья и старики деревни увещевали его не нарушать обычаев и подчиняться. Уважение к старшим было слишком глубоко, чтобы вмешательство их оставалось тщетным, – вся деревня восставала против упорствующего, и ему оставалось одно бегство.