Русское дворянство времен Александра I - Патрик О’Мара
Однако, когда 3 марта 1822 года, в соответствии с реакционным курсом, избранным после поражения Наполеона, Государственный совет постановил восстановить право помещиков высылать своих крепостных в Сибирь «за дурные поступки», Александр I одобрил это решение. Впервые за двадцать один год его правления это решение значительно укрепило власть помещиков над своими крепостными. Поддержка Александром I резолюции Государственного совета стала самым большим препятствием в деле освобождения крепостных с момента его вступления на престол и была названа некоторыми комментаторами апогеем крепостничества в России[676].
Тем не менее, как бы ревностно Александр I ни контролировал щекотливый вопрос освобождения крепостных, из его инструкций по разработке предложений по данному предмету видно, что царь относился к нему очень серьезно даже во время «реакционной», посленаполеоновской части своего правления. Например, С. М. Кочубей, один из арестованных (18 января 1826 года) в связи с восстанием декабристов, отрицал какую-либо связь с тайными обществами или знание о них и вместо этого предположил на допросе, что он, скорее всего, был арестован по подозрению в причастности к делу освобождения крепостных. Это произошло потому, что, как утверждал Кочубей, в 1817 году царь разрешил генерал-губернатору Санкт-Петербурга тайно показать ему императорское распоряжение о разработке порядка освобождения крепостных. Кочубей работал над этим проектом больше года, и черновик был представлен Александру I, который затем приказал ему отвезти документ в Варшаву на рассмотрение Новосильцева. Следовательно, пояснил Кочубей, «[c]екретное занятие мое могло быть иначе истолковано и задало может быть на меня подозрение»[677]. Его версия событий была принята, и Кочубей был освобожден без предъявления обвинений чуть более чем через месяц, 21 февраля.
В 1818 году, в год своей варшавской речи, царь тайно поручил Аракчееву составить проект об отмене крепостного права, который бы, по его словам, «сопряжен был с выгодой помещиков и возбудил бы в них самих желание содействовать правительству к уничтожению крепостного сословия в России». Но ввиду оговорки Александра I о том, что предложенный проект не должен расстраивать дворянство, Аракчеев ограничился оценкой непомерно высоких финансовых последствий эмансипации. Вопреки вероятным ожиданиям, его изыскания привели к удивительно радикальному предложению об освобождении крестьян с землей с помощью системы государственных кредитов, призванной обеспечить помещикам «мягкую посадку», позволяя им использовать государственные займы для развития своих имений.
Таким образом, оригинальное предложение Аракчеева фактически предопределило бизнес-модель, лежащую в основе реформы 1861 года. Хотя в целом Аракчеев был решительно против любых реформ, которые угрожали подорвать абсолютную власть самодержавия, он, как это ни парадоксально, твердо верил в выгоды, которые могло получить государство от освобождения русских крепостных c землей. Предложение Аракчеева было одобрено царем, и, хотя оно должно было быть совершенно секретным, его направленность должна была стать достоянием общественности, если судить хотя бы по следующему замечанию декабриста С. П. Трубецкого в мемуарах: «В 1818 году распространился слух, что царь хотел дать свободу всем помещичьим крестьянам по замыслу графа Аракчеева»[678]. Излишне говорить, что, несмотря на одобрение Александра I, не было предпринято никаких попыток его реализовать.
Судя по письму от 1 февраля 1819 года, которое он получил от Василия Зубова, помещика из Тверской губернии, великий визирь считался таким же авторитетом в крепостной реформе, как и во всех других аспектах государственной политики. Это письмо дает нам редкую возможность взглянуть на мировоззрение провинциального реформатора. Аракчееву сообщалось, что Зубовы освободили своих домашних слуг и крестьян и теперь просили Аракчеева одобрить их решение. Если бы император намеревался расширить «нужную и полезную свободу», Зубов надеялся, что принятые меры обеспечат мирный процесс: «Нужно, по мнению моему, привести в согласие дворянство с их подвластными, по опасности моей, чтоб жаждущие свободы не могли ослепить сие каким-либо подлогом, наравне прежде действующего на виду моем Пугачева». Зубов видел только выгоду для России в освобождении крепостных крестьян, включая увеличение притока иностранцев, а также в усовершенствовании методов ведения сельского хозяйства и экономики деревни[679].
Задание составить предложение об отмене крепостного права, данное Аракчееву, было одним из целого ряда подобных указаний Александра I. Сюда входило его поручение в 1819 году министру финансов графу Д. А. Гурьеву составить дальнейшее предложение об освобождении помещичьих крестьян. Ведущую роль в этом проекте играл правовед М. А. Балугьянский, который в октябре того же года будет назначен ректором Санкт-Петербургского университета. С момента основания университета несколькими месяцами ранее Балугьянский был деканом философско-юридического факультета. Он был автором двух статей, описывающих предлагаемые методы освобождения крепостных, а также преподавал естественное, публичное и народное право великим князьям Николаю и Михаилу[680].
Такая активность высокопоставленных чиновников, являющихся представителями крепостнического дворянства, подтверждает точку зрения декабристского мемуариста М. А. Фонвизина о том, что, хотя теоретически Александр I очень хотел отменить крепостное право в России, на практике он просто не мог этого сделать. Но, по крайней мере, как признает Фонвизин и как мы уже отметили, Александр I действительно прекратил раздачу крепостных в качестве награды и больше ничего не сделал для увеличения общего числа крепостных крестьян.
Фонвизин вполне разделял мнение о том, что, к сожалению, у Александра I не хватило личной решимости отмахнуться от корыстных взглядов «консервативной массы». Во всяком случае, хотя сам Александр I был убежден в необходимости отмены крепостного права, он не был готов объявить об этом публично. Напротив, в интересах порядка и спокойствия он прибегал к традиционным заверениям об устойчивости крепостного права в долгосрочной перспективе. Какими бы ни были его настоящие взгляды на этот важный вопрос — как, впрочем, и на многие другие, — он держал их при себе. Даже молодые друзья Александра I из Негласного комитета не были посвященными, и, хотя царь совершенно ясно дал понять, что вопрос реформы является исключительно его прерогативой, в конечном итоге он не предложил никакой конкретной программы[681]. Барон Г. А. Розенкампф, который тесно сотрудничал с членами Негласного комитета, проницательно заметил, что «Александр I, подобно Екатерине II, обладал талантом разоблачать сокровенные мысли других лиц и таить весьма тщательно
