Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Деций нашел готов занятыми осадой Никополя на Ятре - одного из многочисленных памятников победы Траяна. При его приближении они сняли осаду, но лишь для того, чтобы заняться более важным предприятием - осадой фра­кийского города Филиппополя, основанного отцом Алексан­дра почти у самого подножия горы Гемуса. Деций последо­вал за ними форсированным маршем по местности, представлявшей большие затруднения; но в то время как арьер­гард готов находился, по его мнению, еще на большом от не­го расстоянии, Книва быстро повернул назад и с яростью на­пал на своих преследователей. Застигнутый врасплох лагерь римлян был разграблен и в первый раз их император обра­тился в беспорядке в бегство перед толпою полувооруженных варваров. Лишенный всякой помощи извне, Филиппополь был взят приступом после долгого сопротивления. Гово­рят, будто сто тысяч человек лишились жизни при разграб­лении этого большого города. Многие знатные пленники увеличили ценность добычи, а брат императора Филиппа Приск не постыдился принять на себя императорское досто­инство под покровительством злейших врагов Рима. Одна­ко время, потраченное на эту продолжительную осаду, дало Децию возможность ободрить свои войска, восстановить в них дисциплину и пополнить состав своей армии. Он пере­хватил несколько отрядов карпов и других германцев, спешивших к месту военных действий для того, чтобы восполь­зоваться плодами победы, одержанной их соотечественника­ми, поручил охрану горных ущелий военачальникам ис­пытанной храбрости и верности, исправил и усилил укреп­ления Дуная и направил все свои усилия к тому, чтобы восп­репятствовать как дальнейшим успехам готов, так и их от­ступлению. Ободренный тем, что счастье снова стало ему улыбаться, он с нетерпением ожидал удобного случая, чтобы нанести врагам страшный и решительный удар и тем восста­новить и свою собственную честь, и честь римского ору­жия.

В то время как Деций боролся с настигшей его грозой, его ум, остававшийся спокойным и осмотрительным среди воен­ных тревог, доискивался общих причин, так сильно поколе­бавших могущество Рима со времен Антонинов. Он скоро убедился, что нет возможности восстановить это могущество на прочном фундаменте, не восстановив общественных до­бродетелей, старинных принципов и нравов и уважения к за­конам. Чтобы исполнить эту благородную, но трудную зада­чу, он решился прежде всего восстановить устарелую долж­ность цензора - ту должность, которая так много содейство­вала прочности государства, пока она сохраняла свою пер­вобытную чистоту, но которую цезари противозаконно себе присвоили и затем мало-помалу довели до всеобщего пренеб­режения. Будучи убежден, что личное расположение госу­даря может облекать властью, но что одно только общее ува­жение может придавать этой власти авторитет, он предоста­вил назначение цензора беспристрастному выбору сената. Единогласным решением сенаторы признали, что всех до­стойнее этого высокого отличия Валериан - тот самый, кото­рый был впоследствии императором, а в ту пору с отличием служил в армии Деция. Лишь только император получил уведомление об этом избрании, он собрал в своем лагере вер­ховный совет и, прежде чем утвердить избранного цензора в его звании, объяснил ему трудности и важное значение его высоких обязанностей. "Счастливый Валериан, - сказал мо­нарх, обращаясь к своему знаменитому подданному, - вы за­служили общее одобрение сената и Римской республики! Примите цензорство над человеческим родом и будьте судьей над нашими нравами. Вы укажете тех, которые до­стойны оставаться членами сената, вы возвратите сословию всадников его прежний блеск, и увеличите государствен­ные доходы, стараясь вместе с тем уменьшить тяжесть нало­гов. Вы разделите разнородную и громадную массу граждан на правильные разряды и тщательно вникнете во все, что имеет связь с военным могуществом Рима, с его богатством, добродетелями и денежными средствами. Ваши решения бу­дут иметь силу законов. И армия, и дворец, и органы право­судия, и высшие должностные лица империи - все будет под­чинено вашему трибуналу. Никто не будет исключен, кроме обыкновенных консулов, городского префекта, верховного жреца и старшей из девственных весталок (пока она сохра­няет свою девственность). И эти немногие, хотя и не будут опасаться строгости римского цензора, будут старательно ис­кать его уважения".

Должностное лицо, облеченное столь широкими полномо­чиями, по-видимому, походило не столько на министра свое­го государя, сколько на его сотоварища. Валериан основа­тельно опасался назначения, которое могло навлечь на него столько зависти и подозрений. Он отговаривался, скромно указывая на чрезмерно широкие полномочия, на свою собст­венную неспособность и на неизлечимую испорченность нра­вов того времени. Он ловко намекнул на то, что звание цен­зора нераздельно с императорским достоинством и что сла­бые силы подданного не в состоянии выносить такое громад­ное бремя забот и власти. Военные события скоро положи­ли конец попытке осуществить проект, столь благовидный, но вместе с тем неисполнимый, и, предохранив Валериана от опасности, избавили императора Деция от разочарования, которое, вероятно, было бы результатом его усилий. Цензор может поддержать чистоту нравов, но не в силах восстано­вить ее. Такое должностное лицо может употреблять в дело свою власть с пользой для общества или даже с каким-либо успехом только в том случае, если оно найдет для себя опору в сердцах граждан, проникнутых чувствами чести и доброде­тели, в надлежащем уважении к общественному мнению и в множестве полезных предрассудков, поддерживающих наци­ональные нравы. В такое время, когда эти принципы уничто­жены, цензорская юрисдикция неизбежно должна или сни­зойти до исполнения пустых формальностей, или превра­титься в пристрастное орудие угнетения и деспотизма. Легче было победить готов, нежели искоренить общественные пороки, однако даже в первом из этих предприятий Де­ций лишился и своей армии, и своей жизни.

Окруженные со всех сторон римскими войсками готы бесп­рестанно подвергались с их стороны новым нападениям. Цвет их воинства погиб при продолжительной осаде Филиппополя, а истощенная страна уже не могла доставлять средств существования для остального сброда бесчинных варваров. Доведенные до такой крайности готы охотно возв­ратили бы всю свою добычу и всех пленных, если бы могли купить этой ценой позволение беспрепятственно возвратить­ся домой. Но уверенный в победе император хотел примерно наказать варваров, чтобы этим навести спасительный страх на северные племена, и потому не хотел слышать ни о каких условиях мирного соглашения. Неустрашимые варвары предпочли смерть рабству. Битва произошла подле незначи­тельного мезийского городка, носившего название Forum Terebonii. Готская армия выстроилась в три линии, и, вследствие ли сознательного выбора местности или вследст­вие случайности, фронт третьей линии был прикрыт боло­том. В самом начале сражения сын Деция, юноша, подавав­ший большие надежды и уже допущенный к соучастию в им­ператорском звании, был убит стрелою на глазах отца; огор­ченный Деций, не теряя присутствия духа, стал убеждать свою обескураженную армию, что потеря одного солдата не имеет большого значения для республики. Битва была упорная; это была борьба отчаяния против гнева и ярости. Наконец первая линия готов отступила в беспорядке; подо­шедшая к ней на помощь вторая линия подверглась такой же участи; оставалась в целости только третья линия, готовая не допустить перехода через болото, на который отважился ее самонадеянный неприятель. "Тогда весы фортуны стали склоняться в противоположную сторону и все приняло неб­лагоприятный для римлян оборот; почва состояла из глубо­кого слоя тины, и тот, кто останавливался на ней, погружал­ся в нее, а кто хотел идти вперед, скользил и падал; оружие римлян оказалось слишком тяжелым, а вода слишком высо­кой, и в этом неудобном положении они не могли употреб­лять в дело своих тяжелых метательных копий. Напротив того, варвары привыкли сражаться на болотистой почве; они имели еще те преимущества перед римлянами, что были бо­лее высокого роста и своими длинными копьями могли наносить раны на более далеком расстоянии". После бесполез­ной борьбы римская армия безвозвратно погибла в этом бо­лоте, и труп самого императора не мог быть отыскан. Та­кова была участь, постигшая Деция на пятидесятом году его жизни; это был превосходный монарх, деятельный в войне и приветливый в мирное время; и жизнь и смерть этого госу­даря и его сына были таковы, что их сравнивали с самыми блестящими образцами старинных добродетелей.

Этот тяжелый удар смирил на очень короткое время наг­лость легионов. Они, по-видимому, терпеливо ожидали се­натского декрета касательно назначения нового императора и смиренно подчинились ему. Из уважения к памяти Деция императорское звание было возложено на его единственного оставшегося в живых сына Гостилиана; но точно такое же звание, только с более широкой властно, было возложено на Галла, который по своей опытности и дарованиям казался способным опекать молодого государя и устранить угрожав­шие империи опасности. Первой заботой нового императо­ра было освобождение иллирийских провинций от невыносимого угнетения со стороны победоносных готов. Он согласил­ся оставить в их руках плоды их побед - громадную добычу и, что было еще более унизительно, большое число пленни­ков, принадлежавших к числу самых достойных и самых знатных между его подданными. Он в изобилии снабдил их лагерь всем, что могло смягчить их гневное раздражение или способствовать их скорейшему отступлению; он даже обещал выплачивать им ежегодно большую сумму денег с тем усло­вием, чтобы они впредь никогда не опустошали римскую территорию своими набегами.