Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Люди, которые сместили Хрущева, не все были экономическими реформаторами. Среди них был и один или два ортодокса, таких, как Михаил Суслов, считавшийся главным идеологом, и Александр Шелепин, бывший глава КГБ. Ходили слухи, что Шелепин вынашивал планы ареста тысячи или около того интеллектуалов, тех, кто теснее всех прочих ассоциировался с “оттепелью” в области культуры, и таким образом раз и навсегда покончить с идеологическими шатаниями. Арест Синявского и Даниэля в сентябре 1965 г. можно рассматривать как первый шаг в этом направлении. Но для большинства членов Политбюро (Президиум был снова переименован) воспоминания о Сталине и Берия были все еще слишком свежи, чтобы они могли пойти на риск снова развязать террор. Поэтому Шелепина, как “опасного человека”, со временем переместили с его ключевого поста в секретариате партии на относительно безобидную должность профсоюзного лидера.
Леонида Брежнева, который занял освободившийся после Хрущева пост первого секретаря партии, поначалу большинство его коллег рассматривали как переходную фигуру. Вскоре, однако, выяснилось, что именно он был тем человеком, который в наибольшей степени соответствовал тогдашним настроениям в Политбюро и Центральном комитете. Он быстро свернул наиболее неудачные начинания Хрущева в области сельского хозяйства, образования, управления экономикой и партийным аппаратом и провозгласил принцип “стабильности кадров”. Это значило, что жизнь партийно-государственного аппарата высшего и среднего уровня станет отныне более комфортной. Добродушный и не лишенный чувства юмора, Брежнев был типичным лидером-соглашателем”, способным сглаживать противоречия между противостоящими друг другу группировками, даже если это приводило к отсутствию определенной политической линии. Многие годы он успешно изолировал потенциальных соперников и продвигал на высшие должности своих протеже и преданных ему людей. Все это делалось с царственной медлительностью: прошло двенадцать или пятнадцать лет, прежде чем он стал настоящим вождем, окруженным собственным “культом”. В 1977 г. он, будучи генеральным секретарем (так он переименовал, следуя сталинскому примеру, пост первого секретаря), стал еще и президентом и оказался во главе и партийного, и государственного руководства. Брежнев также сам себя повысил в воинском звании до маршала Советского Союза, а равно и главнокомандующего Вооруженными Силами СССР. Он также был и председателем Совета обороны. Он даже издал мемуары, за которые получил Ленинскую премию по литературе. При вручении премии Брежневу председатель Союза писателей Георгий Марков заявил, что по популярности и воспитательному воздействию на читательскую массу “книги Леонида Ильича не имеют себе равных”.
Наиболее серьезной проверкой того, насколько сильно согласие внутри советского руководства, стали не события, случившиеся где-либо на территории СССР, но, как это часто случается в империях, коллизии одной из зависимых стран — Чехословакии. Промедлив с десталинизацией в 1956 г., партийное руководство ЧССР взялось за дело значительно позже любой другой восточноевропейской страны, но при этом, вероятно, наиболее определенно и последовательно. Кульминации процесс достиг с низложением первого секретаря, сталиниста Новотного на пленуме Центрального комитета в январе 1968 г. На смену Новотному пришел словацкий коммунист Дубчек, который во время войны находился в Москве и который — по крайней мере первоначально — видел в Брежневе того человека, который больше других подходит для успешного завершения реформ.
В отличие от Венгрии 1956 г. движущей силой реформ в Чехословакии были не только интеллектуалы, но и сам партийный аппарат. В течение нескольких лет отдел Центрального комитета готовил доклад о том, какая политическая структура больше всего подходит современному обществу и экономике. В сущности, его авторы пытались более систематично и обдуманно сделать то, что хотел осуществить Хрущев в свойственной ему импульсивной манере. Они пытались найти новую основу власти партии в эпоху, когда массовый террор уже неприемлем, а общество и экономика сделались куда более сложными, чем в первые годы существования социалистического государства.
Прямым результатом этого доклада была Программа действий Чехословацкой коммунистической партии, опубликованная в апреле 1968 г. В ее вступительной части были слова, точно повторявшие те, что стали предпосылкой югославских реформ 1950 г.: каждый народ “идет к социализму своей собственной дорогой”. Программа признавала также, что в обществе развитого социализма могут существовать и существуют противоположные интересы, но утверждалось при этом, что главная победа в классовой борьбе уже одержана, и потому можно позволить этим интересам сформироваться в общественные институты и вступить в соревнование между собой в рамках общего политического форума, что это уже не угрожает единству общества. Этот зачаточный плюрализм отличался от хрущевского понимания демократии, которое предполагало единство масс и партию в качестве выразителя их общих интересов. Если уж искать предтечу чехословацких реформ, то скорее ее можно обнаружить у некоторых югославских теоретиков середины пятидесятых годов, а равно не получивших по причине известных обстоятельств законченной формы некоторых прозрений Бухарина в двадцатые годы. В программе также делался вывод, что для эффективного функционирования экономики следовало децентрализовать процесс принятия решений и создать более сильные материальные стимулы для производителя. Это очень похоже на то, что хотел сделать Косыгин.
Программа действий содержала несколько политических предложений, вокруг которых позднее развернулись дискуссии. Документ рекомендовал последовательно проводить в жизнь принципы “социалистической законности” и обеспечить гарантии против беззаконий и чрезмерной концентрации власти. С этой целью следовало предоставить народу право объединяться в группы и свободно выражать свое мнение. Специально рассматривался вопрос о возрождении “Народного фронта” (“фиктивная коалиция” 1948 г.), где каждая из входящих в него партий получила бы относительную автономию. Каким образом это могло сочетаться с “руководящей ролью партии”, которая провозглашалась в той же программе, нигде не объяснялось. Цензуру предполагалось уничтожить, а для науки, культуры и образования создать такие условия, в которых они действительно могли бы процветать. Это было необходимо и для развития экономики, и для обеспечения основных человеческих потребностей.
Весной 1968 г. возникло несколько преследовавших политические цели “общественных групп” — чтобы поупражняться в обещанных свободах. Официальное коммунистическое молодежное движение отчасти лишилось поддержки в университетах. Причиной этого стал массовый исход его членов в независимый Союз студентов университетов, возникший на базе философского факультета Пражского университета. Этот союз опубликовал собственную Программу действий. Она основывалась на Декларации прав человека ООН. Был также создан так называемый “Клуб К-231”, объединивший бывших политических заключенных (свое название он получил от статьи уголовного кодекса, по которой они были осуждены). Их основным требованием было упрочение “социалистической законности”, для чего следовало провести полное расследование всех преступлений, совершенных при Сталине. КАН, или Клуб независимых политиков, объявил, что выдвинет своих кандидатов на следующих выборах в Национальную ассамблею. Он также заявил о начале воссоздания независимой Социал-демократической партии (в 1948 года она принудительно вошла в состав Коммунистической партии).
Самым замечательным из всех независимых политических заявлений было “2000 слов” писателя Людвика Вакулика, опубликованное в июне 1968 г. Он предостерегал, что партия пока только обещает. Если народ хочет, чтобы дело было сделано, ему не следует просто ждать, когда верхи начнут действовать; надо взять дело в свои руки: “Это просто: собираются несколько человек, избирают председателя, ведут протокол, публикуют свои выводы, требуют их выполнения и не дают себя запугать”. Это было дословное повторение классических аргументов Эдмунда Барка в пользу существования политических партий.
Безусловно, эта бурная политическая жизнь породила в Москве все усиливающиеся опасения. Они тем более должны были усилиться после того, как 10 августа 1968 г. Чехословацкая коммунистическая партия опубликовала проект своего нового устава, из коего следовало, что партия даже готова уступить и демократизировать свою внутреннюю структуру. Партийные работники должны избираться тайным голосованием. Они не могли занимать должности более восьми или — в исключительных случаях — двенадцати лет. Это должно было подорвать саму основу номенклатурной системы. Более того, новый устав изменял основным принципам ленинской резолюции 1921 г. “О единстве партии”: он разрешал группам внутри партии излагать и публиковать свои взгляды, взгляды меньшинства, даже тогда, когда большинство принимало направленное против них решение. Ни Хрущев, ни даже Тито никогда не пошли бы на такое ослабление дисциплины. Не только государство, но и сама партия должна стать федеративной, так что чехи и словаки получали равные права.
