История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2 - Луи Адольф Тьер
Когда Меттерних снова стал утверждать, что его правительство не помышляет о нападении на Францию и не приказывало движений войскам, Наполеон тотчас возразил, что он заблуждается; что войсковые соединения осуществлены в Богемии и в Галиции, напротив Силезии и расположений французской армии; что немедленным их следствием будет противопоставление им других, не менее значительных соединений; что вместо окончательного разрушения крепостей Силезии он, напротив, восстановит некоторые из них, вооружит и снабдит всем необходимым, призовет контингенты Рейнского союза и подготовится к войне. «Вы не застанете меня врасплох, вы хорошо это знаете, – сказал он Меттерниху, – я всегда буду наготове. Вы рассчитываете, быть может, на императора России, и вы ошибаетесь. Я уверен в союзе с ним, в его категорическом неодобрении вашего желания вооружаться и в решениях, которые он примет в таких обстоятельствах. Если бы я в нем усомнился, я бы тотчас начал войну и с вами и с ним, ибо не хочу оставлять дела на континенте под сомнением. Я ограничиваюсь простыми мерами предосторожности именно потому, что совершенно уверен и в континенте, и в императоре России. Так что не думайте, что настал удобный случай напасть на Францию. Это было бы опасной ошибкой. Повторяю вам, – добавил Наполеон, – я ничего не хочу от вас, не требую ничего, кроме мира, спокойных и надежных отношений, но если вы продолжите приготовления, я произведу свои, и вместо мира мы придем к войне».
Следующий день был днем множества приказов. Шампаньи должен был передать беседу Наполеона с Меттернихом в Вену и извлечь из всех этих переговоров точные выводы. Меттерниху заявили в Париже, а генералу Андреосси поручили повторить в Вене, что следует либо немедленно прекратить начатые вооружения, либо тотчас начинать войну. Затем, чтобы вернее прощупать настроения Австрии, Наполеон потребовал от нее немедленного признания короля Жозефа. Несомненно, это был самый безошибочный способ узнать, что думает Австрийский дом, или по крайней мере чего он хочет в данную минуту. Признание монархии Жозефа означало, что Австрия не дерзнет ни на какие предприятия и некоторое время можно быть спокойным в ее отношении.
Меттерних, который во всех своих беседах с министрами Наполеона и с ним самим расточал миролюбивые заверения, поспешил ответить, что относительно вооружения Австрии будет получено полное удовлетворение. Относительно признания короля Жозефа он заявил менее уверенно, что не предвидит препятствий со стороны своего кабинета, но не может выразить свое мнение, не снесясь с Веной.
В душе Наполеон начинал верить, что ему предстоит новый и последний бой с Австрией, но он хотел знать, будет ли у него прежде хотя бы полгода для быстрой кампании в Испании и переброски туда ста тысяч человек без угрозы господству за Рейном. Дабы придать своим требованиям еще более серьезный характер, он запросил у всех государей Рейнского союза предоставления первого контингента, небольшого на деле, но достаточного, чтобы возбудить множество тревожных слухов в Германии и заставить поразмыслить Австрию. Если война с ней в конце концов разразится, эти слабые контингенты будут доведены до их законного численного состава, а если нет, то отправятся в Испанию содействовать новой войне: Наполеон хотел, чтобы рейнские государи были вовлечены во все его военные конфликты вместе с ним и всецело разделяли бремя, давившее на Францию. Политика правильная в одном смысле, но неверная в другом, ибо, если он таким образом компрометировал их вслед за собой, взамен он рисковал вызвать в них чувство всеобщей ненависти, которую должны были рано или поздно возбудить повторяющиеся воинские призывы, как справа, так и слева от Рейна, как к северу, так и к югу от Альп и Пиренеев.
Старания Наполеона заставить Австрию объясниться были не единственной заботой, вмененной ему обстоятельствами. Каково бы ни было количество войск, отделенных от Великой армии для войны с Испанией, следовало произвести новое попятное движение в Польше и Германии, дабы приблизиться к Рейну.
Продолжение оккупации Пруссии имело целью принудить ее окончательно уладить вопрос военных контрибуций. Однако настало время положить конец этой бесконечной оккупации: после начала Испанской войны уже невозможно было сохранять столь огромные территории и потому следовало оставить некоторые провинции. Это нужно было сделать не для того, чтобы угодить России, в отношениях с которой всё зависело от уступок на Востоке; не для того, чтобы угодить Пруссии, которая просила переговоров на любых условиях; ни тем более для того, чтобы угодить Австрии, время предосторожностей с которой закончилось; это нужно было, прежде всего, для сосредоточения собственных сил и переброски их части к Пиренеям. Однако попятное движение, ставшее необходимостью, предоставляло случай найти выгодное решение для Пруссии и порадовать Россию: ибо более всего, после устройства дел на Востоке, император Александр желал избавиться, как он говорил, от докучливости несчастливцев, упрекающих его в своем несчастье. Иными словами, он желал вывода войск из Пруссии и окончательного урегулирования вопроса с военными контрибуциями.
Уже многие месяцы пребывал в Париже принц Вильгельм, брат короля Пруссии, отправленный к Наполеону с поручением добиться уменьшения бремени, возложенного на его страну. Своим достоинством, спокойствием и благоразумием принц сумел завоевать всеобщее уважение и, в частности, уважение Наполеона. Тем не менее до сих пор он напрасно ссылался на неспособность Пруссии уплатить суммы, которые с нее требовали. Придя к необходимости отвода войск, Наполеон согласился выслушать предложения принца Вильгельма и после довольно продолжительных переговоров договорился оставить всю Пруссию, кроме трех крепостей Глогау, Штеттина и Кюстрина, которые сохранял за собой до полной выплаты оговоренных ординарных и неординарных контрибуций, сумма которых определялась в 140 миллионов.
Вывод войск должен был начаться немедленно. Французские войска выводились в Шведскую Померанию, ганзейские города, Ганновер, Вестфалию,
