Ранние тексты. 1976–1990 - Борис Ефимович Гройс
Но почему же, говоря об истории вообще, приходится так навязчиво возвращаться к античности? Вся европейская историческая наука сформировалась и развивалась по образцу науки об античности. В эпоху Возрождения было совершено это открытие: люди могут жить на одной и той же Земле и мыслить различно. Европейская историческая наука началась с этой констатации различия. И вообще, европейская наука и искусство начались с нее, поскольку поиск объективных характеристик пространства и времени и начался с признания того, что они несамоочевидны, поскольку по-разному открыты различным культурам, и, следовательно, надо найти внекультурные критерии для их описания и измерения. Отсюда пространственная геометрия возрожденческой живописи: следовало разместить античную скульптуру в реальном пространстве жизни. Для фиксации аналогичной исторической перспективы историку также следовало встать над своей культурой. Отсюда сократичность его позиции. В фигуре Сократа был обнаружен идеальный тип отношения нового и старого, при котором новое выступает как абсолютно новое, и именно поэтому старое оказывается абсолютно неповрежденным. Историк и его народ и историк и его история – вот два соотношения, которые в результате были выявлены. В обоих этих отношениях историк – просветитель или романтик – оставался сократичным. Пока он оставался socratique в смысле левистроссовского mythologique. Лишь признание за историком собственной истории выводит его из многочисленных антиномий, порожденных его сократичностью. Настолько же, насколько лишь речь историка, отличающего то, что есть прошлое и, следовательно, иное, от того, что есть настоящее и, следовательно, тождественное, на деле умертвляет прошлое и сохраняет жизнь живому. И это приводит нас к последнему этапу рассуждения: метод есть миф.
VIII
Метод есть миф, поскольку метод опирается на воображение, которое вносит того, кто руководствуется методом, вглубь мифа и помещает его там. Метод обеспечивает правильное и точное слово и правильное и точное действие. То есть такое слово и такое действие, которые являются «объективными», или, иначе говоря, соответствуют вещам, как они есть сами по себе. Но, следовательно, метод не может быть сам по себе «правильно обоснован»: он не может обосновать сам себя. Формулировка метода предполагает некоторый акт воображения, которому открывается действующий, его действие и мир, относительно которого осуществляется действие. Лишь опираясь на такой акт воображения, можно сказать, правильно ли действует действующий или нет, и впервые сформулировать критерии для такой оценки.
Но внесение самого себя в мир в качестве субъекта истинного метода не есть акт познания – это мифотворческий акт. Метод есть миф, поскольку описание метода тождественно созданию мифа, внутри которого распределяются роли, с которыми отождествляет себя слушатель и читатель. Миф о Сократе определял на протяжении веков и продолжает во многом определять сейчас роль «объективного» исследователя в сфере гуманитарных наук. Лишь постольку это было так, гуманитарные науки сохраняли свою непрерывность и единство метода.
Но может возникнуть вопрос: как может говорящий внести сам себя в глубь мифа? Как возможно творение мифа? И если метод – это миф, то как возможен истинный метод?
Истинный метод возможен только как истинный миф. Истинный же миф возможен именно благодаря тому, что исследователь соотносит себя с традицией как с чем-то, что, во-первых, помещено в мир, а во-вторых, составляет основу для его собственной речи. Речь, которая преодолевает дистанцию между исследователем и его традицией, и есть мифотворческая речь. Она – эта речь – устраняет все то, что в пространственно-временном отношении ограничивает традицию и делает ее чуждой субъекту метода как реально живущему человеку. И она же помещает субъекта метода в пространство-время реального мира. Такой речью была речь Платона-мифотворца. Место Сократа – это абсолютное ничто незнания. Но где место Платона? Платон говорит обо всем, что следует знать, для того чтобы обладать незнанием Сократа. И этого знания оказывается немало. Платон – ни в коей мере не философ: философствует Сократ. Платон пишет миф, в котором Логос заменяет Олимп и в котором благодаря этому Сократ может быть самим собой.
Современный философ и современный исследователь все более очевидно стремятся преодолеть разрыв на Сократа и Платона. Рассуждение о методе – это речь, которая описывает самое себя и свое собственное место в мире, то есть мифотворческая речь. И именно такая речь становится сейчас речью ученого, художника и философа. Отсюда видна логичность как идентификации с существующим мифом, закрепленным в традиции, так и проектов создания «новой науки» на новых методологических основаниях. Каждый человек слова постольку, поскольку он занимает в мире место, отличное от места, занимаемого другими людьми, в частности его предшественниками, творит свой собственный миф. Этот миф обосновывает его созерцание вещей в качестве точного и объективного. Истинность творимого таким образом мифа заключена и выявляется в речи, в которой этот миф разворачивается. А речь, в свою очередь, признается истинной в той мере, в которой ее собственное место в мире, описываемое ею, а также место, которое она отводит говорящему и слушателям, оказывается вне исторически скомпрометированного пространства. Критерий чисто негативный, но только он открывает возможность для позитивного творчества. Именно этим уходом к самому себе из мест, обжитых другими, историк ведет историю в новое путешествие, то есть творит ее в качестве истории.
О философии (философ и его публика)
Борис Гройс
Я буду говорить здесь о философии в ее целом. Я постараюсь представить философию как единый феномен. Этот феномен проявил себя в исторический период, начинающийся
