ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Кэт Бохэннон
Одна из главных причин, почему большинство исследователей так считают, заключается в том, что Y-хромосома по сравнению с X-хромосомой крошечная: X несет около восьмисот генов, тогда как Y – только около ста-двухсот. Значение, конечно, имеет то, что в утробе матери эмбрионы женского пола отключают или «инактивируют» одну из своих двух Х-хромосом, предположительно для того, чтобы они не выполняли двойную работу и не портили развитие в целом. Таким образом, хотя в типичном женском организме каждая клеточная линия несет две Х-хромосомы, каждая живая клетка обычно активирует гены только на одной из них.
На всю оставшуюся жизнь каждая клетка этой самки каким-то образом запоминает, какая X была отключена в утробе матери, и дает команду всем последующим клеткам в этой линии – каждый раз, когда клетка и ее потомство делятся, на протяжении всей жизни тела – продолжать ее отключать. Это так для всех, за исключением примерно пятидесяти из восьмисот генов, что исследователи обнаружили только в 2017 году. Некоторые из них, по-видимому, особенно важны для саморегуляции и метаболизма клеточной ДНК – именно в этом раковая клетка склонна ошибаться как при формировании опухолей, так и при определении того, насколько быстро они будут расти, размножаться и в конечном итоге метастазировать.
Таким образом, если у мужчины присутствуют какие-то странные гены в Х-хромосоме, то изящная маленькая Y-хромосома не сможет сдерживать потенциальные опухоли, как это было бы с двумя Х-хромосомами. Эта проблема настолько характерна для мужчин с определенными видами рака, что исследователи решили назвать все еще активные Х-гены EXITS: бегством от Х-инактивации опухолевых супрессоров. При двадцати одном виде рака пять из этих EXITS-генов чаще мутировали у мужчин, чем у женщин. Другими словами, во многом их убивало то, что они были мужчинами.
Жизнь с мертвыми в Иерихоне
Древние жители Иерихона хоронили своих умерших под домами. Мы знаем это, потому что нашли их кости тысячи лет спустя, раскопав фундамент из утрамбованной земли, которая их покрывала. Мы нашли черепа: некоторые были украшены гипсом, некоторые с раковинами каури на месте глаз. Нашли каменные резные изображения женщин. Мы предполагали «поклонение предкам», беспомощно называли это религией.
Мы знаем, что они жили со своими мертвыми. Мы не знаем, как они это делали. Не знаем, взывали ли они к ним с тихими молитвами, пока готовили на очагах, думали ли о мертвецах под своими домами, когда мололи сушеный ячмень. Когда заплетали волосы своим дочерям. Когда рожали, и их кровь впитывалась в земляной пол. Мы не знаем, что они думали о своей жизни, проживая каждый день так близко к мертвым.
Мы знаем, что неподалеку был источник, поэтому там и построили город. Знаем, что вади были затоплены, поэтому вокруг города построили стену. Мы нашли эту стену. Нашли фундаменты их домов. Мы держали в руках их черепа с глазами-каури.
Во время великих войн ХХ века американцы и европейцы написали множество песен. Обычно о любви. Любви на расстоянии: парни и мужья уезжают из города, девушки ждут писем домой. Вся идея тыла была женской: женщины сажали свои победные сады во времена рационирования. Женщины упаковывали бомбы для отправки за тысячи миль. Женщины на фабриках шили парашюты в надежде поймать падающие тела.
Быть женщиной в военные годы часто означало любить того, кого рядом нет.
Это древняя история: Пенелопа ждет возвращения Одиссея. Есть версии на шумерском и аккадском языках, в маленьких клинописных наконечниках стрел, украшающих древние глиняные таблички. Даже история Инанны, шумерской богини любви и войны, заканчивается тем, что она оплакивает смерть своего возлюбленного Думузи.
Но не только войны отбирают у нас мужчин. Их тела тоже предают нас. Вокруг женщин все больше отсутствующих. Дыры в земле. Цезуры.
У меня есть брат, которого я люблю больше всех на свете. Но он на пять лет старше меня. Никто из нас не курит. Никто из нас не употребляет наркотики. Хоть мы и не богаты, сейчас живем довольно хорошо. У нас хорошее здравоохранение, и мы едим качественную еду. Наши города не слишком загрязненные. Я чуть толще его, он чуть здоровее и определенно занимается спортом чаще меня.
Я с болью понимаю, что он, наверное, умрет первым. Без него я могу прожить еще целых десять лет.
Статистика – на это число я опираюсь. Оно не точное, но вполне вероятное. Пять лет из-за половой разницы, на пять лет он меня старше. Десять.
Я еще не думала, как с этим справлюсь.
Вот реальная история о менопаузе. Не о ночной потливости. Не о сухом влагалище. Речь вообще не о менопаузе. Речь том, что мы переживаем мужчин, которых любим. Мы переживем наших братьев, мужей, возлюбленных и друзей. Мы должны жить дальше, все мы, и смотреть, как они уходят.
Глава 9
Любовь
И человек, чья жизнь питается выгодой, полученной из невыгоды других, который предпочитает, чтобы все оставалось как есть, является человеком только по определению и имеет гораздо больше общего с клопами, глистами, раками и падальщиками морских глубин.
Джеймс Эйджи. Хлопковые арендаторы
У мужчины теория.
У женщины бедра.
Вот и Смерть.
Энн Карсон. Де-создание
Когда ты на мели, ты много считаешь. Аренда, бензин, кредитное танго… Математика проносится в голове, как припев старой песни, и ты даже не замечаешь, как напеваешь: Если я буду проезжать всего двадцать шесть миль в день, бензина хватит до вторника. Так и было на рубеже тысячелетий, когда я ехала по шоссе в Индиане, и цифры гудели за визуальными данными: тощие деревья, неровная дорога, квадратные здания, гигантские вывески «Тормозное депо», «Иисус спасает» и «Полуночные бегуны XXX». Я помню дождь на лобовом стекле. В уплотнителе двери моего красного «ниссана» была дыра. Вода капала мне на плечо. Я пересекла черту города и стала искать съезд.
В объявлении говорилось: требуется человек, который будет отвечать на телефонные звонки. Я хотела устроиться на работу в Lilly Pharmaceutical – 12 долларов в час, – но они брали только выпускников колледжей, а мне предстоял еще один семестр. Итак. Мне было
