Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
В Югославии, как и в Беларуси, падение коммунизма совпало с возвращением до того непризнанных умерших. Но в то время как увековечение памяти о прошлых преступлениях помогло Беларуси обрести свою идентичность, в Югославии оно помогло лишь разорвать государство на части.
Социалистическая Югославия была построена на акте всеобщего забвения. Страна была создана в разгар войны. Партизанская армия, организованная коммунистической партией и возглавляемая генералом Иосипом Броз Тито, сумела освободиться из-под оккупации странами «оси» при минимальной помощи из-за рубежа. Согласно официальной версии, в состав этой армии входили представители всех многочисленных народов Югославии. Ее победа принадлежала всем. «Братство и единство» стали наиболее часто повторяемым лозунгом федеративного государства.
К сожалению, правда оказалась гораздо мрачнее. Внутри Королевства Югославия, которое существовало с 1918 по 1943 год, Вторая мировая война стала практически войной всех против всех. В Хорватии фашистское марионеточное правительство – Усташи – открыто сотрудничало с нацистами. Хорватская полиция проводила массовые казни сербов, евреев, мусульман и цыган в концентрационном лагере в Ясеноваце. В Боснии и Герцеговине мусульмане воевали с сербами, в то время как сербы совершали убийства в отместку мусульманам и хорватам. Внутри Сербии пророялистские и прокоммунистические сербы вели смертельную партизанскую войну друг против друга. В ходе этой братоубийственной войны тысячи людей были хладнокровно убиты. Их тела захоронили в неглубоких могилах или сбросили в пещеры, которых в этой стране бесчисленное множество.
Во время правления Тито подробности этих убийств замалчивались. Они принадлежали памяти, но не истории. Но когда коммунисты потеряли контроль над властью в конце 1980-х годов, эта история вернулась и начала преследовать настоящее. Точно так же, как цинга приводит к тому, что старые раны на теле вновь начинают кровоточить, сама земля начала извергать своих мертвецов. В Хорватии фотографии пещер, заполненных мертвыми телами, появились на обложках популярных новостных журналов. В Сербии из пещер Герцеговины извлекли скелеты трех тысяч «жертв усташей» – их доставили в Белград и предали земле, организовав грандиозные публичные похороны под председательством патриарха Сербской православной церкви. Очередь из гробов и скорбящих растянулась по центру города на полтора километра.
Некоторые из националистических перезахоронений в Югославии касались еще более давнего прошлого. В 1987 году тело принца Лазаря, павшего героя битвы за Косово, отправилось по сербским православным монастырям в Сербии, Боснии и Герцеговине, Хорватии и Косово, которое к тому времени стало регионом Сербии с преобладанием албанцев в населении, но все еще вызывало мощный эмоциональный резонанс у сербов. Места, которые посетил скелет принца Лазаря, также принадлежали воображаемой великой Сербии, границы которой были отмечены присутствием как живых, так и мертвых, в соответствии с принципом «Сербская земля там, где лежат сербские кости».
Сегодня больше нет необходимости спускаться в пещеры или монастырские склепы, чтобы найти тела погибших мучеников. Кости усеивают весь ландшафт бывшей Югославии. Ими полны старые шахты. Их находят погребенными в кучах мусора и плавающими в колодцах. В некоторых местах люди вытаскивают кости из земли вместе с картофелем. Затем они гадают, кому они принадлежат. Соседу? Другу? Мужу, который вернулся из Германии в 1992 году и сразу исчез? Или брату, которого увезли как военнопленного и который больше никогда не вернулся домой?
В период с 1991 по 1995 год Югославия распалась на части. Четыре года войны разрушили страну и унесли жизни более ста тридцати тысяч человек. Это был первый крупный конфликт на европейской земле после окончания Второй мировой войны. Он также ознаменовал возвращение этнических чисток на континент, поскольку воюющие стороны вовсю использовали массовые убийства и изгнания для создания «этнически чистых» территорий, которые они могли бы считать собственными. Босния и Герцеговина, родина смешанного населения мусульман, хорватов и сербов, в котором ни одна группа не составляла абсолютного большинства, была самой разнообразной из всех югославских республик. Само ее разнообразие делало ее открытой для территориальных претензий со стороны соседей. Пока сербы боролись за создание великой Сербии, а хорваты – великой Хорватии, Босния – и особенно боснийские мусульмане, которым больше не за кого было сражаться, – оказались в ловушке в центре трехсторонней войны. В течение нескольких лет исчез целый образ жизни, образец взаимной терпимости, восходящий к концу Средневековья, один из последних оплотов старой Восточной Европы, существовавшей до XX века. Или, скорее, его уничтожили во имя национализма. Сегодня, тридцать лет спустя, шрамы от этого насилия все еще видны на земле. Я был в деревнях Республики Сербской, контролируемой сербами половине Боснии и Герцеговины, в которых дома, покинутые людьми в 1991–1992 годах, так и стоят совершенно пустыми. Деревья растут из ввалившихся крыш, а полы покрыты мхом. В этих местах, населенных привидениями, закрадывается чувство, как будто резня закончилась только вчера.
С тех пор как начались войны в Югославии, люди задавались вопросом, почему конец коммунизма привел к такому кровопролитию именно там и нигде больше. Парадокс усугубляется, если учесть, что из всех восточноевропейских стран Югославия обладала одним из самых высоких уровней жизни и была, безусловно, наиболее открыта для Запада. Югославы могли легко ездить в Италию за покупками и в Германию на работу. В 1980-х годах экономический кризис, вызванный слишком большим долговым бременем, лишил югославскую экономику части блеска. Тем не менее на пороге 1990 года страна представляла собой место, где сорок пять лет царил мир, и казалась образцом использования местной автономии для создания единства из многообразия.
Что пошло не так? Один из ответов заключается в том, что произошел кризис легитимности. С течением времени, особенно после смерти Тито в 1980 году, автономные единицы приобретали все большее значение по сравнению с федеральным государством. Как и в Советском Союзе, отдельные республики, входившие в состав Югославии, казались многим их жителям более значимыми, чем государство в целом. Лидеры республик тем временем увлеченно занимались борьбой за власть в мире, который быстро отказывался от коммунизма. Поскольку значимость партии снижалась, они нуждались в новом источнике власти и нашли его, используя этнические обиды.
Сербский лидер Слободан Милошевич впервые получил известность в 1987 году, произнеся речь в защиту прав сербов в Косово, пламенную речь, кульминацией которой стала фраза «Никто и никогда больше не победит серба!», в то время как хорватский лидер Франьо Туджман, бывший генерал, одержимый хорватским военным величием, возродил большую часть символики коллаборационистского режима Усташей, что еще больше усилило опасения сербов. Особенно возмутительным шагом стало принуждение сербов Хорватии перейти с кириллицы на латиницу. Вскоре обе стороны вцепились друг другу
