Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин
21 января Политцентр передал все полномочия и ценности Иркутскому военно-революционному комитету, который принял решение: Колчака и Пепеляева расстрелять, а «золотой эшелон» возвратить в Омск.
17 апреля 1920 года Сибревком шифровкой запросил Ленина: «Прибыл из Иркутска в Омск эшелон с золотом. Сообщите, куда его направлять — в Москву или Казань. Отвечайте срочно!»
Ответ — также шифром: «Предсибревкому — Смирнову. Все золото в двух поездах, прибавив имеющееся в Омске, немедленно отправьте с безусловно надежной охраной в Казань для передачи на хранение в кладовых губфинотдела. Предсовнаркома Ленин».
21 апреля в Кремль ушла еще одна шифровка: «Вне очереди. Тов. Ленину. Эшелон особой важности № 10950 вышел из Омска в 20 часов московского времени на запад».
Пропавшая между станциями Тайга и Зима часть ценностей, которые ищут сейчас многочисленные кладоискатели, и называется золотом Колчака[8].
У сокровищ экс-императора Николая II, отправленного после отречения от престола 3 марта 1917 года в ссылку в Тобольск с семьей, своя, не менее загадочная история.
Путешествие в город на Иртыше началось 31 июля 1917 года. «Я остановился на Тобольске по следующим причинам, — объяснял впоследствии следователю Н.А. Соколову бывший премьер-министр Временного правительства Керенский. — Отдаленность Тобольска и его особое географическое положение, немногочисленный гарнизон, отсутствие промышленного пролетариата, состоятельные, если не сказать старомодные жители. Кроме того, там превосходный климат и удобный губернаторский дом, в котором царская семья могла бы жить с некоторым комфортом».
Но Соколов придерживался иного мнения: «Был только один мотив переезда царской семьи в Тобольск... Далекая, холодная Сибирь — это тот край, куда некогда ссылались другие люди».
Багажа набралось немало. Помимо одежды, шуб, личных вещей, посуды, ковров, любимых безделушек, были пожитки прислуги. Солдаты, чертыхаясь, в течение трех часов грузили багаж в автомобили, стоявшие у Александровского дворца. Отъезд был назначен на час ночи, но лишь в шестом часу утра отъезжающие сели в автомобиль и поехали на станцию Александровскую. Состав стоял не у платформы, а на запасном пути, и августейшим пассажирам пришлось шагать по шпалам. Подойдя к своему вагону, экс-император и офицер охраны помогли императрице и великим княжнам подняться.
Заняла свои места в вагонах и охрана. Царскую семью сопровождали три роты — шестеро офицеров, 330 солдат и унтер-офицеров. Многие награждены Георгиевскими крестами и Георгиевскими медалями. За будущую службу в Тобольске им обещали повышенное жалование, командировочные и наградные. Начальник охраны — Кексгольмского лейб-гвардии полка полковник Е.С. Кобылинский. На фронте с начала войны, несколько раз был ранен, награжден за храбрость орденами и Георгиевским оружием.
Через четверо суток поезд глубокой ночью прибыл на станцию Тюмень. После короткой остановки состав двинулся к станции Тура. На пристани Западно-Сибирского товарищества стоял пароход «Русь». Сохранились записки одного из стрелков охраны Петра Матвеева: «Смотрю: открываются двери вагона Романовых. Впереди всех показался Николай. Я обернулся в сторону собравшихся военных властей: они стоят, все вытянувшись в струнку, а руки держат под козырек...»
Царская чета и ее дети заняли довольно чистые каюты. После погрузки багажа пароходы «Русь», «Кормилец» и «Тюмень» отчалили. Из Туры вышли в Тобол. Река гораздо шире, берега круче. До Тобольска плыть двое суток...
О тобольской ссылке царя Николая II и его семьи написано много. Ничего нового, кажется, не добавить. Однако обнаруженные в архиве Регионального управления ФСБ России по Тюменской области документы позволяют по-другому оценить драматические события 99-летней давности.
Чтобы сломить духовное сопротивление крестьян Зауралья насильственной коллективизации, Полномочное представительство ОГПУ по Уралу сфабриковало в 1931 году дело № 8654 «О поповско-кулацкой контрреволюционной повстанческой организации «Союз спасения России”».
Руководителем этой организации из 54 священнослужителей представили 60-летнего архиепископа Пермского Иринарха Синеокова-Андреевского, уроженец г. Екатеринослава, окончивший Киевскую духовную академию, одинокий, неимущий. В 1923 году его судили за сокрытие ценностей тюменского монастыря и приговорили к семи годам лишения свободы, через год амнистировали в связи со смертью Ленина, в 1928 году выслали за инакомыслие из Верхнего Устюга в Краснококшайск (сейчас Йошкар-Ола).
Больше всего следствие интересовалось обстоятельствами и характером его отношений с епископом Тобольским Гермогеном в 1917—1918 годах, то есть во время ссылки в Тобольске царской семьи Романовых.
На допросах Иринарх подтвердил, что «в марте 1917 года Святейшим Синодом епископ Гермоген был призван из ссылки в Жировицком монастыре Гродненской епархии и назначен на Тобольскую кафедру».
О прибытии в Тобольск царской семьи он отметил: «Переезд этот тщательно маскировался, об исторических путниках в Тобольске ничего не было слышно. Только 19 августа (по старому стилю) во время обеда около 5 часов вечера Гермоген сообщил мне эту новость...»
Но из дневника самого Николая II: «На берегу стояло много народу. Значит, знали о нашем прибытии...» И стрелок Матвеев вспоминал: «На берег высыпал, без преувеличения, буквально весь город...»
Другие показания Иринарха: «В это время (пароходы подходили к пристани) епископ Гермоген вышел в собор, и с колокольни раздался звон во вся. Прискакавший стражник имел намерение запретить звон и доискивался причины. Успокоенный заверениями сторожа, что звон обычный и к приезду Романовых отношения не имеет, успокоился». Потом, вспоминая эту подробность, епископ заметил: «Русскому царю подобает приехать со звоном. В дальнейшем жизнь потекла обычным руслом. Тобольск — скромный город, и сплетен в нем намного меньше, чем в других городах...»
Наступила весна 1918 года, и революционные ветры достигли заснеженной, дремотной и сытой Сибири. После Октябрьского переворота и заключения Брестского мирного соглашения с немцами бывшая Российская империя развалилась на куски. Только часть территории Москва удерживала силой партийных воззваний и лихих красногвардейских отрядов. Возникли «красный Урал» с центром в Екатеринбурге и Западно-Сибирская область, в состав которой включили и Тобольскую губернию, не спрашивая согласия Тюмени, куда по решению местного Совета