Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин
Либеральное отношение России к внутреннему самоуправлению финляндцев представляет единственное в своем роде явление в истории великих держав, — если не считать незначительных Нормандских островов, — и финляндцы должны были бы это ценить. Финляндии дано было настолько широкое внутреннее управление, что с течением времени руководители местной политики впали в соблазн истолковать его, как новое государственное положение Великого Княжества. Для этого в их распоряжении оказались некоторые подходящие данные, которыми они не замедлили воспользоваться. Но вся совокупность исторических условий и юридических норм не позволяют нам признать Финляндию за новое государство.
Император Александр I хотел осчастливить «конституцией» не только маленькую Финляндию, по и великую Россию. Но желать и иметь намерение — не значит еще дать, или осуществить. Он говорил о «loi fondamental», о «votre constitution», об «existence politique» и т. п. Но во всем этом приходится видеть не более, как следы мечтаний молодости, первые порывы неискушенного еще опытом жизни воспитанника Лагарпа. Кроме того, надо помнить, что Император Александр I понимал конституцию весьма своеобразно. В г. Борго он дал сейму лишь совещательный голос, а польская конституция нарушалась, как только она показалась стеснительной для авторитета его власти. Он увлекался конституцией и даже республиканским режимом, но когда от слов нужно было перейти к делу и ограничить свою власть, в нем пробуждался самодержец, который крайне не одобрительно относился ко всем, кто протягивал свои руки к его правам. Император Александр I начал конституционными мечтаниями, но кончил тем, что «в законе и жизни» остался верным историческому принципу безусловного самодержавия. Все известные брожения и колебания Александра I привели одного нашего профессора недавно к такому выводу: «Дав конституцию финляндцам только в принципе, Император Александр I и сохранил ее за ними только в принципе». Обещания были высказаны в общих неопределенных выражениях и финляндцам потребовалось не мало труда, чтобы сложить из них что-либо похожее на конституцию и комментировать их в пользу задуманной ими «государственности», так как исторических свидетельств, разрушающих их политическую легенду немало.
Член боргоского сейма, барон Маннергейм, признал, что в Борго «полного сеймового решения, требуемого конституционными формами, не было подписано... Существенной стороной сейма было торжественное обещание Государя сохранить законы страны, права и привилегии, а также учреждение собственного управления, совершенно обособленного от русского... Оставалась надежда, что на будущих сеймах удастся организовать и укрепить конституцию Финляндии». Гр. Г. М. Армфельт и Ребиндер, стоявшие в Петербурге на страже финляндских интересов, пользовались подходящими случаями, но предложить земским чинам конституцию все же не удавалось. В 1819 г. Ребиндер, составив проект «государственной организации и управления» Финляндии, не добился, однако, его утверждения. Поэтому финляндским ученым оставалось признать факт, что Император «утвердил религию, права собственности и привилегии, но это нечто совершенно иное, чем признание Финляндии особым государством». Так они и делали вначале.
Первым о государственных правах Финляндии заговорил (в 1838 г.) доктор медицины Израэль Вассер. Против него сейчас же поднялся доцент абоского университета А. И. Арвидсон, доказывая, что 5 (17) июня 1808 г. Финляндия была объявлена русской провинцией. Известный шведский историк Эрик Гейер также возразил Вассеру, признав Финляндию только русской провинцией. В сороковых же годах финляндец Карл фон-Бюргауз доказывал, что всякие заявления шведа Вассера о Финляндии, как государстве, необходимо причислить к разряду политических «nonsens». Профессор Гельсингфорсского университета Пальмен в своем «Юридическом учебнике», который являлся единственным и наиболее распространенным в Финляндии пособием, признавал Финляндию провинцией, присоединенной к России по Фридрихсгамскому миру.
Император Николай Павлович не одобрял окраинной политики своего брата и, со свойственной ему рыцарской прямотой, высказал это в речи (1835 г.), обращенной к полякам. Император Александр, сказал он, сделал «для вас более, чем следовало сделать русскому императору (Я говорю это, потому что так думаю), он осыпал вас благодеяниями, он был расположен к вам более, чем к собственным подданным, и сделал вас цветущим и счастливейшим народом, а вы заплатили самой черной неблагодарностью...»). Зная воззрение Государя, финляндские учреждения не подымали при нем никаких конституционных вопросов, а впоследствии один из ораторов сейма, характеризуя его царствование, уподобил его времени рабства евреев в Египте.
«При вступлении на престол Императора Александра II, гр. А. Армфельт представил к подписанию грамоту или так называемое «удостоверение» о сохранении Финляндии религии, коренных законов и привилегий, буквально списанную с грамоты Императора Николая. Но Император Александр, усмотрев в русском изложении выражение «коими доселе по конституциям их пользовались», не подписал этой грамоты и вычеркнул слово «по конституциям», заменив его «по постановлениям». Присутствовавший гр. Армфельт предупредительно сказал: «Sir, si Vous ne voulez pas être un monarque constitutionnel, ne signez pas»[3].
Для России и Финляндии началась новая эра. Повеяло либерализмом...
Во время коронационных торжеств, профессор Гельсингфорсского университета Ф. Л. Шауман произнес политическую речь, в которой требовал восстановления сейма. Государь уже раньше склонялся к созыву земских чинов, но обстоятельства не благоприятствовали осуществлению его планов: в России просили конституции, Польша бунтовала. Однако приготовительные работы к сейму начались и тут вновь обнаружилось большое разногласие во мнениях относительно силы действия в Финляндии прежних основных государственных законов Швеции. Сенатор фон-Гартман ополчился против проф. Ф. Л. Шаумана, находя его речь почти подстрекательством к восстанию и доказывая, что те определения основных законов, на коих, по мнению профессора, основывается право земских чинов контролировать финансовое управление края, «давно уже отменены и лишены значения юридических норм еще во времена шведского владычества». Воззрение Гартмана разделяли Армфельт, Шернваль-Валлен и другие высокопоставленные финляндцы, стоявшие у власти. Проф. Нервандер находил, что «Финляндия не самостоятельна и не имеет истории и не будет никогда самостоятельной»; «финны не составляют нации, ибо не имеют истории. До 1809 г. Финляндия была лишь частью Швеции, а после 1809 г. стала частью России. Собственных форм законодательства и управления Финляндия не выработала». Профессор Гельсингфорсского университета И. В. Росенборг (в 1857 г.), характеризуя Форму Правления и Акт Безопасности, заявил: «так называемые основные законы Финляндии темны и двусмысленны в своих выражениях и отчасти не заключают в себе того, что в них ищут; права сословий также двусмысленны и могут подавать поводы к спорам и недоразумениям; во всяком случае эти права далеко не таковы, какими они должны быть, дабы возможно было поставить Финляндию на ряду с конституционными государствами». Следовательно, в недрах финляндской учености и правящих классов
