Лагерь и литература. Свидетельства о ГУЛАГе - Ренате Лахманн
Его разбитая на отдельные этапы (Соловки, Норильск, Тайшет, Усть-Кемь, Енисейск, Маклаково) лагерная история предстает (местами) отчетом о впечатлениях от страшного нескончаемого «путешествия по ГУЛАГу» с драматическими происшествиями и встречами с самыми разными людьми, но и с успешно преодолеваемыми препятствиями. (В несколько пикарескном духе.) Он повествует о том, как после десятилетнего заключения в Норильлаге его перевозят в «столыпинском» вагоне, этой прицепленной к поезду тюрьме на колесах с камерами-купе, упоминает жажду после поедания соленой рыбы, желание попить воды и потребность посетить туалет – на обе просьбы арестанты получают садистский отказ (ШК 356–357). Следующая остановка – Александровский централ, самая печально известная тюрьма царской эпохи, где его снова держат в заключении. Далее следует мучительно долгий этап поездом из Александровского централа в Тайшетский лагерь, расположенный между Красноярском и Иркутском. Перевод в специальный лагерь и собственную акцию с отказом от работы (речь шла о погрузке щебня) он описывает подробно, приводя свои аргументы и оскорбления со стороны бригадира и нарядчика в виде обмена репликами, а весь процесс отказа и принятых надзирателями мер оформляя как мини-рассказ о своей забастовке. По той же схеме строится рассказ о следующей фазе принудительных работ – на лесоповале в тайге с двенадцатичасовыми сменами. Ход работы, серьезные несчастные случаи, изнеможение, насилие и приказы надзирателей, повторный отказ Штайнера от работы помещаются в контекст, демонстрирующий четкую структуру: завязка – кульминация – развязка.
Заключительная часть книги – «В ссылке» – содержит сообщения, не имеющие точных аналогов в других текстах о ГУЛАГе. Штайнеру удается изобразить многонациональную среду ссыльных и насильственно переселенных, в которую он попадает после восемнадцати лет в тюрьмах и лагерях: освобождение означает для него «вечную» ссылку в Красноярском крае. Он рассказывает о вехах своего выживания в этой новой ситуации: о поисках работы и жилья в Усть-Кеми и Енисейске; последнему он после краткого исторического введения о его былом богатстве и блеске посвящает небольшое описание:
Главную магистраль города пересекают ровные улицы, на которых до сих пор видны следы былой роскоши. Но сегодня Енисейск не является городом богатых купцов, искателей золота и охотников за пушниной. От коренного населения осталось лишь незначительное количество пожилых людей, живущих за закрытыми дверями и ставнями (ШК 493).
Вопреки ожиданию, конец у его книги счастливый. Соне, которая потеряла ребенка вскоре после родов и двадцать лет в одиночку преодолевала превратности советской жизни, в конце концов удается приехать в Маклаково. Воссоединение после почти двадцатилетней разлуки он сдержанно называет «лучшие дни моей жизни» и цитирует слова жены: «Ты не изменился» (ШК 510). Ему важно продемонстрировать свою психическую сохранность. Соня перебирается к нему в сибирский поселок Маклаково (где они вместе выращивают картошку). Вернувшись в Москву, жена ходатайствует о реабилитации мужа, которая затягивается еще на год.
Штайнер неоднократно заявлял, что в «7000 днях в ГУЛАГе» преследует намерение свидетельствовать:
Что касается мировой общественности, то, надеюсь, моя книга является доказательством того, что я выполнил обещание [поведать миру о чудовищных событиях. – Р. Л.], которое дал генералу Брёдису и другим жертвам (ШК 191).
Художественность он решительно отбросил, ведь он «хотел прежде всего описать голые факты».
Конечно, голые факты красноречивы, но их нужно высказать. Для претворения свидетельского замысла в повествовательный текст потребовались стилистические и композиционные приемы, о которых уже говорилось. Литературные достоинства, the literary merit, которых не находит в этой книге Леона Токер, состоят, как мне кажется, в том, что пересказываемые истории разнообразят изображение лагерной жизни, позволяя взглянуть на творившееся в ГУЛАГе с разных точек зрения. Но и периодическое развитие какой-нибудь сюжетной линии с моментами напряжения, и сам этот разбитый на отдельные этапы отчет о пережитом в ГУЛАГе на протяжении двадцати лет (с вкраплениями многочисленных описаний людей и мест) составляют литературное достижение автора, не считающего себя литератором. О его литературных образцах, его литературном образовании ничего не известно – писателем его сделал опыт ГУЛАГа. Моменты напряжения, скрытые в отдельных эпизодах его отчета, раскрываются в рассказах Данило Киша.
Ил. 26. Угольная шахта, Норильск, 1940‑е годы
Ил. 27. Стройплощадка, Норильск, 1950‑е годы
Ил. 28. Никелевый завод, современный Норильск
22. Исследование: Александр Солженицын
Разделенное на семь частей (вышедшие в трех томах) произведение «Архипелаг ГУЛАГ» имеет подзаголовок «Опыт художественного исследования»: тем самым Солженицын ясно указал на связь вымышленного и документального, основанного на архивных изысканиях, как на свою художественную программу, не исключая при этом возможных коннотаций слова «исследование». В немецком переводе принято другое решение: «исследование» передано как Bewältigung («преодоление»; «овладение [материалом]»), что позволяет избежать «несоответствия» между искусством и наукой. Bewältigung – тоже вполне подходящий термин: он сильнее подчеркивает отношение к предмету или его трудность, а художественное оформление интерпретируется при этом как задача. На вопрос, как можно писать об этих событиях (и можно ли вообще – и кому), Солженицын отвечает словом «художественное». Шаламов яростно отвергает литературность, «беллетристику»; Герлинг-Грудзинский настаивает на том, что его «Записки» нельзя читать как художественную литературу. Солженицынское «художественное» детерминируется, в каком-то смысле сдерживается «исследованием»: «беллетристики» в его текстах не будет. Смешение или, скорее, координация воспоминаний о собственном опыте, реконструированных чужих рассказов и ретроспективных изысканий, позволяющих изобразить предмет подробно и объективно, составляют этот стиль свободно трактуемого реализма.
Тесно связанные тематически, однако по-разному расставляющие акценты главы «Архипелага ГУЛАГ» о 1918–1956 годах предлагают самое обширное изображение ГУЛАГа с точки зрения человека, которого это коснулось, и писателя, интересующегося историей. В качестве более позднего аналога по структуре, тематической организации, тщательности работы с источниками и их интерпретации можно назвать «ГУЛАГ» Энн Эпплбаум, а предшественником по многим параметрам может считаться «Путешествие в страну зэ-ка» Юлия Марголина.
Приверженность истории Солженицын выражает в прологе к первому тому, ссылаясь на одну заметку из журнала «Природа» (1949). В ней говорилось об обнаруженной линзе льда, откуда извлекли тритонов, которых присутствующие (узники Колымы?) разморозили, пожарили и съели, благо (доисторическая) свежесть позволяла (СА I 7). Замороженную
