Владимир Прибытков - Тверской гость
В городе, казалось, все было по-прежнему. Орали на узких улочках верблюды. Сгибались под тяжелыми ношами тощие носильщики. Приоткрыв чадру, юная мусульманская красавица игриво улыбалась встретившемуся дружку. В тени забора сидели на корточках любители перепелиных боев, подбадривали яростными возгласами дерущихся пичуг. Брел, обливаясь потом, продавец халвы. Тараторили у порога две индуски с синими значками замужних женщин на лбу. А в светло-синем небе молочно-белые, легкие, как облака, и, как облака, равнодушные, парили силуэты дворцов.
Но все было не такое, как прежде.
Афанасий поторопился к своему дому. Старый гончар-сосед узнал его, закивал из двери. Афанасий улыбнулся. Остановив быков, забарабанил в дверь. Послышалось шлепанье босых ног Хасана. Раб, не спрашивая, по стуку узнав кто, поспешил отворить...
Все стояло на местах, пыль была вытерта, полы выметены. Сев на тахту и оглядевшись, Афанасий с удивлением почувствовал, что испытывает такое удовлетворение, словно и впрямь вернулся в родной дом. Но чувство это было мимолетно.
- Хасан! - позвал Афанасий. - Скажи, что здесь случилось? Ты знаешь?
Стоявший у притолоки Хасан тревожно оглянулся, словно кто-то мог подслушать его, потом сделал шаг к Никитину.
- У нас очень плохо, ходжа! - прошептал он. - Очень плохо... Я все расскажу. Не гневайся, если что-нибудь огорчит тебя. Вот что случилось и что я узнал, когда ты уехал...
Хасан рассказал сначала то, что Никитин уже слышал от Мустафы. Добавил только подробности. Но потом, замешкавшись, сообщил:
- Многие удивлялись, как мог оказаться замешанным в заговоре Карна. А потом прошел слух... да не раздражит он тебя! Конечно, камнерез был знаком с Бхавло. Но прошел слух, что хазиначи Мухаммед... аллах свидетель, я был ему верным рабом... Раньше хазиначи жил в Дели. Там жил и сын Карны Раджендра...
- Что ты говоришь!? - выдавил из пересохшего горла Никитин. - Не может быть!
- Ты слышал об этом, ходжа?
- Я не думал, что это хазиначи...
- Говорят, он. А теперь он узнал, что отец знает имя убийцы сына, и свел с ним счеты.
Афанасий поднялся:
- Где ты слышал это, Хасан?
- Говорят рабы, толкуют на базаре...
- Боже мой! - вырвалось у Афанасия. - Ведь это я ему сказал про Карну... Я!
Хасан опешил:
- Ты, ходжа?
- Кто же знал? Кто мог думать? - с горечью воскликнул Никитин. - Ну, добро, хазиначи! Добро!
Хасан притронулся к руке разгневанного Афанасия.
- Будь осторожен, ходжа! - попросил он. - Хазиначи Мухаммед стал очень близок Махмуду Гавану. Это змея. А змеи живучи.
- Вижу, и ты ему нынче не защитник? Ждал его когда-то...
Хасан опустил голову:
- Хазиначи был здесь. Он сердился, что тебя нет и... Ну, он бил меня, плевал мне в лицо, когда я осмелился заговорить. Он сказал, что я раб... А ведь я не раб. Ведь ты отпустил меня?
- Да, - ответил Никитин. - Ты не раб. Можешь сам плюнуть в лицо хазиначи. Ты честней его... Эх, Хасан! Жаль, что не сразу человека узнаешь!
И стиснул тяжелые, набрякшие кулаки.
Брамин Рам Лал, глядя слезящимися глазами на позолоченную фигурку танцующего Шивы и избегая взгляда Афанасия, произнес:
- Уста наши не должны говорить лжи даже в шутку...
- Скажи то, что ты знаешь.
- Я не могу быть уверен в правдивости слухов.
Афанасий резко поднялся с коврика. Зря он терял время на расспросы этого осторожного и испуганного старика.
- Прощай! - холодно сказал Никитин.
Брамин приложил руку к груди.
Теперь Афанасий спешил к Нирмалу. Может быть, скупщик тканей знает хоть что-нибудь!
Никитин шагал размашисто, не выбирая тени, дышать ему было трудно, но он не укорачивал шага.
Огромное несчастье свалилось на плечи Рангу: ни Карны, ни Джанки с ребенком не было в домике камнереза, и никто не знал толком, что с ними сталось.
Никитин понимал: он один во всем Бидаре может как-то помочь человеку, которого сам называл другом. Но как? Чем? Хоть кончик нити, ведущей к Джанки, ухватить, если уж Карна погиб.
Нирмала он застал дома. Купец стоял под бамбуковым навесом, помогал каким-то людям сгружать тюки хлопка.
Увидев Афанасия, Нирмал растерялся, замешкался, потом поспешил увести русского гостя в дом. Никитин горько усмехнулся. Весь вид Нирмала говорил, что и он, как Рам Лал, напуган случившимся.
Отказавшись от кокосового сока, Афанасий прямо рассказал о цели своего прихода.
Нирмал сокрушенно развел руками: кто может знать судьбу Джанки? Карна же казнен вместе с Бхавло, их головы торчали на шестах. Ободранное тело хана Омара провезли по городу. Схвачены десятки индусов. Слава богам, что Нирмал пока уцелел! Нет, нет, он ничего не слышал! А если Никитин хочет помочь Джанки, пусть он пойдет к своим мусульманским покровителям. Они-то все знают!
Никитин, зайдя по дороге еще к нескольким знакомым индусам, вернулся домой ни с чем. Иные сочувствовали горю Рангу, другие отмалчивались, но никто из них, похоже, и впрямь ничего не знал. Оставалось одно - идти в крепость. И Афанасий решил повидать Фарат-хана. Тарафдар когда-то интересовался им и Русью, подарил книгу, обещая покровительство. Может быть, он...
Искупавшись в бассейне, Никитин облачился в мусульманский наряд короткие портки, легкую сорочку, повязал голову чалмой и кликнул Хасана:
- Пойдешь со мной! Зонтик понесешь... Для важности.
Солнце уже шло к закату, когда Никитин, сопровождаемый Хасаном, приближался к одним из ворот бидарской крепости.
Залитые ослепительным светом стены, застывшие в неподвижном воздухе пальмы - все дышало зноем. День выдался неожиданно жаркий для этой поры. Писцы у ворот зашевелились. Афанасий назвал себя, сказал, куда идет. Раньше этого бывало достаточно. Но теперь писец, обмакнувший было кисточку в чернильницу, не стал записывать его имени, а два стража скрестили перед никитинской грудью пики.
- Кафирам нельзя!
- Меня всегда пропускали к Фарат-хану! - сердито сказал Никитин.
- Кафирам нельзя! - равнодушно повторили стражи. И он напрасно впивался глазами в их бесстрастные лица: они ничего не выражали. Афанасий стиснул зубы, круто повернулся и зашагал прочь под любопытными взглядами прохожего люда. Хасан едва поспевал за ним.
Сумрачен был вечер этого дня в никитинском домике. Афанасий лежал на тахте, раздумывая, как ему быть. Хасан тихо, как мышь, шуршал в соседней комнатке.
Тяжело было на сердце Никитина. Он представлял себе, как томится сейчас Рангу, и беспокойно ворочался с боку на бок. Надо как-то помочь, как-то помочь ему! Голос Хасана прервал его думы:
- Ходжа!
- Да?
- Я схожу в крепость.
- Ты?!
- Ну да. Я же мусульманин. Меня пустят.
Никитин даже сел. Как он раньше не подумал?
- Верно, Хасан! Ты и сходишь. Найди дворец Фарат-хана, добейся, чтоб он выслушал тебя, и скажи, что мне очень нужно видеть его. Очень.
- Не беспокойся, ходжа, - кивнул Хасан. - Я все сделаю. А если хан спросит, зачем он тебе нужен?
- Скажи, что не знаешь, но что дело очень важное.
- Хорошо, ходжа. Так я и скажу.
В этот вечер идти было поздно. Наутро султан уехал с приближенными на охоту. И лишь на третий день Хасану удалось проникнуть в крепость, добраться до Фарат-хана и передать слова Никитина. К исходу третьего дня Фарат-хан прислал за Никитиным паланкин со своей собственной стражей.
Волнуясь, глядел Никитин на "Усладу сердец", дворец тарафдара, приближавшийся к нему с каждым шагом носильщиков-негров. Вот и фонтаны, вот и парадная, на два крыла, мраморная лестница, точеные колонны...
Фарат-хан ждал гостя во внутреннем саду, в беседке из резного дерева.
Афанасий поклонился вельможе, широко улыбнулся:
- Все же я пробился к тебе, хан!
- Какие заботы отяготили твою душу? - осведомился Фарат-хан. - Ты исчез из Бидара так внезапно... А у меня свое горе. - Тарафдар вздохнул.
- Какое же?
- Сейфи, мой алхимик, умер, надышавшись вредных паров. Надо искать нового.
- Сочувствую тебе, - искренне вздохнул Никитин. - Старательный был человек Сейфи.
- И честный! - поднял указательный палец Фарат-хан. - О! А это редкость!
Они помолчали. Никитин чувствовал себя неловко, не зная, как приступить к делу. Тарафдар выручил его, подняв вопрошающие глаза.
- Прости, что беспокою тебя, великий хан, - начал Афанасий. - Большая просьба у меня. Открыт в Бидаре заговор хана Омара...
Фарат-хан поднял тонкие черные брови, чуть склонил голову.
- Заговор хана Омара, - твердо повторил Никитин, глядя прямо в глаза вельможе. - Не мне судить обо всех, кто схвачен. Но я знал камнереза Карну.
- Он казнен.
- Знаю. Казнен зря.
- У тебя есть доказательства?
- Есть.
- Какие?
- Выслушай меня внимательно. Я знаю, кто раскрыл заговор: хазиначи Мухаммед и воин хана Омара - Мустафа.
- Так. Ныне хазиначи главный сокольничий султана, а Мустафа начальник конной сотни повелителя.
- ...Они указывали, кого взять. Их слушали.
- Почтенные люди. Они охраняли трон.
