Век империи 1875 — 1914 - Эрик Хобсбаум
Все это не означает, что деление мира на две зоны было простым разделением всех стран на промышленные и сельскохозяйственные или всех цивилизаций — на культуры городского и сельского типа. Ведь во Второй зоне существовали города, еще более древние и громадные, чем в Первой: Пекин, Константинополь. Кроме того, благодаря капиталистическим рыночным отношениям там возникли в XIX веке непропорционально большие городские центры, служившие узлами экономических связей или, более конкретно, пунктами распределения товарных потоков: Мельбурн, Буэнос-Айрес, Калькутта; в каждом из них было в 1880-е годы примерно по полумиллиону жителей, т. е. больше, чем в Амстердаме, Милане, Бирмингеме или в Мюнхене; а в Бомбее было более 750 тысяч жителей, т. е. больше, чем насчитывало полдюжины городов Европы, вместе взятых.
С другой стороны, хотя (за некоторыми исключениями) в странах Первой зоны было больше городов, и города играли в их экономике большую роль — все же «развитая» зона оставалась на удивление сельскохозяйственной. Лишь в 6 европейских странах в сельском хозяйстве не было занято большинство (как правило — значительное большинство!) мужского населения, но эти страны составляли ядро раннего капитализма: это были Бельгия, Великобритания, Франция, Германия, Нидерланды и Швейцария. Из них, однако, только в Британии было занято в сельском хозяйстве значительное меньшинство — примерно одна шестая часть населения; в остальных странах этот показатель составлял от 30 до 45 %{10}. При этом существовали поистине поразительные различия между фермерством развитых регионов, действовавшим на коммерческой и деловой основе, и сельским хозяйством отсталых стран. Например, крестьяне Дании и Болгарии в 1880-е годы имели в экономическом смысле мало общего, кроме навыков работы в поле и на конюшне. Все же сельское хозяйство, подобно древним ремеслам, в любой стране представляло собой особый образ жизни, глубоко уходящий корнями в прошлое, что подтверждали, например, этнологи и исследователи фольклора конца XIX века, изучавшие старые деревенские обычаи и народные предания. Даже самое передовое сельское хозяйство давало приют старым традициям.
В противоположность сказанному, промышленность не была полностью сосредоточена только в странах Первой зоны. Не говоря о развернувшемся во многих колониальных и зависимых странах строительстве объектов инфраструктуры (портов и железных дорог) и добывающей промышленности (шахт), а также о существовании во многих отсталых сельских местностях надомных предприятий, отметим, что в зависимых странах, таких как Индия, уже начали постепенно создаваться кое-какие промышленные предприятия западного типа, причем это происходило даже в ранний период завоевания этих стран и, иногда, вопреки сильному противодействию со стороны метрополии; в основном, это были предприятия текстильной и пищевой промышленности. Строились даже металлургические предприятия. Крупная индийская фирма «Тата», объединяющая предприятия по выплавке чугуна и стали, начала работать в 1880-е годы. Одновременно и в развитых, и в зависимых странах действовало много мелких мастерских и небольших семейных предприятий ремесленников. Они уже стояли перед кризисом, вызванным конкуренцией со стороны заводов и растущей специализацией промышленных предприятий (эту тему исследовали германские ученые). Однако в целом они были еще вполне жизнеспособны и выпускали немало продукции. Как бы то ни было, но наличие промышленности было верным признаком современности страны. Так, например, ни одна страна, находившаяся за пределами «развитого» мира (в том числе и Япония, присоединившаяся к нему) не являлась в 1880-х годах индустриальной и не проводила индустриализацию. С другой стороны, те «развитые» страны, которые еще оставались аграрными или, по крайней мере, не прославились успехами в развитии промышленности, теперь настраивались на создание индустриального общества и современной техники. Например, скандинавские страны (кроме Дании) довольно долго оставались бедными и отсталыми. Однако за несколько десятилетий у них стало больше телефонов на душу населения, чем в других странах Европы{11}, включая Британию и Германию; они завоевали больше Нобелевских премий, чем США; и они были на пути к тому, чтобы стать оплотом социалистических движений, создававшихся для защиты интересов промышленного пролетариата.
Еще более очевидным признаком принадлежности к «передовому» миру являлась быстрая урбанизация, в результате которой в некоторых крайних случаях возникал поистине беспрецедентный «мир больших городов»{12}. В 1800 г. в Европе было всего 17 городов с населением по 100 тысяч человек и более, причем их общее население составляло менее 5 млн человек. К 1890 г. таких городов было уже 103; соответственно, общее население увеличилось больше чем в 6 раз. И дело было даже не в том, что после 1789 года девятнадцатый век создал гигантские города, населенные миллионами обитателей, хотя в группу городов с миллионным населением вошли, кроме Лондона (с 1800 года), также Париж, Берлин и Вена. Дело в том, что появилась единая широкая сеть крупных и средних городов, а также крупные плотно заселенные урбанизированные промышленные районы, постепенно поглощавшие окружавшую их сельскую местность. Яркие примеры представляли сравнительно новые, образовавшиеся в середине XIX века центры тяжелой промышленности Тайнсайд и Клайдсайд в Великобритании, или старые промышленные районы, продолжавшие развиваться: Рурская область в Германии и Пенсильванский промышленный район в США, где были сосредоточены предприятия по добыче угля и выплавке стали. Такие районы не обязательно включали в себя очень крупные города, если только на их территории не находились столицы, или административные центры, или морские порты международного значения, которые сами по себе притягивали массы населения. Как ни странно, но таких городов, кроме Лондона, Лиссабона и Копенгагена, в 1880-х гг. в Европе не было.
II
Довольно трудно описать в краткой форме экономические различия между
