Москва и Орда - Антон Анатольевич Горский
Во второй половине XIII в. черниговский стол занимали князья сильнейшего в ту пору в Черниговской земле Брянского княжества — Роман Михайлович, затем его сын Олег. Однако после пострижения последнего в монахи брянский и черниговский столы остались вакантными, и Брянск перешел под власть смоленских князей{214}. Прямых сведений о причинах этого перехода нет. Но рассмотрение «брянских событий» в контексте русско-ордынских отношений 80—90-х гг. XIII в. позволяет полагать, что вокняжение смоленских князей в Брянске произошло при деятельном участии Орды; Роман и Олег были сторонниками Ногая, передача Брянска в руки представителей смоленского княжеского дома (лояльных к Сараю) являла собой составную часть наступления Тохты на сферу влияния Ногая в русских землях, начатого в конце 1293 г. (в Северо-Восточной Руси это наступление проявилось в походах Дюденя зимой 1293–1294 гг. и Неврюя 1296 г.) и имела место между 1294 и 1297 г.{215}Можно полагать, что отъезд видного черниговского боярина был связан именно с этой «сменой власти» в Черниговской земле{216} и, следовательно, датируется 1294–1297 гг. Даниил Александрович был в это время главой «проногаевской» группировки князей Северо-Восточной Руси, и естественно поэтому, что боярин князя-вассала Ногая перешел на службу именно к нему.
Московские князья в XIV в. не раз проявляли особый интерес к Черниговской земле, особенно к Брянску. Очень вероятно, что Юрий Данилович в 1309–1310 гг. поддерживал (еще не будучи великим князем Владимирским) князя Святослава Глебовича в его борьбе за брянский стол с племянником Василием Александровичем; еще вероятнее поддержка Иваном Калитой в 1339–1340 гг. в аналогичной борьбе сына Святослава Глеба{217}. В 1379 г. группа бояр Черниговской земли перешла на московскую службу (с князем Дмитрием Ольгердовичем){218}. По-видимому, Федор Бяконт был не единственным представителем черниговско-брянской знати, отъехавшим в Москву в последние годы XIII в., и наличие у московских князей постоянных интересов в центральной и южной части Черниговской земли во многом обусловливалось тем, что часть московских служилых людей имела тесную связь с этим регионом.
Известие о приезде в Москву родоначальника Квашниных сохранилось в двух вариантах. Согласно ранним редакциям родословных книг (40-х гг. XVI в.), Нестер Рябец пришел из Литвы к Ивану Калите{219}. Второй, пространный, вариант содержит предание о начале рода Квашниных. Оно изложено (в виде нескольких вставок в погодные статьи) в так называемом летописном своде 1539 г. (дошедшем в списке Дубровского Новгородской IV летописи и в Архивской летописи), в составлении которого принимали участие представители этого рода{220}. События здесь описаны следующим образом.
В 6840 (1332) г. киевский «вельможа» Родион Нестерович с сыном Иваном и двором численностью в 1700 человек пришел на службу к Ивану Калите. Великий князь дал ему «в вотчину» половину Волока Дамского. Через год Родион подчинил великому князю весь Волок. Иван пожаловал Родиону село на реке Всходне. Боярин Калиты Онкиф (Акинф) Гаврилович «не восхоте быти подъ Родиономъ в меншихъ» и убежал в Тверь. По его наущению тверской князь отнял у Ивана переяславскую волость Вьюлки. В 6843 г. великий князь посылал находившегося тогда в Торжке Родиона воевать против Литвы. В 6845 г. «подведе рать многу Онкифъ на великого князя Ивана Даниловича подъ Переяславль и осади великого князя во граде Переяславле, бе бо тогда князь велики со княгинею во граде Переяславле, а граду малу сущю и не тверду. Онкифъ же стоя тогда по [д] градомъ 3 дни; нелзе бяше собрати войско великому князю Ивану, понеже вести из града некуды послати. Тверичи облегоша градъ. Въ 4 же приспе тогда Родион Нестеровичь с воискомъ своимъ и посла к великому князю отъ своихъ домочадецъ верныхъ ему сущу Свербея глаголемаго и втораго Сарачю, и идоша но-щию в градъ Переяславль сквозе полки тверския и ска [за] ша великому князю, яко Родионъ приела на помощь и ста отъ града за 5 версть, а с ним его дворъ, а иного войска мало присовокупишася, понеже вскоре не бе собратися. Князь же велики, слышавъ, радъ бысть и то же ноши отосла к Родиону единого Сарачю, а Свербея у себя остави, и повеле Родиону заутро, ополчася, прити ззади на тверичь, а самъ же заутра выела весь свои двор, кои с нимъ обретошася во граде. И поидоша противу себя, и сступиша [о] бои, а Родионъ тогда приспе ззади на тверичи. И бысть тогда подъ градомъ сеча зла, яко никогда тако бысть. И поможе Богь великому князю Ивану, и побьены быша тверичи въ конецъ, яко ни одинь отъ нихъ остася; а самого Окинфа Родионъ руками своима уби, а главу его отсекъ привезе, взотнувъ на копие, к великому князю и рекъ: «се, господине, твоего изменника, а моего местника глава». Князь же великий боярина своего многими дары отдаривъ его и почтивъ, и рече, яко «подобаеть ти и всегда у меня начальникомъ быти, яко толико дръзновение и подвить по мне показа, яко никто отъ моихъ воин»{221}. Как можно оценить степень достоверности составных частей этого предания?
Пожалование великокняжеской половины Волока в вотчину невозможно: не исключена лишь передача ее в кормление{222}. Новгородская половина Волока оставалась за Новгородом до середины XV в.{223} Но как раз в 1332–1333 гг. Иван Калита «възверже гнѣвъ» на новгородцев и занял ряд новгородских волостей
