Андрей Еременко - Годы возмездия. Боевыми дорогами от Керчи до Праги
Уже 14 апреля передовые части группы Альмендингера (5-й армейский корпус) достигли Севастополя, в то время как главные, фактически мифические ее силы находились еще в районе Алушты и вошли в город только 15 апреля.
В Севастополь были отведены также румынский кавалерийский корпус почти полного состава, 10-я румынская пехотная дивизия численностью 4500 человек и остатки 19-й румынской дивизии. 16 апреля последние части 17-й армии вошли в укрепленный район. Отход был завершен после оставления Балаклавы.
Именно в этот же день командование 17-й армии сообщало в штаб группы армий: «Армия всеми своими частями достигла Севастополя и находится здесь в полной готовности к обороне. Отвод войск в крепость, который стал неизбежным после прорыва превосходящих по численности и подвижности наступающих сил врага, располагавших более чем 500 танками на оперативном пространстве полуострова, все же был произведен своевременно до проникновения в Севастополь преследующих войск противника. Дивизии армии совершили неслыханное на марше и в боях. 30 % артиллерии и почти четверть танкового вооружения доставлены в крепость. Настоятельно необходимо пополнение в персонале и значительное – в материалах для потрепанных дивизий. Армии должно быть оказано преимущество перед другими объединениями в получении пополнений.
1-й авиакорпус совершил 2390 вылетов, которые нанесли существенные потери врагу при его прорыве. Выдающуюся роль сыграл 9-й зенитный дивизион в борьбе против воздушных целей и танков противника. Морской комендант Крыма посредством предоставления судов перевез группу войск 5-го армейского корпуса численностью 10 000 человек с их оружием и снаряжением с южного берега в крепость. Уничтожено 464 танка, 232 самолета противника. 5-й корпус своими последними частями вошел в крепость и занял южный участок обороны».
Этот документ представляет собой весьма наглядный пример того, как сокрушительное поражение и паническое бегство с помощью бесстыдного подлога трансформируется в планомерный отход и даже трактуется как успех командования. Цена приведенных «фактов» отчетливо видна хотя бы из того тезиса, что «доблестная» 17-я армия сумела уничтожить за время своего бегства 464 советских танка. Выходит, что у 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии накануне штурма Севастополя осталось всего 46 танков, а в действительности к тому времени весь 4-й Украинский фронт и Отдельная Приморская армия располагали 559 танками и САУ.
Не может не удивлять и утверждение о том, что советское командование не использовало имевшихся у него шансов уничтожить 17-ю армию до ее отвода в Севастополь. В качестве доводов приводятся такие факты, как якобы неудавшаяся высадка советского десанта на южном берегу, которая началась лишь 13 апреля в районе Феодосии, когда 5-й армейский корпус был уже в безопасности. Что якобы советская авиация не сумела нанести концентрированных ударов по плотным колоннам немецко-румынских войск, устремившихся в Севастополь по обеим дорогам от Симферополя и по южному обрезу Ялты вдоль побережья, а советский Черноморский флот, несмотря на усилившуюся активность подводных лодок, оставил якобы без внимания подвоз материалов из Констанцы в Севастополь.
В заслуги немецких военачальников ставится то, что они-де тактически грамотно, своевременно и оперативно проводили в жизнь свои приказы и четко сознавали, что поскольку русские прорвались в Джанкой, им остался один исход – отступление в Севастополь и организация там жесткой обороны. И уже совершенно бездоказательно восхищались стойкостью немецких и румынских солдат.
Все это выглядит весьма странно и, видимо, рассчитано на то, что ныне в Западной Германии никто уже не знает сложившейся тогда в Крыму подлинной обстановки. Высокомерно критикуя советское командование всех видов вооруженных сил, Хилльгрубер совершенно игнорирует конкретные условия, складывавшиеся на том участке фронта.
Хотелось бы несколько подробнее сказать и о том, что природные условия, в которых проходили боевые действия в Крыму, имели свои специфические особенности. Ландшафт северной части полуострова и в районе Керчи весьма благоприятствовал созданию мощной глубокоэшелонированной обороны. На Перекопском перешейке было оборудовано три сильные полосы обороны глубиной до 35 км. Перед плацдармами наших войск на южном берегу Сиваша с его многочисленными озерками и высотами местность тоже как нельзя лучше подходила для организации обороны. Здесь были созданы две-три оборонительные полосы с использованием межозерных дефиле и высот, оборудованных густой сетью траншей и ходов сообщений при большом количестве дотов, дзотов, различных инженерных заграждений. На Керченском полуострове на глубину до 70 км были построены четыре оборонительные полосы.
Большим достижением для наших войск, стиснутых перед наступлением на узких плацдармах, явился прорыв глубокоэшелонированной обороны именно там, где этого ожидал противник, где все было подготовлено для того, чтобы не допустить нашего прорыва. По существу, возможность окружения всех войск 17-й армии в каком-либо более или менее ограниченном районе Крыма была совершенно исключена по ряду причин. С одной стороны, это было связано, как мы уже знаем, с условиями местности, дававшими возможность Отдельной Приморской армии двигаться лишь в двух операционных направлениях. С другой стороны, войска 17-й армии были рассредоточены, некоторые вообще оказались вне досягаемости для ударов наших войск, в частности три румынские дивизии, охранявшие крымское побережье, которые сразу предприняли поспешный отход в Севастополь.
В операции по освобождению Крыма, учитывая сложнейшие топографические и географические условия полуострова, советское командование максимально использовало возможности маневра, отсекло войска противника и, неотступно преследуя отдельные его группировки, поставило их под угрозу полного окружения. Таким образом, наши части фактически одновременно с остатками войск 17-й армии подошли к Севастополю, так как боевые части гитлеровцев были разбиты почти полностью, остатки дивизий были сведены в боевые группы. По немецким данным, к 20 апреля 1944 г. потери живой силы в некоторых дивизиях составили 70–80 тысяч человек.
Наш Черноморский флот и авиация первоначально не имели решающего господства в данном районе и, конечно, не могли обеспечить полного уничтожения 17-й армии до отхода части ее сил в Севастополь, тем не менее они отлично поработали. Так, 11 апреля бомбардировщики и штурмовики ВВС Черноморского флота атаковали вражеские транспорты в Феодосии и Ялте; 13 апреля 80 штурмовиков в сопровождении 42 истребителей обрушили удары по скоплению войск и транспорта противника в Судаке, потопив 5 самоходных барж с войсками и повредив две баржи. Не менее эффективными были удары черноморских летчиков по вражеским кораблям в открытом море. Вели атаку по врагу и торпедные катера, активность которых возросла с перебазированием в Ялту и Евпаторию.
Все полевые части 17-й армии, которые подвергались непосредственному удару наших войск, были не просто вытеснены, а разбиты. За стенами Севастополя скрылись те войска, которые по ряду причин не вошли в соприкосновение с нашими войсками, а сразу бежали в крепость. В этой связи надо сказать, что у Северной группировки немцев, как впрочем, и у Керченской, были отличные условия для обороны, поэтому Гитлер был так взбешен, узнав о прорыве позиций Перекопа и Сиваша. С Конрадом фюрер расправился именно потому, что тот бежал первым. Паническое бегство Альмендингера удалось представить как отход по приказу.
Что касается «борьбы», то она велась не за спасение 17-й армии, ибо она спасала себя сама как могла, удирая сломя голову в Севастополь. Речь шла о спасении ее командования от гнева Гитлера.
Если бы 17-я армия действительно была такой боеспособной силой, какой ее пытаются представить главари вермахта, то, конечно, освобождение Севастополя не могло совершиться в такой сравнительно короткий срок. Нельзя забывать, что наши войска в свое время обороняли крепость в течение 250 дней, находясь в более трудных условиях фактической морской блокады при абсолютном господстве вражеской авиации.
Историк Верт пишет: «Навсегда останется одной из загадок войны, почему, несмотря на подавляющее превосходство немецко-румынских войск в танках и авиации, а также на значительное превосходство в живой силе, Севастополь смог продержаться в 1941–1942 гг. 250 дней, а в 1944 г. русские овладели им за четыре дня. Современные немецкие авторы объясняют этот факт просто огромным превосходством русских войск в живой силе, авиации и другой боевой технике, но разве немецко-румынские войска не имели такого же превосходства в 1941–1942 гг.» [103] .
Верт считает, что здесь дело и в моральных факторах, а именно: Севастополь должны были оборонять разбитые войска, потерпевшие катастрофу, пережившие панику, а также потерявшие наиболее боеспособные части, которые не понимали цели дальнейшей защиты Крыма.
