Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы
За годы своей монополии коммунистическая идеология утвердила в общественном сознании штамп о несовместимости национализма и социализма (вернее, коммунизма), связывая последний лишь с интернационализмом. Не вдаваясь в тот смысл, который вкладывался в эти понятия, заметим, что данный штамп был не более чем отголоском идейно-политической борьбы большевиков за утверждение своего подхода к пониманию национального и социально-политического устройства общества, а также его практического воплощения. История, и в том числе отечественная, свидетельствует, что национализм и социализм/коммунизм нередко выступали вместе, а то и сливались. Особенно ярко это было видно на примере национальных республик, и в том числе Украины, где наблюдался такой феномен, как «национал-коммунизм», имевший тенденцию превратиться в антитезу «интернационального коммунизма», под которым националисты, а часто и «национал-коммунисты» понимали российский великодержавный национализм. Просто люди, разделявшие левые и даже коммунистические взгляды и считавшие себя коммунистами, мыслили национальными категориями и видели в них некие символические ценности. На практике это становилось заметно хотя бы потому, что, называя себя коммунистами, они непременно добавляли прилагательное – украинский, грузинский и т. д. Поэтому левореволюционное движение или коммунистическая партия вполне могли стать и становились полем деятельности для националистически мыслящих людей, а «национал-коммунизм» вполне можно считать одной из составляющих национального движения.
Но все сказанное выше о структуре национального движения относится, прежде всего, к украинскому движению и не является какой-то характеристикой для прочих движений, например славянских народов Европы. Напротив, последние невозможно представить без четкой организации в общества и партии, которые были показателем политической зрелости движения и знаменовали наступление очередного этапа в его жизни[19]. Однако реалии России, а затем СССР, в которых приходилось действовать украинскому движению, а главное, особенности самого движения придавали ему неповторимую специфику. Поэтому отсутствие каких-то составляющих элементов или неполная структурированность для украинского национального движения не является чем-то необычным. Становление каждого национального коллектива – явление неповторимое, имеющее сходство с аналогичными процессами у других народов лишь в основополагающих принципах своего развития. Объединяет все секторы, направления, сегменты национального движения, придает им общий фундамент и вектор развития и, собственно, делает их таковым национальный фактор, который для участников движения является символической ценностью, определяющей и мотивирующей их сознание и поведение.
Общепринятой является подтвержденная фактическим материалом точка зрения, что у истока национальных движений стоят небольшие группы активистов – их идеологи и организаторы. Они могут стать культурной и политической элитой общества, но лишь в том случае, если это общество будет ими создано. Кроме того, за этот довольно продолжительный период может смениться несколько поколений адептов движения. В момент же становления национального движения, с точки зрения того коллектива, в котором оно начало свою деятельность, участники движения являются маргинальной группой. Роль адептов движения состоит в том, что они вырабатывают умозрительные черты будущего национального коллектива, его идеальный образ, который можно условно назвать национальным фантомом. Они конструируют то пространство, которое должно соответствовать его идеальному образу (российский исследователь А. И. Миллер называет это пространство идеальным Отечеством). Этот идеальный, пока еще умозрительный национальный фантом и призван стать той целью, к которой следует стремиться и в соответствии с которой вырабатывать реальные отличительные особенности этого коллектива, формировать его национальную идентичность и утверждать национальное самосознание. Между тем моментом, когда образ национального фантома возникает, и тем моментом, когда соответствующая ему национальная идентичность получает осязаемое оформление и проникает в сознание большинства членов этого сообщества, проходит значительное время, в которое и осуществляется многовариантный и непредопределенный процесс национального строительства. Иными словами, его можно сравнить с реализацией того или иного проекта национального сообщества.
В мире вообще и человеческом обществе в частности нет ничего постоянного, ничего окончательно определенного. Жизнь – это развитие, постоянное изменение, преобразование. Нации не составляют исключения. Это живая материя, отражение бытия и продукт общественного сознания. Нация находится в движении и развивается, она существует, пока в ее членах поддерживается живой огонь сознания ее реальности, сознания своей сопричастности с ней, нераздельности своей судьбы с ее судьбой. И все же говорить, что нация создана и стала реальностью, можно. Она может считаться таковой, когда ее образ, черты станут символическими ценностями для всего или для большей части данного коллектива, когда его члены будут позиционировать себя в окружающем мире исходя из сознания своей принадлежности к ней. Ее реальность не только объективна, но и субъективна и заключается еще и в том, насколько конечный результат соответствует идеальному образу нации и насколько ее строители считают этот результат соответствующим изначальному идеалу.
Следует пояснить, что в данном случае понимается под проектами национального строительства. Это создание группой интеллектуалов умозрительной конструкции национальной общности – национального фантома, и «привязка» его к конкретным условиям – субъективным факторам: этническим, культурным, социальным, экономическим особенностям того населения, у которого предполагается сформировать определенную национальную идентичность[20]. Этим условиям надлежит стать «плотью» для умозрительных национальных фантомов и превратить их в живые национальные организмы.
Указанные факторы часто называют объективными признаками национальной общности. И действительно, и язык, и территория, и социокультурный, психологический тип, и хозяйственные особенности (общность экономической жизни), взятые как признак, являются чертами данного коллектива, делают его отличным от других[21]. Но в то же время ни один из этих «объективных» признаков, ни даже все они вместе сами по себе не играют решающей роли в становлении национальной идентичности. Язык, этническое происхождение, вероисповедание, культура и территория становятся действительно объективными признаками данной общности лишь тогда, когда в сознании отдельного человека, в сознании групп населения и общества в целом превращаются в субъективные символические ценности[22]. Когда, скажем, украинский язык представляется чем-то большим, нежели средством коммуникации; борщ и сало воспринимаются не как еда, а как ценностные атрибуты определенной общности; а гопак рассматривается не как народный танец, а как некая национальная философия, заключенная в символический набор телодвижений и жестов, причем философия боевая, направленная на борьбу с внешним (инонациональным) врагом. То, как культура может стать такой ценностью и превратиться в объективный признак, наглядно демонстрирует судьба поэзии Т. Шевченко и культ самого поэта. Таким образом, «объективные» признаки становятся таковыми в ходе их трансформации в символические ценности, то есть в процессе формирования национальной идентичности.
Поскольку преобразование этнических коллективов было характерно для всех европейских стран, нациотворение той или иной общности реализовывалось в тесном взаимо– и противодействии с другими проектами, которые, в свою очередь, стремились утвердить среди того же населения свои ценности и свою национальную идентичность[23]. В случае с национальным развитием «Украины» альтернативой украинскому выступали Общерусский проект (или проект Большой русской нации) и польский проект. Вернее сказать, именно украинский национальный проект выступал в качестве альтернативы двум другим, как имевшим более глубокие исторические корни.
Оба проекта подразумевали включение в развитие собственной национальной идентичности того восточнославянского населения, которое сторонниками украинского проекта трактовалось как украинское, русского – как малорусское, а польского – как русинское. Борьба велась за население и территории, на которых это население проживало. Наиболее яркий пример – столкновение общерусского и украинского проектов, претендовавших (и продолжающих претендовать) на одно и то же население и территорию, на одни и те же святыни, на одно и то же прошлое и, естественно, взаимно отрицающих друг друга и альтернативную идентичность для «подконтрольного» населения.
