ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Кэт Бохэннон
Я отвлеклась от дороги, чтобы переключить радио. На руке все еще была повязка после взятия крови в лаборатории. Один из врачей хотел использовать меня для другого исследования, на этот раз по диабету. Я была бы в контрольной группе (поскольку диабета у меня не было), но исследование все равно включало в себя прокалывание главной артерии в паху и было сопряжено с риском обширной кровопотери, затруднений при ходьбе и/или образования больших тромбов, которые могли – меня заверили, что это случается редко, – спровоцировать закупорку или инсульт. Платили тысячу долларов. Я отказалась. По моему мнению, инсульт стоит не менее десяти тысяч.
Недалеко от шоссе я съехала к невзрачному промышленному парку и просканировала ряд серых дверей в поисках адреса. На обочине стояло несколько машин. Не много. До того как мы стали отправлять большую часть продукции за границу, американский телемаркетинг обычно осуществлялся в этих отдаленных зонах, торговых центрах временной промышленности. Низкая арендная плата. Чистота. Относительная анонимность.
Может, я была просто молода, а может, невероятно глупа. Но прошло добрых десять минут собеседования, прежде чем я осознала, что устраиваюсь отвечать на звонки в эскорт-агентстве.
Я до сих пор помню ткань кресла, в котором сидела, – мягкий твид. Как объяснила мадам, мне просто нужно «звучать дружелюбно». Она не называла клиентов Джонами. За 8 долларов в час тридцать пять часов в неделю я бы занималась календарем, соединяя «поставщиков услуг» с «клиентами», назначая «водителей». 280 долларов в неделю – хорошие деньги. Почти в два раза больше, чем я зарабатывала бы на кухне. Я улыбнулась. Она показала мне колл-центр. Стандартные кабинки и гарнитуры.
Когда мы пожали руки и обменялись номерами, мадам остановилась и сказала: «Знаешь, я уверена, ты справишься со звонками, но, думаю, тебе стоит стать одной из наших девушек».
За это платят 200 долларов в час.
Есть вещи, которые невозможно забыть: когда мне было двадцать, я узнала, что из всех возможных работ, больше всего денег можно заработать, сдавая свое влагалище в аренду[249].
В конце концов я не согласилась. Но я чертовски хотела согласиться. Помню, как подумала: есть ли что-нибудь, хоть что-нибудь аморальное в продаже тела? Неужели это так сильно отличается от свиданий с мужчиной, который угощает тебя ужином? Отвозит за границу? А что насчет лаборатории – разве они не покупали мою плазму? Мое время, мои привычки? Разве я не улыбалась профессорам, потому что чувствовала, что должна? Разве мою мать не воспитывали так, чтобы она «хорошо вышла замуж»?
Какие именно части тела нам разрешено продавать? Если не гениталии, то рот? Можем ли мы заставить рот улыбаться, говорить, класть в него еду, сжимать в нем кулак, смягчать голос, понижать высоту, менять ритм – пусть слышат, но не видят; пусть видят, но не трогают; пусть прикасаются, но не владеют, проводят пальцами, как по капоту автомобиля.
Я была не из тех, кто лжет (или убедила себя, что я не такая), – не тогда, когда это имело значение, – поэтому я рассказала все своему парню. Благослови его Господь, он был невероятно честен: сказал, что, если я возьмусь за эту работу, он со мной расстанется[250].
Я бы хотела сказать, что в тот момент на меня снизошло какое-то феминистское откровение, – но это не так.
Я просто любила его. Я любила его и боялась, что он меня любить перестанет.
Так что я даже не стала звонить мадам – просто испарилась. А затем выиграла стипендию, которая позволила мне поехать в Англию, получить степень магистра и, наконец, докторскую в Колумбийском. Шикарно. Я даже получила скидку на аренду жилья на Манхэттене. И я ходила на множество вечеринок с богатыми мужчинами, и некоторые – могу поручиться – приводили с собой девушек по вызову. Не всегда. Как правило, нет. Но иногда – да.
Влюбленные женщины
Я не Ева человеческой любви. Я не поэтому рассказала вам про свой опыт. На самом деле Евы любви, наверное, не существует. Но я Ева, как и вы, как и каждый живой человек сегодня. Мы – движущие силы будущего нашего вида. Мы все пишем историю человечества через выбор, который делаем изо дня в день, через тела, в которых мы живем, через детей, которых мы рожаем или помогаем воспитывать и защищать, через общества, с которыми мы враждуем, сотрудничаем и в которых внедряем инновации. Мы живем во все времена, как в настоящем, так и в длинных реках эволюционного прошлого. Все жизни, которыми мы живем, – это жизнь Евы. Прошедшие часы. Разные мелочи. Воспоминания о дожде, просачивающемся через дверь машины. Где бы это ни случилось, сегодня утром вы проснулись. Сделали первые осознанные вдохи.
Но мы подошли к концу книги, и осталось только одно. Сегодня у нашего вида есть нечто особенное, что часто не упоминается в учебниках по биологии и не обсуждается на семинарах для выпускников и научных форумах. Это необычный способ, которым мы любим друг друга: наши особые, сложные, часто причудливые и всепоглощающие узы, и то, как мы можем распространить эти узы на людей, с которыми не связаны. Хотя многие другие виды занимаются сексом, рожают детей, находят партнеров на всю жизнь или на раз, строят дом или изменяют, помогают другим и оплакивают их, когда они уходят, уникальные способы любить друг друга на протяжении всей нашей жизни, – это то, что биологи считают любопытным и что, по мнению большинства, определяет нас как людей.
И так уж получилось, что идея человеческой любви вплетена в основу того, как ученые и историки склонны думать о человеческих женщинах. Частично это связано со стратегиями спаривания. Отчасти с тем, как мы связываем идею женщины с идеей воспитания детей. И конечно, с сексизмом. Но я могу вам сказать, что с самого первого дня, когда я, окрыленная своей маленькой стипендией, приехала в Колумбийский университет защищать докторскую диссертацию, – лающие собаки финансового долга на какое-то время отправились в конуру, воспоминания о мадам, которая чуть не стала моей сутенершей, выцвели, как старый типографский шрифт, – мои наставники как в естественных, так и в гуманитарных науках, какими бы феминистскими, умными и благонамеренными ни были, по сути, рассказывали о
